Русские не могли быть более агрессивными. Реального военного прогресса не видно
Irozhlas
Русские не могли быть более агрессивными. Реального военного прогресса не видно, считает историк Киммейдж
линия фронта | Источник: Рейтер
Нападения на гражданские объекты, электроснабжение, взрывы по детской больнице в Киеве. Подборка атак России за последние два с половиной года вторжения в Украину. В интервью iROZHLAS.cz и Radiožurnál американский историк и бывший дипломат Майкл Киммейдж объясняет, как русские оправдывают свои действия. В то же время он отмечает: «Если Россия не сможет существенно изменить динамику на поле боя, я не знаю, как она сможет выиграть войну. Она очень далека от победы».
Я хотел бы воспользоваться тем, что у вас есть опыт работы в американской администрации, в частности, вы работали советником президента Барака Обамы. Для начала, не могли бы вы прокомментировать, что означает снятие Джо Байдена с президентской кандидатуры? Помните его, когда он был вице-президентом?
Мои воспоминания о вице-президенте Байдене довольно практичны. Он работал над темами, связанными с Украиной, активно участвовал в формировании внешней политики, возможно, даже больше, чем Камала Харрис под руководством Джо Байдена на посту президента.
С точки зрения внешней политики, я думаю, для Байдена важно, помимо победы демократов на выборах, сохранить преемственность в этой сфере. И вот на что я хотел бы обратить особое внимание: преемственность во внешней политике от Обамы до Байдена, это один из ключевых моментов, но обеспечить преемственность от него к его преемнику Харрису.
Какой сигнал посылает избирательная кампания в США Украине и России?
Между демократами и республиканцами существует очень сильный контраст. Не всегда так было на всех выборах. Возвращаясь к 2012 году, между кандидатами было мало различий, в основном между двумя партиями было довольно много согласия по внешней политике.
Ситуация изменилась с инаугурацией Трампа в 2016 году, и даже тогда послания Трампа по России были совсем другими: он продолжил их в 2020 году, и они продолжаются в 2024 году. Что еще больше драматизирует ситуацию, так это выбор Дж. Д. Вэнса в качестве вице-президента. Он республиканец Трампа, очень скептически относится к Украине.
Напротив, я не думаю, что между вице-президентом Харрисом и президентом Байденом есть большая разница, когда дело касается Украины и России. Это действительно продолжение той же политики.
Перейдем от американской предвыборной кампании к событиям на украинском фронте. Как вы оцениваете текущие события?
Что ж, это был не простой год. Последние 12 месяцев выдались для Украины непростыми, контрнаступление лета 2023 года не принесло существенных успехов. И я думаю, всех беспокоит то, какой будет украинская зима из-за атак России на гражданскую инфраструктуру. Трудности, с которыми сталкивается Украина в сфере противовоздушной обороны, представляют собой серьезную проблему для Украины. Плюс есть вопрос, сможет ли Украина снова перейти в наступление, я вижу это реально в 2025 или 2026 году.
Но чего, я думаю, мы упускаем, так это того, насколько незначительного прогресса добилась Россия этим летом. Это изменило линию боя всего на несколько сантиметров или километров. На самом деле в военном отношении они ничего не добились. Если вы посмотрите на действия России за последние 12 месяцев, то увидите, что Россия захватила Бахмут и Авдиевку. А ведь в Украине тысячи таких Бахмутов и тысячи Авдеевек.
Если Россия не сможет каким-либо существенным образом изменить динамику на поле боя, я не знаю, как она сможет выиграть войну. Она очень далека от победы.
Но она все еще может проводить массированные атаки. Прошло две недели с тех пор, как российские ракеты попали в детскую больницу в Киеве...
Хочу лишь отметить две вещи. Способность России причинять разрушения все еще может быть велика. Но способность России достичь чего-либо, что можно было бы назвать настоящим военным прогрессом? Мы просто не видели такой возможности за последние 12 месяцев.
И не думаете ли вы, что массированные атаки и попытка изобразить Россию действующей – это всего лишь тактика, призванная прикрыть тот факт, что она на самом деле не может добиться чего-либо существенного?
Да. Я думаю, что битва за мировое общественное мнение произошла в каком-то смысле год назад, два года назад — короче, в начале войны. Образ России в Украине, конечно, ужасен. Имидж России в большинстве стран Европы ужасен, и я думаю, что в некоторой степени это справедливо и в отношении Соединенных Штатов.
Но верно также и то, что в таких местах, как Индия, на большей части Ближнего Востока, в Африке, Латинской Америке, такого рода преступления, которые совершает Россия, на самом деле не сильно меняют их мировоззрение.
«Привилегированная зона»
В книге Collisions: The Origins of the War in Ukraine and the New Global Instability вы возвращаетесь к тому, почему Россия вторглась в Украину. Вы задаетесь вопросом, почему Владимир Путин думает, