ДЕЛО ОБ ОГРАБЛЕНИИ ДЕНЕЖНОЙ ПОЧТЫ / или Экспроприации середины XIX века по-борисовски
Андрей ТИСЕЦКИЙ
«ДЕЛО об идентификации „РАВИЧА“» / Предистория
В редакции от 10 марта 2024 года.
Иллюстрация: сцена из истории Дикого Запада Америки — ограбление почтового дилижанса.
К последнему восстанию народов бывшей Речи Посполитой 1863-1864 гг. в Минском, Борисовском и Игуменском уездах/поветах Минской губернии Северо-западного края (согласно повстанческого административно-территориального деления — в Минском воеводстве) стали готовиться задолго до остальных регионов исторической Литвы — Беларуси, уже по окончании провальной для Российской Империи Крымской войны[1]. Объективно этому способствовала отмена в 1856 году ограничительных мер по содержанию в Виленской, Ковенской, Гродненской и Минской губерниях частными лицами оружия и продаже пороха, учреждённых российскими властями в 1848 году[2] в качестве превентивной меры против присоединения нашего народа к череде европейских революций 1846-1849гг., известных как «Весна народов»[3].
К тому же в мае того же 1856 года была торжественно объявлена амнистия тем, кто должен был по политическим причинам эмигрировать с территории Польши за границы Российской Империи. Условием для получения амнистии была подача на имя правительства личного заявления о дозволении вернуться на родину. Кроме того, к заявлению должно было быть приобщено признание своей вины и ошибок. Помилование, однако, не давало права эмигранту, который вернулся в границы России, занимать чиновничью должность. Чтобы получить её, амнистированный эмигрант должен был в течении трёх лет доказывать свою благонадёжноть.
В июле 1856 года амнистия была расширена на политических эмигрантов Литвы-Беларуси, Жмуди и Украины. Условия для амнистии оставались те же самые, что и для поляков. Следует отметить, что амнистией воспользовались не так уже и много эмигрантов. Так, с момента опубликования амнистии до марта 1857 года сюда вернулись только 43 человека, а до августа 1860-го — 353. При той большой численности эмигрантов, что насчитывалась тысячами, это совсем немного[4].
Через несколько месяцев, в сентябре 1856 года, была опубликованная амнистия для политических, высланных в Сибирь и другие «не столь отдалённые местности» Российской Империи. Условия для амнистии были те же самые, что и для политэмигрантов. Амнистия касалась высланных как из Польши, так и из Литвы-Беларуси и Жмуди. Количество использовавших эту амнистию неизвестно[5].
Правдоподобно, что значительная часть амнистированных политэмигрантов и ссыльных была далеко не искренняя в заявленном «раскаянии» и, вернулась на родину с целью продолжения политической и вооружённой борьбы с царизмом. При этом они могли легально/нелегально везти в своём багаже пистолеты, револьверы и охотничьи ружья для нового восстания.
Одним из таких амнистированных политэмигрантов был всемирно известный скульптор беларус Генрих Дмоховский — участник Ноябрьского восстания (1830-1831) и военной экспедиции Юзефа Заливского (1833)[6].
Рисованный портрет Генриха Дмаховского из варшавского издания «Tygodnik Ilustrowany», №87 от 13(25) мая 1861 г.
С началом Январского восстания Г.Дмаховский станет повстанческим комиссаром Дисненского повета. После организации отряда двинулся в сторону д.Кубличи и м.Докшицы, однако, в ходе начавшегося 30 апреля 1863г боя у д.Поречье Борисовского уезда, он был убит первым же выстрелом. Потеряв командира, инсургенты не смогли оказать действенного сопротивления и отошли мелкими отрядами в глубь леса [7]. Это по одним данным. По другим командир инсургентов участвовал в нескольких боях и погиб в указанном месте 26 мая. Похоронен на курганном могильнике около д.Бирули Докшицкого р-на Витебской обл. [8].
А вот другой пример — уже амнистированного политического ссыльного.
Юлиан Бакшанский (1824-1863) — революционер-демократ, ветеран освободительного движения, еще в 1847 году был сослан в Сибирь за написанное им пламенное, очень радикальное обращение «к Сморгонским крестьянам». В 1858 году он вернулся на родину не только не сломленным, а, наоборот, еще более закаленным в своей ненависти к царизму. В 1863-м году по призыву Виленского центра восстания вместе с К.Новаковским (псевдоним Свентальдич) организовал небольшой повстанческий отряд в Ошмянском уезде и перешел с ним в Виленский1. 21 марта в деревне Свечи на повстанцев напала рота Новоингерманляндского полка под командованием царского полковника. Несколько инсургентов, включая Бакшанского, погибли, отряд рассеялся. павшие в бою инсургенты похоронен на кладбище в деревне Плебань (Красненский сельсовет Молодечненского района). На старом памятнике были выбиты фамилии: Юлиан Бакшанский, Рафал Малишевский, Людвик Ямонт, Леопольд Баньковский[9].
Фото: памятник погибшим повстанцам на кладбище д.Плебань
В привязке к амнистиям 1856 года уместно вспомнить и Зыгмунта Сераковского (польск. Zygmunt Sierakowski)(1826-1863), который, будучи студентом Санкт-Петербургского университета, возглавил революционную организацию Союз литовской молодёжи (т.е. беларуской). В 1848 году был арестован и отправлен рядовым в Отдельный Оренбургский корпус, где познакомился с Т. Г. Шевченко, Б. Залесским и другими ссыльными военнослужащими линейных частей. 16 февраля 1856 года, после начала Парижского конгресса, привёдшего к подписанию мирного договора в Крымской войне, З.Сераковский был произведён в прапорщики (считай амнистирован) и направлен в 7-й батальон Брестского пехотного полка. В 1856 году возвратился в Санкт-Петербург, поступил в военную академию, которую блестяще окончил. Служил в департаменте Генерального штаба военного министерства, достигнув чина капитана. Занимался военно-уголовной статистикой. В 1859—1860 годах в Санкт-Петербурге под руководством Сераковского организован тайный кружок из офицеров-поляков (а также литвинов-беларусов), служивших в Генеральном штабе.
Фото: Зыгмунт Сераковский — офицер Генерального штаба Российской императорской армии.
В конце марта 1863 года, после начала Январского восстания, взял на службе отпуск за границу на 2 недели и выехал из Санкт-Петербурга в Северо-Западный край России, где стал одним из руководителей восстания. Провозгласил себя воеводой Литовским и Ковенским под псевдонимом Доленго.(Т.е. фактически являлся главным военным руководителем восстания на территории Литвы-беларуси и Жмуди). В короткое время собрал крупный отряд из 5 тысяч человек. 25 — 26 апреля 1863 года у Медейки отряд Сераковского в бою был разбит российскими войсками. Сам Сераковский был ранен пулей в грудь навылет и захвачен в плен. Повешен в 15 (27) июня 1863 года в Вильне на Лукишской площади[10].
Бывший руководитель департамента Провинций повстанческого Национального правительства в Польше в 1863 году Оскар Авейде в своих показаниях и записках царским следственным органам указывал на то обстоятельство, что:
«Литовцы (т.е. беларусы и жмудины — А.Т.), желая доставать скорее оружие, посылали деньги не нам, а своим заграничным агентам, Брониславу Залевскому, помещику Минской губернии, и Ахиллу Бонольди, бывшему членом Провинциального комитета. Эта мера вместо того, чтобы помочь затруднительному положению, ухудшила его: агенты до самого конца восстания не прислали в Литву ни одной штуки оружия. Мы, с нашей стороны, послали было один транспорт из нескольких сот ружей, но транспорт этот на дороге в Кенигсберге был задержан прусской полицией»[11].
Тем не менее, по его же, Авейде, сведениям, на время начала Январского восстания на территории Литвы-Беларуси «запас домашнего оружия был значителен»[12]. Что и не мудрено.
Так, в историческом романе Владимира Короткевича «Колосья под серпом твоим» можно найти эпизод, в котором по приказу пана Раубича в подвалах панского имения изготавливали для инсургентов порох и оружие. Это в действительности имело место на Игуменщине в имении будущего повстанческого комиссара Минского воеводства Болеслава Свенторжецкого Богушевичи[13].
После подавления восстания генерал-губернатор Северо-Западного края Муравьев (более известный как «Вешатель») лично распорядился сжечь родовую усадьбу Свенторжецких. От всего комплекса в Богушевичах осталась лишь неоготическая часовня-усыпальница, в которой, по легенде, повстанцы и хранили свое оружие.
гравюра Артура Гротгера «Куют косы»
По некоторым косвенным данным можно сделать вывод о том, что оружие для будущих повстанцев из Минска могло собираться и складироваться также в имениях Адама Ваньковичей в Слепянке Минского[14] и Людвика Слатвинского Рованичи — Игуменского уездов. Сами их владельцы это, естественно, не афишировали.
На время окончания Крымской войны в деревне Беличаны Игуменского уезда проживал у своей сестры бывший учитель Ляжинского духовного училища, студент семинарии Терентий Иванович Мицкевич, родной дядька по матери, казненного в 1863 году по приговору суда инсургентов отрядов С.Лясковского — Собека священника Богушевичской церкви Даниила Конопасевича[15]. Семинарист, проведав о приготовлении местной шляхты к мятежу, написал в Петербург анонимный донос. Проверку по нему проводили патриотически настроенные чиновники. В результате анонимщик был выявлен и стараниями местных магнатов препровожден в Суздальский монастырь. Дело же было закрыто за недоказанностью[16].
Согласно семейных преданий беларуского писателя Миколы Целеша (Телеша) в его родной деревне Заозерье нынешнего Белыничского района Могилёвской области, а на время рассматриваемых событий Эсьмонской волости Борисовского уезда Минской губернии, находился оружейный завод, как будто принадлежавший ещё его прадеду по отцовской линии графу (? — А.Т.) Базылю Целешу. Железо для производства добывали из болотной руды. В 1863 году заозерское оружие попало в руки повстанцев, боровшихся против российского самодержавия. Согласно легенды, в 1861 году Базыль Целеш познакомился с Зигмундом Сераковским, и через два года, с его подачи, возглавил восстание на Борисовщине(? — А.Т.). На заводе к тому времени успели даже отлить несколько лёгких пушек.
Карательно-экспедиционными войсками, направленными на подавление восстания, командовал генерал Гонецкий (но только в Ковенской, а не в Минской губернии — А.Т.). Его шпионы узнали, откуда у врагов взялось оружие. Ночью царские войска окружили Заозерье, от пушечных выстрелов загорелись завод, графская резиденция, хутора шляхты и окрестные хаты. Как рассказывал Миколе дед Ян (последнему в 1863-м было 12 лет), Базылю Целешу удалось выскочить из пылающей спальни.
Фото: генерал-майор Ганецкий Н.С.
Спасаясь от царской виселицы, он перебрался в Западную Европу, а затем — за океан, в Новый свет, как называли Америку. Там брался за любую работу, хотя и не забывал о своей «голубой» крови. Два его сына — Ян, Нестер — и дочь остались на родине, занимались хозяйством[17].
Во всей этой легенде, не подтверждаемой реальными историческими свидетельствами и документами, тем не менее есть одно рациональное зерно. Металлургический завод, выплавлявший местную болотную руду, действительно существовал в рассматриваемом регионе в 1850-1870-е гг. Но не в деревне Заозерье, а в местечке Черневка, буквально на пограничье с Игуменщиной, которая тогда входила в имение Борисовщизна Борисовского уезда. В 1857-м году его владелец Леон Радзивилл продал собственность великому князю Николаю Николаевичу (Старшему), который приходился родным братом российскому самодержцу Александру Второму. Вместе с имением был продан и завод. В 1863-1872 годах на нём производилась отливка чугуна, железа (пудлингового, полосового, шинного, круглого, квадратного). Производились машины, в том числе и паровые. В это время черневский металлургический завод стал одним из крупнейших не только в Беларуси, но и в Российской Империи[18].
Возможности отливки артиллерийских орудий и ядер к ним для борисовских повстанцев там действительно имелись. Поэтому вероятность того, что именно здесь была в тайне от властей произведена та самая небольшая пушка малого калибра, взятая потом царскими войсками в качестве трофея в деле у д.Подберезье[19], очень велика.
А вот средства на цели восстания, в том числе на закупку оружия за рубежом, в рассматриваемом регионе Минщины, как видится, добывались и весьма радикальным способом. А именно методом, который в начале XX века благодаря таким историческим личностям как Яков Джугашвили (он же Коба, он же Иосиф Сталин), или «Рыцарь Революции» «Железный» Феликс Дзержинский стал известен как экспроприации. Что качественно отличало идейных политических борцов прошлого от нынешних доморощенных «всенародно избранных» «штабных» грантососов.
Местоположение черневского чугуночно-литейного завода на военно-топографической карте Шуберта 1866-1904гг.
Ограбление денежной почты на Московском тракте
По воспоминаниям представителя российской администрации на беларуских землях мирового посредника Ивана Захарьина, в конце 1850-х годов в лесах Борисовского и Игуменского уездов скрывалась смелая шайка разбойников, которая на протяжении длительного времени совершала открытые дерзкие и безнаказанные нападения на тех, кто проезжал по местным дорогам[20], что делало рассматриваемый регион похожим на современный ему Дикий Запад Америки.
Согласно свидетельств И.Захарьина, атаманом шайки был как будто некий еврей, эдакий беларуский предшественник знаменитого уже в начале XX века одесского бандита Бени Крика, более известного как Мишка Япончик. Лично я, как исследователь, считаю, что настоящим атаманом был совсем другой человек, но к этому вопросу мы вернёмся несколько позже.
Поиски шайки были долгими и безрезультатными. Как свидетельствует И.Захарьин, однажды отряд инвалидных солдат из борисовской городской команды (в нынешнем понимании солдаты внутренних войск – Т.А.; на 1847 год команда состояла из 180 рядовых солдат при одном офицере[21]), сумел все же отыскать место ночлега разбойников, и попробовал захватить их. Однако последние были вооружены револьверами, стали отстреливаться, оказав яростное сопротивление, вынудив служивых отступить. После чего без проблем скрылись.
Ремарка
Надо думать, что большой ретивости эти солдаты в поимке разбойников и не проявляли. Об этом можно судить по такому факту. Когда весной 1863 года группа повстанцев из числа минских разночинцев и гимназистов под началом Василя Конопацкого двигалась в игуменские леса, то возле м.Смолевичи (которые тогда находились в Борисовском уезде) столкнулись с пешим отрядом солдат-инвалидов, которые направлялись в Минск. Они не только не думали вредить повстанцам, но и предупредили их, что в местечке находятся казаки и войска[22]. Видимо это были те самые местные солдаты из борисовской инвалидной команды. Поэтому допускаю, что и перестрелка их с шайкой разбойников могла на самом деле и не иметь место, а выдумана служивыми для своего начальства.
Иллюстрация: солдаты Российской Императорской армии времен Крымской войны (1853-1856)
В скором времени после этого разбойниками была ограблена денежная почта (которую тогда перевозили специальные почтовые кареты или дилижансы, в современном понимании – транспорт службы инкассации – А.Т.), следовавшая из Минска, что, наконец, заставило местные власти принять самые решительные меры по ликвидации шайки.
Из Минского гарнизона были высланы две роты солдат, которые при прочесывания лесных массивов, смогли её отыскать. В ходе завязавшегося боя большинство разбойников, отбивавшихся очень отчаянно, были убиты на месте, остальные были ранены и взяты в плен. И только двум-трем из них, вместе с атаманом, удалось скрыться.
Их долго и безрезультатно искали по лесам и местечкам Минской губернии. В конце концов, за голову лихого атамана власти назначили награду в 500 рублей (огромные по тем временам для простых людей деньги[23]!), однако и этот ход не дал никакого результата, поэтому было решено, что он убежал за границу.
Шайка практически во всех городах и местечках вокруг Борисовского уезда имела своих людей. В самом Борисове таким человеком был еврей Носан. Как пишет в своих воспоминаниях И.Захарьин, осенней ночью, через два месяца после её разгрома, бывший атаман пришел к нему и попросил на несколько дней пристанища. Он показал Носану шкатулку, полную денег и золотых украшений. Той же ночью они направились за Березину и в лесу за т.н.Батареями спрятали эти сокровища. Носан дал клятву, что в том случае, если атаман будет пойман, эти драгоценности он передаст его жене и детям, которые жили где-то под Пинском. После этого они вернулись в Борисов, где разбойник был спрятан в погребе Носана.
Последний свою клятву держал не долго. Той же ночью он вернулся в лес и перепрятал клад в другое место. После этого он сразу же отправился к полицейскому исправнику, которому рассказал, что у него прячется какая-то неизвестная личность.
Атаман был схвачен и военным судом приговорен к 12 прогонам через строй из тысячи солдат с палками. После этой экзекуции прожил он не долго.
В то время, когда еще шло следствие, атаман догадался о предательстве Носана и дал показания об его связи с ним, и о кладе, который был закопан в лесу. Шкатулку, конечно, не нашли – в том месте, где он был зарыт, оказалась только свежевырытая яма, однако Носан все же был привлечен к суду. Минская уголовная палата «оставила его в сильном подозрении»; но община борисовских евреев составила «приговор» о нежелании своем принять его к себе и ходатайствовала о выселении его в Сибирь. Но, как пишет И.Захарьин, благодаря своей ловкости, а может и содержимому «шкатулки атамана», «приговор» этот был найден незаконным, и неправильно составленным. В результате, Носан вновь явился на жительство в Борисов.
После возвращения, он открыл кузницу и стал вести скромную жизнь. С местной еврейской общиной избегал всяких контактов. Остальные городские евреи к нему относились таким же образом. В скором времени началось восстание. Носан использовал его, чтобы отомстить тем, кто домогался его ссылки в Сибирь. На всех, кто хоть каким-либо образом поддерживал повстанцев, или был с ними связан, он писал доносы властям, чем навел страх на многих жителей города [24].
Не исключено, что именно в результате такого доноса 2 апреля 1863 года был отстранён от управления Борисовской почтовой конторой и уволен в отставку почтмейстер коллежский асессор Януарий Чернявский, уличенный в сочувствии к политическому движению, развернувшемуся в крае[25]. По моей аргументированной версии, он мог быть причастен, как информатор, в деле об ограблении денежной почты. По этой же версии, ограбление это имело не общеуголовный, а политических характер, и было связано с добыванием денег на будущее восстание. И на то у меня есть веские основания.
Дорога из Минска на Борисов (часть тогдашнего т.н. Екатерининского шляха/Московского тракта), где, согласно воспоминаний И.Захарьина, судя по всему и была ограблена денежная почта, проходила рядом с имением землевладельцев Свид(ов) Упиревичи. Согласно свидетельств местных старожилов, в те времена тут останавливались на отдых, мылись в бане, обстирывались и кормились войсковые команды. За это помещик получал деньги. Т.е. тут фактически находилась почтовая станция/постоялый двор.
Упиревичи на карте Борисовского уезда Минской губернии 1847 года.
А одной из основных обязанностей будущих гражданских начальников восстания на Минщине кузенов Яна (Яся) и Болеслава Свид(ов)[26], был сбор средств для него.
Фото: Ян(Ясь) Свида — гражданский начальник восстания в Борисовском уезде
Фото: Болеслав Свида. В 1863 г. был помощником Гектора Лапицкого, повстанческого воеводы Минска. В подчинении Болеслава Свиды были Пинский, Речицкий и Мозырский уезды.
В тоже самое время со стороны Минска уже в Минском уезде по обе стороны шляха находились имения Слепянка и Комаровка землевладельцев Ваньковичей.
Иллюстрация: усадьба Ваньковичей в Большой Слепянке. Чеслав Монюшко, 1830 год.
Как известно, трое сыновей знаменитого беларуского живописца Валентия Ваньковича приняли самое деятельное участие в восстании 1863-го года. Ян-Эдвард был организатором и командиром отряда инсургентов в Брестском уезде. Адам являлся владельцем имения Слепянка и гражданским начальником восстания в Минском уезде, Казимир сражался в объединенном отряде инсургентов Минского воеводства С.Лясковского на Игуменьщине.
Последний, до восстания, как и его старший брат Адам, жил в Минске, где также принадлежал к тайной организации. 26 или 28 мая 1863 года он возглавил группу повстанцев приблизительно из 70 человек, которая в этот день вышла из Минска и 3 или 4 июня соединилась с отрядом Станислава Лясковского в Игуменском уезде[27].
Как пишет в своём историческом очерке «Z krwawych dni: epizod z powstania 1863 r. w Mińskiem opowiedziany, przez *S» («З крывавых дзён: эпізод з паўстання 1863 г. у Мінскім ваяводстве, расказаны *S»), 1 мая 1863 года группа повстанцев из Минска в количестве 53 человек, собравшаяся в районе золотогорского кладбища, во главе со своим командиром Василём Конопацким пошла в лес, который входил в имение Слепянка (в районе дражни?-А.Т.), где нашла подготовленный для неё воз с продовольствием и оружием, состоявшим из ружей, пистолетов и сабель. Командир сразу же поделил их между повстанцами, а также раздав каждому по десять зарядов.
»Затем Конопацкий, который знал, что в Слепянке у помещика имеется 8 «дубальтовак». решил забрать их. Вся группа, идущая по двое в шеренге, направилась к имению. тут навстречу вышел официалист (мелкий чиновник — А.Т.) Булгак, поприветствовавший руганью и угрозами, однако вскоре подошёл сам владелец имения и узнав о намерении повстанцев. сказал:
— Добра, панове, отдам вам оружие, однако сначала вы должны выдать мне расписку на неё.
Выполнив поставленное условие, группа с новым запасом оружия двинулась около восьми часов вечера дальше по Московскому тракту"[28].
Фото: Адам Ванькович
Видится правдоподобным, что воз продовольствия и нелегального оружия для инсургентов из группы Конопацкого был организован Адамом Ваньковичем. А театральное представление со стороны встречавшего инсургентов «руганью и угрозами» Булгака, и расписка Ваньковичу за 8 легально хранившихся в имении Слепянка охотничьих ружей, «забранных силой» были заранее оговоренными мерами должной конспирации. О чём со стороны новоявленных инсургентов знал только их командир.
В своих показаниях, данных 8 июля 1863 года в Минской следственной комиссии об обстоятельствах выхода из Минска и пребывании в отрядах Ваньковича («Леливы») и Лясковского («Собка»), минчанин-повстанец Александр Фадеев Демидович в частности свидетельствует следующее:
«На третий день Троицкого дня ( 28 мая н.ст.) я пошёл утром в костел, где встретил (канцеляриста) Михновича, который сказал мне, что сего дня нужно выходить и собираться за Дражею. Я тотчас вышел из костёла и пошёл, как было сказано. Вскоре, как я вышел за город, меня нагнал Михнович, с которым мы пришли на сборное место, вёрст 10 от города. Здесь было уже собравшихся около 40 человек, здесь нас поставили в шеренги и затем мы пошли за Леливою, который был нашим начальником. Шли мы 7 дней, по местностям, мне не знакомым, большей частью лесом. и в это время продовольствие получали чрез посланных из шайки, которое неизвестно где оное доставали.
На сборном пункте оружие имели весьма немногие, но ружья доставлялись человеком, мне не знакомым, во время нашего следования к шайке Свенторжецкого. На восьмой день присоединились к ней.
Начальником всей этой шайки был Собек, который, как мне говорили, был офицер русских войск»[29].
Дражня на карте конца 1896 года.
Но вернёмся к револьверной теме.
Характерно, что борисовская «шайка» конца 1850-х гг. была вооружена самым современным на то время образцом стрелкового оружия – револьверами, которые соловьи-разбойники из бывших крестьян того времени навряд ли вообще когда-либо в глаза видели.
Для понимания, 4,2 – линейные револьверы «Смит-Вессон» американского производства на вооружение Российской Императорской Армии официально были приняты только в 1871г.[30]!
Фото: револьверы 1850-х гг.
Интересно, что даже в период восстания количество револьверов у инсургентов было мизерным.
Так, в своих отношениях №207 и 208 от 18 февраля 1863г. российский комиссар по пограничным делам с Пруссией генерал-майор А.И.Кох докладывал Виленскому военному губернатору генерал-лейтенанту В.И.Назимову и директору департамента внешней торговли генерал-лейтенанту М.В.Пашкову о полученных сведениях из Кенигсберга, откуда в Беларусь шла львиная доля контрабанды, в том числе и том, что прусские купцы берут за оружие тройную цену. «За револьвер, стоящий не дороже 13 талеров платят 36»[31].
А чинами Калишской бригады Пограничной стражи, например, в 1863 году было произведено следующее количество задержаний военной контрабанды. Штуцеров: английских — 151, бельгийских – 20, французских – 5, новой конструкции – 60 единиц. Карабинов кавалерийских – 49, ружей пехотных – 111, ружей кавалерийских – 52, драгунских ружей – 58, бельгийских нарезных ружей – 20, двуствольных ружей – 15, ружей с широкими ножами 43. Револьверов и пистолетов (внимание!) – 19, сабель кавалерийских – 182, пик – 113, кинжалов и ножей – 37, кос – 419. Пуль ружейных – 2000 штук, патронов – 630 штук и 1 мешок, капсюлей 15600, форм для литья пуль – 51, свинца – 57 пудов, пороха – 50 пудов, а также другого военного снаряжения[32].
На этом общем фоне конфискованного оружия, можно судить, что процент револьверов в сравнение с остальным контрабандным оружием, предназначавшимся для повстанцев, был ничтожно малым.
Об этом, например, можно судить и по показаниям повстанца Витольда Гейштора в Минской следственной комиссии о подготовке к восстанию и действиях отряда Антония Трусова (о последнем речь пойдет речь ниже).
»Вооружены были по искусству в стрельбе, кто искуснее стрелял — тот получил дубельтовку и пистолет, а некоторым [давали] и револьверы. Мне же досталось ружье одноствольное, которое и теперь имеется в комиссии, в ясеновой оправе, и какой-то пистолет старый скалковый, который служил более для формы, как для надобности"[33].
Хотя не исключено, что револьверы разбойников могли относиться и к числу личных трофеев российских офицеров, или отслуживших свое солдат — ветеранов Крымской войны, из числа уроженцев Борисовщины и Игуменщины.
Например, известно, что в этой войне участвовали братья Лясковские – Игнатий и Иосиф Викентьевичи. Первый являлся видным повстанческим командиром в Ковенской губ. Второй в восстании не участвовал (по крайней мере явно). В 1893 г. он стал командиром Восточно-Сибирской артиллерийской бригады.
Третий, самый младший брат, Станислав (Собек) являлся командиром объединенных повстанческих отрядов Минской губернии на территории Игуменского уезда[34].
фото: группа членов петербургской военно-революционной организации.Сидит в центре Я. Домбровский, стоят минчане — первый справа В. Миладовский, второй — С. Лясковский, третий — В. Каплинский
Следующим доводом в пользу версии о политическом характере «шайки», которая действовала и в Борисовском, и в Игуменском уездах, является то, что ее «атаман» был судим не уголовным, а военным судом.
К тому же информацию о том, что содержимое шкатулки с ценностями предназначалось для его семьи, И.Захарьин явно получил от третьих лиц, и, следовательно, к ней следует относиться с большой долей осторожности.
Опять же, известно, что отец одного из будущих организаторов и руководителей восстания на Минщине (Минской повстанческой организации) Антония (Антона, Антуана) Трусова, Даниил Иванович, в 1850-е гг. служил почтальоном борисовской почтовой конторы[35], а сам революционер в 1856 году подал прошение об увольнении «по семейным обстоятельствам» из Московского университета, студентом которого он тогда являлся[36].
Фото: крайний справа в первом ряду в крестьянской свитке и валёной шапкой- магеркой в руке сидит Антоний Трусов.
Знаменательно, что это произошло сразу после поражения России в Крымской войне, с началом подготовки к освободительному восстанию на землях бывшей Речи Посполитой. Учебу в университете А.Трусов возобновил только в 1860-м[37], а чем конкретно занимался четыре года, исследователям доподлинно установить не удалось.
Безусловно только то, что в этот период он находился на родине. И именно в это время под Борисовом действовала неуловимая разбойничья шайка, пиком деятельности которой стало ограбление денежной почты из Минска. Сама собой напрашивается версия причастности Антония Трусова к данным событиям, тем более что 20 мая 1863 года бывший инсургент повстанческого Витольд Антонович Гейштор в своих показаниях Минской следственной комиссии о подготовке к восстанию и действиях отряда А.Трусова свидетельствовал, что:
"… оружие и амуницию, мне сказал Трусов будут даны на пункте, т.к. я не мог у себя дома ничего приготовить, потому что не желал, чтобы знали о том моя жена и мать. Где же Трусов доставал оружие и каким путём перевез на пункт, — мне не известно"[38].
И, тем не менее, результаты данного исследования проливают на это свет.
К прошению антуана Трусова на возобновление учёбы в университет было приложено" удостоверение о бедности", которое давало право на освобождение от платы за обучение[39]. Из этого обстоятельства можно сделать вывод о том, что экспроприированные на цели восстания и революции деньги пошли по назначению, а не на личные нужды экспроприаторов, что характеризует их как идейных борцов с царским самодержавием.
Тем более, что имеются и другие (помимо В.Гейштора) свидетельства того, что вооружением минских повстанцев непосредственно занимался Антуан Трусов.
Из показаний в 1864 году в Минской следственной комиссии бывшего инсургента Александра Држневича, 24 лет, бывшего студента Московского университета, который знал Трусова еще по гимназии. Држневич служил помощником столоначальника в Минской палате гражданского суда и еще в 1861 году был арестован царскими властями за участие в пении революционно-патриотического гимна:
«18 прошлого апреля, утром, — рассказал Држневич в следственной комиссии, — запрошен я был на улице одним из жителей г. Минска Антоном Трусовым, принимаю ли я участие в восстании. Я ответил: „Да“. — »Так будь готов в любое время, — сказал он, — возможно, и завтра придется нам покинуть Минск". — «Я готов, — сказал ему, — одежда, белье, сапоги мою». — «При вышеозначенном разговоре с Трусовым, — продолжал повстанец, — я заметил, что не имею никакого оружия». — «Не беспокойся, — сказал он, — ружье будет, а только выходи»[40].
Toe же самое сообщил и минский канцелярист Доминик Жуковский:
»Трусов встретил меня на улице, спросил, пойду ли я, и когда я ему ответил, что, возможно, и пойду, то сказал мне, чтобы я шел с ним и что о времени выхода мне скажет и все нужное, как: оружие, порох и пули — сам достанет. На то я согласился»[41].
А вот показания бывшего инсургента Тита Красовского, 20 лет, ученика землемерно-таксаторских классов при минской гимназии:
«До выхода партий из Минска 19 апреля… знакомый мне Вержбицкий, который организовывал для мятежнических партий инсургентов, пригласив меня участвовать, поручил собранную им партию из 50 человек принять в мое распоряжение, вывесить ли ее в Волмянские леса и присоединить там к Трусову. 19 числа по распоряжению Вержбицкого всем сообщили явиться за три мили от города в лес на место, называемое Курганом, куда перед вечером все собрались. Оружие большей частью было вы везено на подводах, а многие вышли вооруженными… „[42]
Да, совпадение, или нет, но в 1856 году, когда студент Антоний Трусов “уволился» из Московского уни верситета «по семейным обстоятельствам», туда, на тот же медицинский факультет, поступил на учёбу будущий военный начальник Январского восстания ва Ковенской губернии Болеслав Длуский, который ещё гимназистом был сослан в солдаты на Кавказ и там дослужился до капитана. Во время Крымской войны, уже демобилизовавшись, он сформировал в 1855 году на прусской границе отряд, рассчитывая, что в России начнется революция. Однако революция не началась и отряд пришлось распустить[43].
Фото: Болеслав Длуский
Напрашивается очевидная мысль о том, что Трусов мог перехватить «Знамя Революции» из рук Длуского, а и снова собрать под ним некоторых бойцов расформированного повстанческого отряда, ставшего костяком борисовской «шайки» конца 1850-х гг.
Примечательно, что на том же самым медицинском факультете Московского университета примерно в то же самое время, что и Длусский с Трусовым обучался и одногодок последнего 91835 г.р.) будущий повстанческий гражданский начальник Борисовского уезда Ян Свида[44]
Ремарка
Из воспоминаний Сергея Супроновича Протько, 1923 г.р., отца известного беларуского общественного деятеля и кандидата философских наук Татьяны Сергеевны Протько (пер. с бел. мой — А.Т.):
«Дедову мать звали Гануся. Она была католичкой. Жила в фольварке Убель, что за Смиловичами (тогда на территории Игуменского уезда, а теперь Червеньского района — А.Т.). Попала туда не по своей воле…
Дед Гануси был довольно зажиточным… шляхтичем. Имел даже военный чин капрала, чем очень гордился. Воевал на стороне французов в армии Наполеона и погиб где-то под Смоленском, оставив после себя сына Тадеуша.
Судьба сына один в один повторилась с отцовской судьбой. Такая же безвестная смерть среди бунтарей. Его убили жандармы, т.к. был связан с какой-то шайкой повстанцев. В то время таких шаек по лесам бродило много. Одни сражались за освобождение Родины от гнета России, другие палили панские имения, третьи, под видом повстанцев, грабили местное население… Ганусе не было и пяти лет, когда вместе с матерью попала в фольварок Убель, который принадлежал Монюшке, дальнему родственнику по материнской линии. Рассказывают, что это был отец известного… композитора Станислава Монюшки...[45].
Так вот, не исключено, что Тадеуш как раз и был членом „шайки экспроприаторов“, а погиб при ее ликвидации. Если, конечно, это не произошло значительно раньше, и не было связано с делами Ноябрьского восстания 1830-1831 гг.
А вот Носан, судя по всему, был штатным агентом полиции, или жандармерии. И именно с его помощью царские власти смогли дважды установить местонахождение «разбойников». Поэтому содержимое шкатулки «атамана» в факте избежания им, Носаном, наказания за связь с ними, судя по всему, не играла той роли, которую ей отвел в своих воспоминаниях И.Захарьин.
Да… Как следует из его свидетельств, двум — трём членам «шайки» вместе с «атаманом» удалось таки скрыться с места последней стычки с войсками. Одним из них, как видится, был Антоний Трусов. Ещё одним, по версии И.Захарьина, еврей из-под Пинска. Я же считаю, что «атаманом» его сделали сами борисовские власти. Вернее назначили, за невозможностью поймать настоящего, так и не раскрытого ими главаря, чтобы быстрей закрыть дело, отчитаться перед вышестоящим начальством и не слететь со своих насиженных чиновничьих мест, за проявленную в данном вопросе беспомощность…
А «пинский еврей» этот на самом деле мог быть вовсе и не евреем!..
На эту мысль меня натолкнули архивные показания пленённого инсургента Александра Подолецкого, данные им 8 июля 1863 года Минской следственной комиссии о формировании и действии повстанческого отряда С.Лясковского. В них он указывает, что: «… был в шайке шпион, разъезжавший по окрестностям и доставлявший сведения, притворяющийся евреем и умеющий говорить по-еврейски, ученик университета Озембловский (Игнатий[46]), имеющий собственный фольварок в околице Оржешковичах (Пуховичской волости Игуменского уезда — А.Т.)…»[47].
А что если это одно и тоже лицо?! А вдруг этому, возможно такому же, как и Антуан Трусов «вечному студенту» просто устроили «крестины» с другим заключённым под стражу не местным евреем (из-под Пинска?), и под солдатские шпицрутены попал совершенно непричастный к эксам человек?!
На эту мысль меня навела история, изложенная знаменитым писателем Валентином Пикулем в историческом романе «Каторга», где такие «крестины с причиндалами» провернул попавший на сахалинскую каторгу международный авантюрист и экспроприатор Полынов.
И если эта моя версия верна, то Игнатий Озембловский через непродолжительное время после своего ареста очутился на свободе, так и не быв раскрыт царскими властями, и принял потом деятельное участие в событиях 1863-го года.
Согласно моей аргументированной версии, настоящим, а не подставным, атаманом шайки экспроприаторов мог быть игуменский шляхтич Ксаверий Астровский, потомственный инсургент (сын Павла Астровского – командира местного борисовско-игуменского отряда повстанцев в т.н. Ноябрьском восстании 1830-1831 гг.[48]), который, вероятно, стал потом последним полевым командиром Январского восстания 1863-1864 гг. на территории исторической Литвы-Беларуси.
Фото: Ксаверий Астровский на предполагаемой части документа — «охранной грамоты», выписанной ему старостой игуменским польской оккупационной администрацией в 1919-1920гг. как ветерану Январского восстания.
А может даже и последним на землях нашей Синеокой его диктатором «Равичем», так и не раскрытым царскими властями!
Но об этом (как и о возможной роли в подготовке и руководстве восстанием владельца имения Рованичи Людвика Слатвинского) будет в продолжении моей исследовательской работы –
«ЛЕГЕНДА О «ГРИШЕ-РАЗБОЙНИКЕ»/ или Кто же он, последний диктатор восстания «РАВИЧ»?» — Your text to link...
P.S.
В 1862/63 гг. русская революционная газета «Колокол» напечатала ряд заметок под названием «Из Минской губернии». Автор наблюдал в Борисове неподчинение жителей города распоряжениям полиции, факты открытого осуждения царизма. Он рассказал про боевое настроение местных жителей, о том, как прячут ружья в ожидании «заморского Гарибальди», который — верят они — скоро придёт и даст им волю[49]…
Такой:
Или даже такой:
Однако роль итальянского национального героя, на финальной стадии всыпхнувшего вскоре и терпящего поражения Январского восстания, на территории исторической Литвы-Беларуси пришлось примерить на себе уроженцу Минщины...
Ссылки:
[1]Минская Старина, М., 1909. С.127-128; Памяць. Бярэзiнскi раен. Мн. «Беларусь». 2004. С.75.
[2]Белоруссия в эпоху феодализма: сборник документов и материалов: [в 4 т.] / Академия наук БССР, Институт истории, Архивное управление МВД БССР. Т. 4: Социально-политическая история и культура Белоруссии первой половины XIX в. Отечественная война 1812 г. / [составители: В. В. Чепко, В. В. Шатилло. Мн. Изд. «Наука и техника», 1979. С.141; Революционный подъем в Литве и Белоруссии в 1861-1862 гг / Акад. наук СССР, Ин-т славяноведения, Гл. архив. упр. СССР. М.: Наука», 1964. С.526-528.
[3]https://ru.wikipedia.org/wiki/Революции_1848—1849_годов.
[4]Усевалад Ігнатоўскі. 1863 год на Беларусі /Нарыс падзей. Беларуская Акадэмiя Навук, Iнстытут Гiстарычных Навук, Менск. 1930г. С.27.
[5]Та мже; ru.wikipedia.org/wiki/Список_амнистий_в_России#1856_год.
[6]https://ru.wikipedia.org/wiki/Дмоховский,_Генрих; www.bilp.uw.edu.pl/ti/1861/foto/n189.htm.
[7]НИАБ. Ф.295. Оп.1.Д.1527. Л.67.
[8]https://bramaby.com/ls/blog/history/5512.html.
[9]Г. В. Кісялёў. На пераломе дзвюх эпох/Паўстанне 1863 года на Міншчыне. Мн.«Полымя»1990 -http://kalinouski.arkushy.by/library/kisialiou_npdze/kisialiou_npdze.htm.
[10]«ЗА НАШУ И ВАШУ СВОБОДУ». Герои 1863 года| Составитель В. А. Дьяков. М. ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ «МОЛОДАЯ ГBAPДИЯ», 1964. — flibusta.club/b/481451/read#t3; ru.wikipedia.org/wiki/Сераковский,_Зыгмунт.
[11]Показания и записки о польском восстании 1863 года Оскара Авейде. М. Издательство Академии Наук СССР. 1961г. С.543.
[12]Там же.
[13]Самцэвіч В. Эканамічна-культурнае становішча мястэчка Багушэвічы // Наш край. – 1927 – № 3. С.31; Прыбыткiн. П. Паплечнiк Кастуся Калiноускага. Книга «Памяць. Брярэзiнскi раён» Мн. Изд. «Беларусь», 2004. С.76, 77; Священник Гордей Щеглов. Год 1863. забытые страницы. Мн. Изд. Врата. 2013. С.84.
[14]Янка Лучына. З крывавых дзен/ Эпiзод з паустання 1863 года на Мiншчыне/ Зборнiк: творы /вершы, нарысы, пераклады, лiсты/, Мн., «Мастацкая Лiтаратура», 1988, С.153-154; bramaby.com/ls/blog/history/4011.html
[15]https://bramaby.com/ls/blog/history/8405.html.
[16]Мнская Старина, М., 1909. С.127-128.
[17]Алесь Пашкевич. Летописец из Заозерья /Судьба и творчество Миколы Целеша/ Неман. №4, 2001 С.221-222.
[18]Г.Мазiн, М.Борцiч. Гiсторыя забытага завода. Памяць: Барысаў. Барысаўскі раён. Мн. Изд. Беларуская Энцыклапедыя, 1997. С.118-120; Мiхась Мацельскi. Мястэчка, якое так i не стала горадам. Гоман Барысаўшчыны. №9(54), 2003г. С.8-9.
[19]Андрей Тисецкий. Бой повстанцев 1863 года у д.Подберзье Борисовского повета в свете новых исторических фактов — bramaby.com/ls/blog/history/5512.html;
Андрей Тисецкий. ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЫ СВИДЫ/ Тайны инсургентов — bramaby.com/ls/blog/history/5609.html.
[20]Захарьин И. Воспоминания о службе в Белоруссии 1864-1870 (Из записок мирового посредника). Исторический Вестник.1884. Т.15, С.558.
[21]тышкевич Е.П. Описание Борисовского уезда /историческая часть/ г.Борисов, 2008г., С.27.
[22]Янка Лучына. З крывавых дзен. С.155.
[23]http://statehistory.ru/3506/TSeny-iz-memuarov-russkikh-krestyan-18-19-vv/.
[24]Захарьин И. Там же стр.558-560.
[25]НИАБ. Ф.295. Оп.1. Д.1527. Л.65.
[26]Андрей Тисецкий. ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЫ СВИДЫ/ Тайны инсургентов -https://bramaby.com/ls/blog/history/5609.html.
[27]ЗАГАДКА СМЕРТИ ЮЗЕФА ВАНЬКОВИЧА /или Кто же он, таинственный игуменский инсургент Лелива? — bramaby.com/ls/blog/history/4011.html.
[28]Янка Лучына. З крывавых дзен/ Эпiзод з паустання 1863 года на Мiншчыне. Там же. С.153-154;
[29]Восстание в Литве и Белоруссии 1863―1864 гг. Материалы и документы / [текст подготовили: Л. Аржаева [и др.]. Москва — Wrocław: Наука, 1965. С.434.
[30]Федосеев С.П. Пистолеты и револьверы в России/ Электронная библиотека BookFinder/.
[31]ГА РФ. Ф.1743. Оп.1. Д.15. Л.20-24об.; Симаков Г.Н., Бородкина Н.А. Военная и политическая контрабанда в Царстве Польском и Литве в конце 1850-х – начале 1860—годов. Русский Сборник /исследования по истории России/ Т.XV/ Польское восстание 1863 года/ М. Изд. Модест Колеров. 2013 (в электронном варианте сборник размещен на интернет-портале Западная Русь).
[32]Чернушкевич М.П. Материалы к истории Пограничной стражи. Ч.2. Служба пограничной стражи в военное время. Вып.2. СПб., 1909, С.107.
[33]Революционный подъем в Литве и Белоруссии в 1861-1862 гг / Акад. наук СССР, Ин-т славяноведения, Гл. архив. упр. СССР. М.: Наука, 1964. С.555.
[34]Бригадин П.И., Лукашевич А.М. Мятежный корпус: из истории Александровского Брестского кадетского корпуса (1842-1863). Мн. ГИУСТ БГУ. 2007. С.164-165.
[35]Генадзь Кісялёў. Беларускi рэвалюцыянер Антон Трусаў. Сб. «Сейбіты вечнага». Мн. Дзяржаўнае выдавецтва БССР Рэдакцыя мастацкай літаратуры, 1963. С.196; Вiтаўт Чаропка. Выкананы абавязак Антона Трусава. Запiсы таварыства аматараў беларускай гiсторыi iмя Вацлава Ластоускага. 1863. Шляхецкае паустанне цi народжаная рэвалюцыя? Выпуск 3. Рыга. Iнстытут беларускай гiсторыi i культуры. 2014, С.85.
[36]Генадзь Кісялёў.Там же. Вiтаўт Чаропка. Там же.С.86,87.
[37]Там же.
[38]Революционный подъем в Литве и Белоруссии в 1861-1862 гг. С.554.
[39]Генадзь Кісялёў. Там же. С.209-210.
[40]Там же. С.210.
[41]Там же. С.211-212.
[42]Там же. С.196.
[43]Иосафат Огрызко и петербургский революционный ржонд в деле последнего мятежа / Сост. чл. Вилен. особой следств. по полит. делам комис., 3 арт. бригады штабс-кап. Н.В. Гогель. — 2-е изд., знач. доп. — Вильна: тип. Вилен. губ. правл., 1867. С.16; en.wikipedia.org/wiki/Bolesław_Roman_Dłuski.
[44]Мацельскі М. Барысаўшчына ад найстаражытных часоў да сучаснасці. / Гоман Барысаўшчыны, -2002 –No 2.-С.10.
[45]Процька С.С. Мае каранi. Мiнск, 2003. С.16.
[46]Восстание в Литве и Белоруссии 1863―1864 гг. Материалы и документы / [текст подготовили: Л. Аржаева [и др.]. Москва — Wrocław: Наука, 1965. С.568.
[47]Там же. С.431.
[48]Андрей Тисецкий. НЕВЫДУМАННАЯ ИСТОРИЯ «РАЗБОЙНИКА ДУБРОВСКОГО» / Из жизнеописания одного беларуского шляхецкого рода — bramaby.com/ls/blog/history/4114.html.
[49]Памяць. Барысаў. Барысаўскі раён. Мн. «Беларуская энцыклапедыя». 1997. С.97.
26 июня 2023г.
«ДЕЛО об идентификации „РАВИЧА“» / Предистория
В редакции от 10 марта 2024 года.
Иллюстрация: сцена из истории Дикого Запада Америки — ограбление почтового дилижанса.
К последнему восстанию народов бывшей Речи Посполитой 1863-1864 гг. в Минском, Борисовском и Игуменском уездах/поветах Минской губернии Северо-западного края (согласно повстанческого административно-территориального деления — в Минском воеводстве) стали готовиться задолго до остальных регионов исторической Литвы — Беларуси, уже по окончании провальной для Российской Империи Крымской войны[1]. Объективно этому способствовала отмена в 1856 году ограничительных мер по содержанию в Виленской, Ковенской, Гродненской и Минской губерниях частными лицами оружия и продаже пороха, учреждённых российскими властями в 1848 году[2] в качестве превентивной меры против присоединения нашего народа к череде европейских революций 1846-1849гг., известных как «Весна народов»[3].
К тому же в мае того же 1856 года была торжественно объявлена амнистия тем, кто должен был по политическим причинам эмигрировать с территории Польши за границы Российской Империи. Условием для получения амнистии была подача на имя правительства личного заявления о дозволении вернуться на родину. Кроме того, к заявлению должно было быть приобщено признание своей вины и ошибок. Помилование, однако, не давало права эмигранту, который вернулся в границы России, занимать чиновничью должность. Чтобы получить её, амнистированный эмигрант должен был в течении трёх лет доказывать свою благонадёжноть.
В июле 1856 года амнистия была расширена на политических эмигрантов Литвы-Беларуси, Жмуди и Украины. Условия для амнистии оставались те же самые, что и для поляков. Следует отметить, что амнистией воспользовались не так уже и много эмигрантов. Так, с момента опубликования амнистии до марта 1857 года сюда вернулись только 43 человека, а до августа 1860-го — 353. При той большой численности эмигрантов, что насчитывалась тысячами, это совсем немного[4].
Через несколько месяцев, в сентябре 1856 года, была опубликованная амнистия для политических, высланных в Сибирь и другие «не столь отдалённые местности» Российской Империи. Условия для амнистии были те же самые, что и для политэмигрантов. Амнистия касалась высланных как из Польши, так и из Литвы-Беларуси и Жмуди. Количество использовавших эту амнистию неизвестно[5].
Правдоподобно, что значительная часть амнистированных политэмигрантов и ссыльных была далеко не искренняя в заявленном «раскаянии» и, вернулась на родину с целью продолжения политической и вооружённой борьбы с царизмом. При этом они могли легально/нелегально везти в своём багаже пистолеты, револьверы и охотничьи ружья для нового восстания.
Одним из таких амнистированных политэмигрантов был всемирно известный скульптор беларус Генрих Дмоховский — участник Ноябрьского восстания (1830-1831) и военной экспедиции Юзефа Заливского (1833)[6].
Рисованный портрет Генриха Дмаховского из варшавского издания «Tygodnik Ilustrowany», №87 от 13(25) мая 1861 г.
С началом Январского восстания Г.Дмаховский станет повстанческим комиссаром Дисненского повета. После организации отряда двинулся в сторону д.Кубличи и м.Докшицы, однако, в ходе начавшегося 30 апреля 1863г боя у д.Поречье Борисовского уезда, он был убит первым же выстрелом. Потеряв командира, инсургенты не смогли оказать действенного сопротивления и отошли мелкими отрядами в глубь леса [7]. Это по одним данным. По другим командир инсургентов участвовал в нескольких боях и погиб в указанном месте 26 мая. Похоронен на курганном могильнике около д.Бирули Докшицкого р-на Витебской обл. [8].
А вот другой пример — уже амнистированного политического ссыльного.
Юлиан Бакшанский (1824-1863) — революционер-демократ, ветеран освободительного движения, еще в 1847 году был сослан в Сибирь за написанное им пламенное, очень радикальное обращение «к Сморгонским крестьянам». В 1858 году он вернулся на родину не только не сломленным, а, наоборот, еще более закаленным в своей ненависти к царизму. В 1863-м году по призыву Виленского центра восстания вместе с К.Новаковским (псевдоним Свентальдич) организовал небольшой повстанческий отряд в Ошмянском уезде и перешел с ним в Виленский1. 21 марта в деревне Свечи на повстанцев напала рота Новоингерманляндского полка под командованием царского полковника. Несколько инсургентов, включая Бакшанского, погибли, отряд рассеялся. павшие в бою инсургенты похоронен на кладбище в деревне Плебань (Красненский сельсовет Молодечненского района). На старом памятнике были выбиты фамилии: Юлиан Бакшанский, Рафал Малишевский, Людвик Ямонт, Леопольд Баньковский[9].
Фото: памятник погибшим повстанцам на кладбище д.Плебань
В привязке к амнистиям 1856 года уместно вспомнить и Зыгмунта Сераковского (польск. Zygmunt Sierakowski)(1826-1863), который, будучи студентом Санкт-Петербургского университета, возглавил революционную организацию Союз литовской молодёжи (т.е. беларуской). В 1848 году был арестован и отправлен рядовым в Отдельный Оренбургский корпус, где познакомился с Т. Г. Шевченко, Б. Залесским и другими ссыльными военнослужащими линейных частей. 16 февраля 1856 года, после начала Парижского конгресса, привёдшего к подписанию мирного договора в Крымской войне, З.Сераковский был произведён в прапорщики (считай амнистирован) и направлен в 7-й батальон Брестского пехотного полка. В 1856 году возвратился в Санкт-Петербург, поступил в военную академию, которую блестяще окончил. Служил в департаменте Генерального штаба военного министерства, достигнув чина капитана. Занимался военно-уголовной статистикой. В 1859—1860 годах в Санкт-Петербурге под руководством Сераковского организован тайный кружок из офицеров-поляков (а также литвинов-беларусов), служивших в Генеральном штабе.
Фото: Зыгмунт Сераковский — офицер Генерального штаба Российской императорской армии.
В конце марта 1863 года, после начала Январского восстания, взял на службе отпуск за границу на 2 недели и выехал из Санкт-Петербурга в Северо-Западный край России, где стал одним из руководителей восстания. Провозгласил себя воеводой Литовским и Ковенским под псевдонимом Доленго.(Т.е. фактически являлся главным военным руководителем восстания на территории Литвы-беларуси и Жмуди). В короткое время собрал крупный отряд из 5 тысяч человек. 25 — 26 апреля 1863 года у Медейки отряд Сераковского в бою был разбит российскими войсками. Сам Сераковский был ранен пулей в грудь навылет и захвачен в плен. Повешен в 15 (27) июня 1863 года в Вильне на Лукишской площади[10].
Бывший руководитель департамента Провинций повстанческого Национального правительства в Польше в 1863 году Оскар Авейде в своих показаниях и записках царским следственным органам указывал на то обстоятельство, что:
«Литовцы (т.е. беларусы и жмудины — А.Т.), желая доставать скорее оружие, посылали деньги не нам, а своим заграничным агентам, Брониславу Залевскому, помещику Минской губернии, и Ахиллу Бонольди, бывшему членом Провинциального комитета. Эта мера вместо того, чтобы помочь затруднительному положению, ухудшила его: агенты до самого конца восстания не прислали в Литву ни одной штуки оружия. Мы, с нашей стороны, послали было один транспорт из нескольких сот ружей, но транспорт этот на дороге в Кенигсберге был задержан прусской полицией»[11].
Тем не менее, по его же, Авейде, сведениям, на время начала Январского восстания на территории Литвы-Беларуси «запас домашнего оружия был значителен»[12]. Что и не мудрено.
Так, в историческом романе Владимира Короткевича «Колосья под серпом твоим» можно найти эпизод, в котором по приказу пана Раубича в подвалах панского имения изготавливали для инсургентов порох и оружие. Это в действительности имело место на Игуменщине в имении будущего повстанческого комиссара Минского воеводства Болеслава Свенторжецкого Богушевичи[13].
После подавления восстания генерал-губернатор Северо-Западного края Муравьев (более известный как «Вешатель») лично распорядился сжечь родовую усадьбу Свенторжецких. От всего комплекса в Богушевичах осталась лишь неоготическая часовня-усыпальница, в которой, по легенде, повстанцы и хранили свое оружие.
гравюра Артура Гротгера «Куют косы»
По некоторым косвенным данным можно сделать вывод о том, что оружие для будущих повстанцев из Минска могло собираться и складироваться также в имениях Адама Ваньковичей в Слепянке Минского[14] и Людвика Слатвинского Рованичи — Игуменского уездов. Сами их владельцы это, естественно, не афишировали.
На время окончания Крымской войны в деревне Беличаны Игуменского уезда проживал у своей сестры бывший учитель Ляжинского духовного училища, студент семинарии Терентий Иванович Мицкевич, родной дядька по матери, казненного в 1863 году по приговору суда инсургентов отрядов С.Лясковского — Собека священника Богушевичской церкви Даниила Конопасевича[15]. Семинарист, проведав о приготовлении местной шляхты к мятежу, написал в Петербург анонимный донос. Проверку по нему проводили патриотически настроенные чиновники. В результате анонимщик был выявлен и стараниями местных магнатов препровожден в Суздальский монастырь. Дело же было закрыто за недоказанностью[16].
Согласно семейных преданий беларуского писателя Миколы Целеша (Телеша) в его родной деревне Заозерье нынешнего Белыничского района Могилёвской области, а на время рассматриваемых событий Эсьмонской волости Борисовского уезда Минской губернии, находился оружейный завод, как будто принадлежавший ещё его прадеду по отцовской линии графу (? — А.Т.) Базылю Целешу. Железо для производства добывали из болотной руды. В 1863 году заозерское оружие попало в руки повстанцев, боровшихся против российского самодержавия. Согласно легенды, в 1861 году Базыль Целеш познакомился с Зигмундом Сераковским, и через два года, с его подачи, возглавил восстание на Борисовщине(? — А.Т.). На заводе к тому времени успели даже отлить несколько лёгких пушек.
Карательно-экспедиционными войсками, направленными на подавление восстания, командовал генерал Гонецкий (но только в Ковенской, а не в Минской губернии — А.Т.). Его шпионы узнали, откуда у врагов взялось оружие. Ночью царские войска окружили Заозерье, от пушечных выстрелов загорелись завод, графская резиденция, хутора шляхты и окрестные хаты. Как рассказывал Миколе дед Ян (последнему в 1863-м было 12 лет), Базылю Целешу удалось выскочить из пылающей спальни.
Фото: генерал-майор Ганецкий Н.С.
Спасаясь от царской виселицы, он перебрался в Западную Европу, а затем — за океан, в Новый свет, как называли Америку. Там брался за любую работу, хотя и не забывал о своей «голубой» крови. Два его сына — Ян, Нестер — и дочь остались на родине, занимались хозяйством[17].
Во всей этой легенде, не подтверждаемой реальными историческими свидетельствами и документами, тем не менее есть одно рациональное зерно. Металлургический завод, выплавлявший местную болотную руду, действительно существовал в рассматриваемом регионе в 1850-1870-е гг. Но не в деревне Заозерье, а в местечке Черневка, буквально на пограничье с Игуменщиной, которая тогда входила в имение Борисовщизна Борисовского уезда. В 1857-м году его владелец Леон Радзивилл продал собственность великому князю Николаю Николаевичу (Старшему), который приходился родным братом российскому самодержцу Александру Второму. Вместе с имением был продан и завод. В 1863-1872 годах на нём производилась отливка чугуна, железа (пудлингового, полосового, шинного, круглого, квадратного). Производились машины, в том числе и паровые. В это время черневский металлургический завод стал одним из крупнейших не только в Беларуси, но и в Российской Империи[18].
Возможности отливки артиллерийских орудий и ядер к ним для борисовских повстанцев там действительно имелись. Поэтому вероятность того, что именно здесь была в тайне от властей произведена та самая небольшая пушка малого калибра, взятая потом царскими войсками в качестве трофея в деле у д.Подберезье[19], очень велика.
А вот средства на цели восстания, в том числе на закупку оружия за рубежом, в рассматриваемом регионе Минщины, как видится, добывались и весьма радикальным способом. А именно методом, который в начале XX века благодаря таким историческим личностям как Яков Джугашвили (он же Коба, он же Иосиф Сталин), или «Рыцарь Революции» «Железный» Феликс Дзержинский стал известен как экспроприации. Что качественно отличало идейных политических борцов прошлого от нынешних доморощенных «всенародно избранных» «штабных» грантососов.
Местоположение черневского чугуночно-литейного завода на военно-топографической карте Шуберта 1866-1904гг.
Ограбление денежной почты на Московском тракте
По воспоминаниям представителя российской администрации на беларуских землях мирового посредника Ивана Захарьина, в конце 1850-х годов в лесах Борисовского и Игуменского уездов скрывалась смелая шайка разбойников, которая на протяжении длительного времени совершала открытые дерзкие и безнаказанные нападения на тех, кто проезжал по местным дорогам[20], что делало рассматриваемый регион похожим на современный ему Дикий Запад Америки.
Согласно свидетельств И.Захарьина, атаманом шайки был как будто некий еврей, эдакий беларуский предшественник знаменитого уже в начале XX века одесского бандита Бени Крика, более известного как Мишка Япончик. Лично я, как исследователь, считаю, что настоящим атаманом был совсем другой человек, но к этому вопросу мы вернёмся несколько позже.
Поиски шайки были долгими и безрезультатными. Как свидетельствует И.Захарьин, однажды отряд инвалидных солдат из борисовской городской команды (в нынешнем понимании солдаты внутренних войск – Т.А.; на 1847 год команда состояла из 180 рядовых солдат при одном офицере[21]), сумел все же отыскать место ночлега разбойников, и попробовал захватить их. Однако последние были вооружены револьверами, стали отстреливаться, оказав яростное сопротивление, вынудив служивых отступить. После чего без проблем скрылись.
Ремарка
Надо думать, что большой ретивости эти солдаты в поимке разбойников и не проявляли. Об этом можно судить по такому факту. Когда весной 1863 года группа повстанцев из числа минских разночинцев и гимназистов под началом Василя Конопацкого двигалась в игуменские леса, то возле м.Смолевичи (которые тогда находились в Борисовском уезде) столкнулись с пешим отрядом солдат-инвалидов, которые направлялись в Минск. Они не только не думали вредить повстанцам, но и предупредили их, что в местечке находятся казаки и войска[22]. Видимо это были те самые местные солдаты из борисовской инвалидной команды. Поэтому допускаю, что и перестрелка их с шайкой разбойников могла на самом деле и не иметь место, а выдумана служивыми для своего начальства.
Иллюстрация: солдаты Российской Императорской армии времен Крымской войны (1853-1856)
В скором времени после этого разбойниками была ограблена денежная почта (которую тогда перевозили специальные почтовые кареты или дилижансы, в современном понимании – транспорт службы инкассации – А.Т.), следовавшая из Минска, что, наконец, заставило местные власти принять самые решительные меры по ликвидации шайки.
Из Минского гарнизона были высланы две роты солдат, которые при прочесывания лесных массивов, смогли её отыскать. В ходе завязавшегося боя большинство разбойников, отбивавшихся очень отчаянно, были убиты на месте, остальные были ранены и взяты в плен. И только двум-трем из них, вместе с атаманом, удалось скрыться.
Их долго и безрезультатно искали по лесам и местечкам Минской губернии. В конце концов, за голову лихого атамана власти назначили награду в 500 рублей (огромные по тем временам для простых людей деньги[23]!), однако и этот ход не дал никакого результата, поэтому было решено, что он убежал за границу.
Шайка практически во всех городах и местечках вокруг Борисовского уезда имела своих людей. В самом Борисове таким человеком был еврей Носан. Как пишет в своих воспоминаниях И.Захарьин, осенней ночью, через два месяца после её разгрома, бывший атаман пришел к нему и попросил на несколько дней пристанища. Он показал Носану шкатулку, полную денег и золотых украшений. Той же ночью они направились за Березину и в лесу за т.н.Батареями спрятали эти сокровища. Носан дал клятву, что в том случае, если атаман будет пойман, эти драгоценности он передаст его жене и детям, которые жили где-то под Пинском. После этого они вернулись в Борисов, где разбойник был спрятан в погребе Носана.
Последний свою клятву держал не долго. Той же ночью он вернулся в лес и перепрятал клад в другое место. После этого он сразу же отправился к полицейскому исправнику, которому рассказал, что у него прячется какая-то неизвестная личность.
Атаман был схвачен и военным судом приговорен к 12 прогонам через строй из тысячи солдат с палками. После этой экзекуции прожил он не долго.
В то время, когда еще шло следствие, атаман догадался о предательстве Носана и дал показания об его связи с ним, и о кладе, который был закопан в лесу. Шкатулку, конечно, не нашли – в том месте, где он был зарыт, оказалась только свежевырытая яма, однако Носан все же был привлечен к суду. Минская уголовная палата «оставила его в сильном подозрении»; но община борисовских евреев составила «приговор» о нежелании своем принять его к себе и ходатайствовала о выселении его в Сибирь. Но, как пишет И.Захарьин, благодаря своей ловкости, а может и содержимому «шкатулки атамана», «приговор» этот был найден незаконным, и неправильно составленным. В результате, Носан вновь явился на жительство в Борисов.
После возвращения, он открыл кузницу и стал вести скромную жизнь. С местной еврейской общиной избегал всяких контактов. Остальные городские евреи к нему относились таким же образом. В скором времени началось восстание. Носан использовал его, чтобы отомстить тем, кто домогался его ссылки в Сибирь. На всех, кто хоть каким-либо образом поддерживал повстанцев, или был с ними связан, он писал доносы властям, чем навел страх на многих жителей города [24].
Не исключено, что именно в результате такого доноса 2 апреля 1863 года был отстранён от управления Борисовской почтовой конторой и уволен в отставку почтмейстер коллежский асессор Януарий Чернявский, уличенный в сочувствии к политическому движению, развернувшемуся в крае[25]. По моей аргументированной версии, он мог быть причастен, как информатор, в деле об ограблении денежной почты. По этой же версии, ограбление это имело не общеуголовный, а политических характер, и было связано с добыванием денег на будущее восстание. И на то у меня есть веские основания.
Дорога из Минска на Борисов (часть тогдашнего т.н. Екатерининского шляха/Московского тракта), где, согласно воспоминаний И.Захарьина, судя по всему и была ограблена денежная почта, проходила рядом с имением землевладельцев Свид(ов) Упиревичи. Согласно свидетельств местных старожилов, в те времена тут останавливались на отдых, мылись в бане, обстирывались и кормились войсковые команды. За это помещик получал деньги. Т.е. тут фактически находилась почтовая станция/постоялый двор.
Упиревичи на карте Борисовского уезда Минской губернии 1847 года.
А одной из основных обязанностей будущих гражданских начальников восстания на Минщине кузенов Яна (Яся) и Болеслава Свид(ов)[26], был сбор средств для него.
Фото: Ян(Ясь) Свида — гражданский начальник восстания в Борисовском уезде
Фото: Болеслав Свида. В 1863 г. был помощником Гектора Лапицкого, повстанческого воеводы Минска. В подчинении Болеслава Свиды были Пинский, Речицкий и Мозырский уезды.
В тоже самое время со стороны Минска уже в Минском уезде по обе стороны шляха находились имения Слепянка и Комаровка землевладельцев Ваньковичей.
Иллюстрация: усадьба Ваньковичей в Большой Слепянке. Чеслав Монюшко, 1830 год.
Как известно, трое сыновей знаменитого беларуского живописца Валентия Ваньковича приняли самое деятельное участие в восстании 1863-го года. Ян-Эдвард был организатором и командиром отряда инсургентов в Брестском уезде. Адам являлся владельцем имения Слепянка и гражданским начальником восстания в Минском уезде, Казимир сражался в объединенном отряде инсургентов Минского воеводства С.Лясковского на Игуменьщине.
Последний, до восстания, как и его старший брат Адам, жил в Минске, где также принадлежал к тайной организации. 26 или 28 мая 1863 года он возглавил группу повстанцев приблизительно из 70 человек, которая в этот день вышла из Минска и 3 или 4 июня соединилась с отрядом Станислава Лясковского в Игуменском уезде[27].
Как пишет в своём историческом очерке «Z krwawych dni: epizod z powstania 1863 r. w Mińskiem opowiedziany, przez *S» («З крывавых дзён: эпізод з паўстання 1863 г. у Мінскім ваяводстве, расказаны *S»), 1 мая 1863 года группа повстанцев из Минска в количестве 53 человек, собравшаяся в районе золотогорского кладбища, во главе со своим командиром Василём Конопацким пошла в лес, который входил в имение Слепянка (в районе дражни?-А.Т.), где нашла подготовленный для неё воз с продовольствием и оружием, состоявшим из ружей, пистолетов и сабель. Командир сразу же поделил их между повстанцами, а также раздав каждому по десять зарядов.
»Затем Конопацкий, который знал, что в Слепянке у помещика имеется 8 «дубальтовак». решил забрать их. Вся группа, идущая по двое в шеренге, направилась к имению. тут навстречу вышел официалист (мелкий чиновник — А.Т.) Булгак, поприветствовавший руганью и угрозами, однако вскоре подошёл сам владелец имения и узнав о намерении повстанцев. сказал:
— Добра, панове, отдам вам оружие, однако сначала вы должны выдать мне расписку на неё.
Выполнив поставленное условие, группа с новым запасом оружия двинулась около восьми часов вечера дальше по Московскому тракту"[28].
Фото: Адам Ванькович
Видится правдоподобным, что воз продовольствия и нелегального оружия для инсургентов из группы Конопацкого был организован Адамом Ваньковичем. А театральное представление со стороны встречавшего инсургентов «руганью и угрозами» Булгака, и расписка Ваньковичу за 8 легально хранившихся в имении Слепянка охотничьих ружей, «забранных силой» были заранее оговоренными мерами должной конспирации. О чём со стороны новоявленных инсургентов знал только их командир.
В своих показаниях, данных 8 июля 1863 года в Минской следственной комиссии об обстоятельствах выхода из Минска и пребывании в отрядах Ваньковича («Леливы») и Лясковского («Собка»), минчанин-повстанец Александр Фадеев Демидович в частности свидетельствует следующее:
«На третий день Троицкого дня ( 28 мая н.ст.) я пошёл утром в костел, где встретил (канцеляриста) Михновича, который сказал мне, что сего дня нужно выходить и собираться за Дражею. Я тотчас вышел из костёла и пошёл, как было сказано. Вскоре, как я вышел за город, меня нагнал Михнович, с которым мы пришли на сборное место, вёрст 10 от города. Здесь было уже собравшихся около 40 человек, здесь нас поставили в шеренги и затем мы пошли за Леливою, который был нашим начальником. Шли мы 7 дней, по местностям, мне не знакомым, большей частью лесом. и в это время продовольствие получали чрез посланных из шайки, которое неизвестно где оное доставали.
На сборном пункте оружие имели весьма немногие, но ружья доставлялись человеком, мне не знакомым, во время нашего следования к шайке Свенторжецкого. На восьмой день присоединились к ней.
Начальником всей этой шайки был Собек, который, как мне говорили, был офицер русских войск»[29].
Дражня на карте конца 1896 года.
Но вернёмся к револьверной теме.
Характерно, что борисовская «шайка» конца 1850-х гг. была вооружена самым современным на то время образцом стрелкового оружия – револьверами, которые соловьи-разбойники из бывших крестьян того времени навряд ли вообще когда-либо в глаза видели.
Для понимания, 4,2 – линейные револьверы «Смит-Вессон» американского производства на вооружение Российской Императорской Армии официально были приняты только в 1871г.[30]!
Фото: револьверы 1850-х гг.
Интересно, что даже в период восстания количество револьверов у инсургентов было мизерным.
Так, в своих отношениях №207 и 208 от 18 февраля 1863г. российский комиссар по пограничным делам с Пруссией генерал-майор А.И.Кох докладывал Виленскому военному губернатору генерал-лейтенанту В.И.Назимову и директору департамента внешней торговли генерал-лейтенанту М.В.Пашкову о полученных сведениях из Кенигсберга, откуда в Беларусь шла львиная доля контрабанды, в том числе и том, что прусские купцы берут за оружие тройную цену. «За револьвер, стоящий не дороже 13 талеров платят 36»[31].
А чинами Калишской бригады Пограничной стражи, например, в 1863 году было произведено следующее количество задержаний военной контрабанды. Штуцеров: английских — 151, бельгийских – 20, французских – 5, новой конструкции – 60 единиц. Карабинов кавалерийских – 49, ружей пехотных – 111, ружей кавалерийских – 52, драгунских ружей – 58, бельгийских нарезных ружей – 20, двуствольных ружей – 15, ружей с широкими ножами 43. Револьверов и пистолетов (внимание!) – 19, сабель кавалерийских – 182, пик – 113, кинжалов и ножей – 37, кос – 419. Пуль ружейных – 2000 штук, патронов – 630 штук и 1 мешок, капсюлей 15600, форм для литья пуль – 51, свинца – 57 пудов, пороха – 50 пудов, а также другого военного снаряжения[32].
На этом общем фоне конфискованного оружия, можно судить, что процент револьверов в сравнение с остальным контрабандным оружием, предназначавшимся для повстанцев, был ничтожно малым.
Об этом, например, можно судить и по показаниям повстанца Витольда Гейштора в Минской следственной комиссии о подготовке к восстанию и действиях отряда Антония Трусова (о последнем речь пойдет речь ниже).
»Вооружены были по искусству в стрельбе, кто искуснее стрелял — тот получил дубельтовку и пистолет, а некоторым [давали] и револьверы. Мне же досталось ружье одноствольное, которое и теперь имеется в комиссии, в ясеновой оправе, и какой-то пистолет старый скалковый, который служил более для формы, как для надобности"[33].
Хотя не исключено, что револьверы разбойников могли относиться и к числу личных трофеев российских офицеров, или отслуживших свое солдат — ветеранов Крымской войны, из числа уроженцев Борисовщины и Игуменщины.
Например, известно, что в этой войне участвовали братья Лясковские – Игнатий и Иосиф Викентьевичи. Первый являлся видным повстанческим командиром в Ковенской губ. Второй в восстании не участвовал (по крайней мере явно). В 1893 г. он стал командиром Восточно-Сибирской артиллерийской бригады.
Третий, самый младший брат, Станислав (Собек) являлся командиром объединенных повстанческих отрядов Минской губернии на территории Игуменского уезда[34].
фото: группа членов петербургской военно-революционной организации.Сидит в центре Я. Домбровский, стоят минчане — первый справа В. Миладовский, второй — С. Лясковский, третий — В. Каплинский
Следующим доводом в пользу версии о политическом характере «шайки», которая действовала и в Борисовском, и в Игуменском уездах, является то, что ее «атаман» был судим не уголовным, а военным судом.
К тому же информацию о том, что содержимое шкатулки с ценностями предназначалось для его семьи, И.Захарьин явно получил от третьих лиц, и, следовательно, к ней следует относиться с большой долей осторожности.
Опять же, известно, что отец одного из будущих организаторов и руководителей восстания на Минщине (Минской повстанческой организации) Антония (Антона, Антуана) Трусова, Даниил Иванович, в 1850-е гг. служил почтальоном борисовской почтовой конторы[35], а сам революционер в 1856 году подал прошение об увольнении «по семейным обстоятельствам» из Московского университета, студентом которого он тогда являлся[36].
Фото: крайний справа в первом ряду в крестьянской свитке и валёной шапкой- магеркой в руке сидит Антоний Трусов.
Знаменательно, что это произошло сразу после поражения России в Крымской войне, с началом подготовки к освободительному восстанию на землях бывшей Речи Посполитой. Учебу в университете А.Трусов возобновил только в 1860-м[37], а чем конкретно занимался четыре года, исследователям доподлинно установить не удалось.
Безусловно только то, что в этот период он находился на родине. И именно в это время под Борисовом действовала неуловимая разбойничья шайка, пиком деятельности которой стало ограбление денежной почты из Минска. Сама собой напрашивается версия причастности Антония Трусова к данным событиям, тем более что 20 мая 1863 года бывший инсургент повстанческого Витольд Антонович Гейштор в своих показаниях Минской следственной комиссии о подготовке к восстанию и действиях отряда А.Трусова свидетельствовал, что:
"… оружие и амуницию, мне сказал Трусов будут даны на пункте, т.к. я не мог у себя дома ничего приготовить, потому что не желал, чтобы знали о том моя жена и мать. Где же Трусов доставал оружие и каким путём перевез на пункт, — мне не известно"[38].
И, тем не менее, результаты данного исследования проливают на это свет.
К прошению антуана Трусова на возобновление учёбы в университет было приложено" удостоверение о бедности", которое давало право на освобождение от платы за обучение[39]. Из этого обстоятельства можно сделать вывод о том, что экспроприированные на цели восстания и революции деньги пошли по назначению, а не на личные нужды экспроприаторов, что характеризует их как идейных борцов с царским самодержавием.
Тем более, что имеются и другие (помимо В.Гейштора) свидетельства того, что вооружением минских повстанцев непосредственно занимался Антуан Трусов.
Из показаний в 1864 году в Минской следственной комиссии бывшего инсургента Александра Држневича, 24 лет, бывшего студента Московского университета, который знал Трусова еще по гимназии. Држневич служил помощником столоначальника в Минской палате гражданского суда и еще в 1861 году был арестован царскими властями за участие в пении революционно-патриотического гимна:
«18 прошлого апреля, утром, — рассказал Држневич в следственной комиссии, — запрошен я был на улице одним из жителей г. Минска Антоном Трусовым, принимаю ли я участие в восстании. Я ответил: „Да“. — »Так будь готов в любое время, — сказал он, — возможно, и завтра придется нам покинуть Минск". — «Я готов, — сказал ему, — одежда, белье, сапоги мою». — «При вышеозначенном разговоре с Трусовым, — продолжал повстанец, — я заметил, что не имею никакого оружия». — «Не беспокойся, — сказал он, — ружье будет, а только выходи»[40].
Toe же самое сообщил и минский канцелярист Доминик Жуковский:
»Трусов встретил меня на улице, спросил, пойду ли я, и когда я ему ответил, что, возможно, и пойду, то сказал мне, чтобы я шел с ним и что о времени выхода мне скажет и все нужное, как: оружие, порох и пули — сам достанет. На то я согласился»[41].
А вот показания бывшего инсургента Тита Красовского, 20 лет, ученика землемерно-таксаторских классов при минской гимназии:
«До выхода партий из Минска 19 апреля… знакомый мне Вержбицкий, который организовывал для мятежнических партий инсургентов, пригласив меня участвовать, поручил собранную им партию из 50 человек принять в мое распоряжение, вывесить ли ее в Волмянские леса и присоединить там к Трусову. 19 числа по распоряжению Вержбицкого всем сообщили явиться за три мили от города в лес на место, называемое Курганом, куда перед вечером все собрались. Оружие большей частью было вы везено на подводах, а многие вышли вооруженными… „[42]
Да, совпадение, или нет, но в 1856 году, когда студент Антоний Трусов “уволился» из Московского уни верситета «по семейным обстоятельствам», туда, на тот же медицинский факультет, поступил на учёбу будущий военный начальник Январского восстания ва Ковенской губернии Болеслав Длуский, который ещё гимназистом был сослан в солдаты на Кавказ и там дослужился до капитана. Во время Крымской войны, уже демобилизовавшись, он сформировал в 1855 году на прусской границе отряд, рассчитывая, что в России начнется революция. Однако революция не началась и отряд пришлось распустить[43].
Фото: Болеслав Длуский
Напрашивается очевидная мысль о том, что Трусов мог перехватить «Знамя Революции» из рук Длуского, а и снова собрать под ним некоторых бойцов расформированного повстанческого отряда, ставшего костяком борисовской «шайки» конца 1850-х гг.
Примечательно, что на том же самым медицинском факультете Московского университета примерно в то же самое время, что и Длусский с Трусовым обучался и одногодок последнего 91835 г.р.) будущий повстанческий гражданский начальник Борисовского уезда Ян Свида[44]
Ремарка
Из воспоминаний Сергея Супроновича Протько, 1923 г.р., отца известного беларуского общественного деятеля и кандидата философских наук Татьяны Сергеевны Протько (пер. с бел. мой — А.Т.):
«Дедову мать звали Гануся. Она была католичкой. Жила в фольварке Убель, что за Смиловичами (тогда на территории Игуменского уезда, а теперь Червеньского района — А.Т.). Попала туда не по своей воле…
Дед Гануси был довольно зажиточным… шляхтичем. Имел даже военный чин капрала, чем очень гордился. Воевал на стороне французов в армии Наполеона и погиб где-то под Смоленском, оставив после себя сына Тадеуша.
Судьба сына один в один повторилась с отцовской судьбой. Такая же безвестная смерть среди бунтарей. Его убили жандармы, т.к. был связан с какой-то шайкой повстанцев. В то время таких шаек по лесам бродило много. Одни сражались за освобождение Родины от гнета России, другие палили панские имения, третьи, под видом повстанцев, грабили местное население… Ганусе не было и пяти лет, когда вместе с матерью попала в фольварок Убель, который принадлежал Монюшке, дальнему родственнику по материнской линии. Рассказывают, что это был отец известного… композитора Станислава Монюшки...[45].
Так вот, не исключено, что Тадеуш как раз и был членом „шайки экспроприаторов“, а погиб при ее ликвидации. Если, конечно, это не произошло значительно раньше, и не было связано с делами Ноябрьского восстания 1830-1831 гг.
А вот Носан, судя по всему, был штатным агентом полиции, или жандармерии. И именно с его помощью царские власти смогли дважды установить местонахождение «разбойников». Поэтому содержимое шкатулки «атамана» в факте избежания им, Носаном, наказания за связь с ними, судя по всему, не играла той роли, которую ей отвел в своих воспоминаниях И.Захарьин.
Да… Как следует из его свидетельств, двум — трём членам «шайки» вместе с «атаманом» удалось таки скрыться с места последней стычки с войсками. Одним из них, как видится, был Антоний Трусов. Ещё одним, по версии И.Захарьина, еврей из-под Пинска. Я же считаю, что «атаманом» его сделали сами борисовские власти. Вернее назначили, за невозможностью поймать настоящего, так и не раскрытого ими главаря, чтобы быстрей закрыть дело, отчитаться перед вышестоящим начальством и не слететь со своих насиженных чиновничьих мест, за проявленную в данном вопросе беспомощность…
А «пинский еврей» этот на самом деле мог быть вовсе и не евреем!..
На эту мысль меня натолкнули архивные показания пленённого инсургента Александра Подолецкого, данные им 8 июля 1863 года Минской следственной комиссии о формировании и действии повстанческого отряда С.Лясковского. В них он указывает, что: «… был в шайке шпион, разъезжавший по окрестностям и доставлявший сведения, притворяющийся евреем и умеющий говорить по-еврейски, ученик университета Озембловский (Игнатий[46]), имеющий собственный фольварок в околице Оржешковичах (Пуховичской волости Игуменского уезда — А.Т.)…»[47].
А что если это одно и тоже лицо?! А вдруг этому, возможно такому же, как и Антуан Трусов «вечному студенту» просто устроили «крестины» с другим заключённым под стражу не местным евреем (из-под Пинска?), и под солдатские шпицрутены попал совершенно непричастный к эксам человек?!
На эту мысль меня навела история, изложенная знаменитым писателем Валентином Пикулем в историческом романе «Каторга», где такие «крестины с причиндалами» провернул попавший на сахалинскую каторгу международный авантюрист и экспроприатор Полынов.
И если эта моя версия верна, то Игнатий Озембловский через непродолжительное время после своего ареста очутился на свободе, так и не быв раскрыт царскими властями, и принял потом деятельное участие в событиях 1863-го года.
Согласно моей аргументированной версии, настоящим, а не подставным, атаманом шайки экспроприаторов мог быть игуменский шляхтич Ксаверий Астровский, потомственный инсургент (сын Павла Астровского – командира местного борисовско-игуменского отряда повстанцев в т.н. Ноябрьском восстании 1830-1831 гг.[48]), который, вероятно, стал потом последним полевым командиром Январского восстания 1863-1864 гг. на территории исторической Литвы-Беларуси.
Фото: Ксаверий Астровский на предполагаемой части документа — «охранной грамоты», выписанной ему старостой игуменским польской оккупационной администрацией в 1919-1920гг. как ветерану Январского восстания.
А может даже и последним на землях нашей Синеокой его диктатором «Равичем», так и не раскрытым царскими властями!
Но об этом (как и о возможной роли в подготовке и руководстве восстанием владельца имения Рованичи Людвика Слатвинского) будет в продолжении моей исследовательской работы –
«ЛЕГЕНДА О «ГРИШЕ-РАЗБОЙНИКЕ»/ или Кто же он, последний диктатор восстания «РАВИЧ»?» — Your text to link...
P.S.
В 1862/63 гг. русская революционная газета «Колокол» напечатала ряд заметок под названием «Из Минской губернии». Автор наблюдал в Борисове неподчинение жителей города распоряжениям полиции, факты открытого осуждения царизма. Он рассказал про боевое настроение местных жителей, о том, как прячут ружья в ожидании «заморского Гарибальди», который — верят они — скоро придёт и даст им волю[49]…
Такой:
Или даже такой:
Однако роль итальянского национального героя, на финальной стадии всыпхнувшего вскоре и терпящего поражения Январского восстания, на территории исторической Литвы-Беларуси пришлось примерить на себе уроженцу Минщины...
Ссылки:
[1]Минская Старина, М., 1909. С.127-128; Памяць. Бярэзiнскi раен. Мн. «Беларусь». 2004. С.75.
[2]Белоруссия в эпоху феодализма: сборник документов и материалов: [в 4 т.] / Академия наук БССР, Институт истории, Архивное управление МВД БССР. Т. 4: Социально-политическая история и культура Белоруссии первой половины XIX в. Отечественная война 1812 г. / [составители: В. В. Чепко, В. В. Шатилло. Мн. Изд. «Наука и техника», 1979. С.141; Революционный подъем в Литве и Белоруссии в 1861-1862 гг / Акад. наук СССР, Ин-т славяноведения, Гл. архив. упр. СССР. М.: Наука», 1964. С.526-528.
[3]https://ru.wikipedia.org/wiki/Революции_1848—1849_годов.
[4]Усевалад Ігнатоўскі. 1863 год на Беларусі /Нарыс падзей. Беларуская Акадэмiя Навук, Iнстытут Гiстарычных Навук, Менск. 1930г. С.27.
[5]Та мже; ru.wikipedia.org/wiki/Список_амнистий_в_России#1856_год.
[6]https://ru.wikipedia.org/wiki/Дмоховский,_Генрих; www.bilp.uw.edu.pl/ti/1861/foto/n189.htm.
[7]НИАБ. Ф.295. Оп.1.Д.1527. Л.67.
[8]https://bramaby.com/ls/blog/history/5512.html.
[9]Г. В. Кісялёў. На пераломе дзвюх эпох/Паўстанне 1863 года на Міншчыне. Мн.«Полымя»1990 -http://kalinouski.arkushy.by/library/kisialiou_npdze/kisialiou_npdze.htm.
[10]«ЗА НАШУ И ВАШУ СВОБОДУ». Герои 1863 года| Составитель В. А. Дьяков. М. ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ «МОЛОДАЯ ГBAPДИЯ», 1964. — flibusta.club/b/481451/read#t3; ru.wikipedia.org/wiki/Сераковский,_Зыгмунт.
[11]Показания и записки о польском восстании 1863 года Оскара Авейде. М. Издательство Академии Наук СССР. 1961г. С.543.
[12]Там же.
[13]Самцэвіч В. Эканамічна-культурнае становішча мястэчка Багушэвічы // Наш край. – 1927 – № 3. С.31; Прыбыткiн. П. Паплечнiк Кастуся Калiноускага. Книга «Памяць. Брярэзiнскi раён» Мн. Изд. «Беларусь», 2004. С.76, 77; Священник Гордей Щеглов. Год 1863. забытые страницы. Мн. Изд. Врата. 2013. С.84.
[14]Янка Лучына. З крывавых дзен/ Эпiзод з паустання 1863 года на Мiншчыне/ Зборнiк: творы /вершы, нарысы, пераклады, лiсты/, Мн., «Мастацкая Лiтаратура», 1988, С.153-154; bramaby.com/ls/blog/history/4011.html
[15]https://bramaby.com/ls/blog/history/8405.html.
[16]Мнская Старина, М., 1909. С.127-128.
[17]Алесь Пашкевич. Летописец из Заозерья /Судьба и творчество Миколы Целеша/ Неман. №4, 2001 С.221-222.
[18]Г.Мазiн, М.Борцiч. Гiсторыя забытага завода. Памяць: Барысаў. Барысаўскі раён. Мн. Изд. Беларуская Энцыклапедыя, 1997. С.118-120; Мiхась Мацельскi. Мястэчка, якое так i не стала горадам. Гоман Барысаўшчыны. №9(54), 2003г. С.8-9.
[19]Андрей Тисецкий. Бой повстанцев 1863 года у д.Подберзье Борисовского повета в свете новых исторических фактов — bramaby.com/ls/blog/history/5512.html;
Андрей Тисецкий. ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЫ СВИДЫ/ Тайны инсургентов — bramaby.com/ls/blog/history/5609.html.
[20]Захарьин И. Воспоминания о службе в Белоруссии 1864-1870 (Из записок мирового посредника). Исторический Вестник.1884. Т.15, С.558.
[21]тышкевич Е.П. Описание Борисовского уезда /историческая часть/ г.Борисов, 2008г., С.27.
[22]Янка Лучына. З крывавых дзен. С.155.
[23]http://statehistory.ru/3506/TSeny-iz-memuarov-russkikh-krestyan-18-19-vv/.
[24]Захарьин И. Там же стр.558-560.
[25]НИАБ. Ф.295. Оп.1. Д.1527. Л.65.
[26]Андрей Тисецкий. ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЫ СВИДЫ/ Тайны инсургентов -https://bramaby.com/ls/blog/history/5609.html.
[27]ЗАГАДКА СМЕРТИ ЮЗЕФА ВАНЬКОВИЧА /или Кто же он, таинственный игуменский инсургент Лелива? — bramaby.com/ls/blog/history/4011.html.
[28]Янка Лучына. З крывавых дзен/ Эпiзод з паустання 1863 года на Мiншчыне. Там же. С.153-154;
[29]Восстание в Литве и Белоруссии 1863―1864 гг. Материалы и документы / [текст подготовили: Л. Аржаева [и др.]. Москва — Wrocław: Наука, 1965. С.434.
[30]Федосеев С.П. Пистолеты и револьверы в России/ Электронная библиотека BookFinder/.
[31]ГА РФ. Ф.1743. Оп.1. Д.15. Л.20-24об.; Симаков Г.Н., Бородкина Н.А. Военная и политическая контрабанда в Царстве Польском и Литве в конце 1850-х – начале 1860—годов. Русский Сборник /исследования по истории России/ Т.XV/ Польское восстание 1863 года/ М. Изд. Модест Колеров. 2013 (в электронном варианте сборник размещен на интернет-портале Западная Русь).
[32]Чернушкевич М.П. Материалы к истории Пограничной стражи. Ч.2. Служба пограничной стражи в военное время. Вып.2. СПб., 1909, С.107.
[33]Революционный подъем в Литве и Белоруссии в 1861-1862 гг / Акад. наук СССР, Ин-т славяноведения, Гл. архив. упр. СССР. М.: Наука, 1964. С.555.
[34]Бригадин П.И., Лукашевич А.М. Мятежный корпус: из истории Александровского Брестского кадетского корпуса (1842-1863). Мн. ГИУСТ БГУ. 2007. С.164-165.
[35]Генадзь Кісялёў. Беларускi рэвалюцыянер Антон Трусаў. Сб. «Сейбіты вечнага». Мн. Дзяржаўнае выдавецтва БССР Рэдакцыя мастацкай літаратуры, 1963. С.196; Вiтаўт Чаропка. Выкананы абавязак Антона Трусава. Запiсы таварыства аматараў беларускай гiсторыi iмя Вацлава Ластоускага. 1863. Шляхецкае паустанне цi народжаная рэвалюцыя? Выпуск 3. Рыга. Iнстытут беларускай гiсторыi i культуры. 2014, С.85.
[36]Генадзь Кісялёў.Там же. Вiтаўт Чаропка. Там же.С.86,87.
[37]Там же.
[38]Революционный подъем в Литве и Белоруссии в 1861-1862 гг. С.554.
[39]Генадзь Кісялёў. Там же. С.209-210.
[40]Там же. С.210.
[41]Там же. С.211-212.
[42]Там же. С.196.
[43]Иосафат Огрызко и петербургский революционный ржонд в деле последнего мятежа / Сост. чл. Вилен. особой следств. по полит. делам комис., 3 арт. бригады штабс-кап. Н.В. Гогель. — 2-е изд., знач. доп. — Вильна: тип. Вилен. губ. правл., 1867. С.16; en.wikipedia.org/wiki/Bolesław_Roman_Dłuski.
[44]Мацельскі М. Барысаўшчына ад найстаражытных часоў да сучаснасці. / Гоман Барысаўшчыны, -2002 –No 2.-С.10.
[45]Процька С.С. Мае каранi. Мiнск, 2003. С.16.
[46]Восстание в Литве и Белоруссии 1863―1864 гг. Материалы и документы / [текст подготовили: Л. Аржаева [и др.]. Москва — Wrocław: Наука, 1965. С.568.
[47]Там же. С.431.
[48]Андрей Тисецкий. НЕВЫДУМАННАЯ ИСТОРИЯ «РАЗБОЙНИКА ДУБРОВСКОГО» / Из жизнеописания одного беларуского шляхецкого рода — bramaby.com/ls/blog/history/4114.html.
[49]Памяць. Барысаў. Барысаўскі раён. Мн. «Беларуская энцыклапедыя». 1997. С.97.
26 июня 2023г.
0 комментариев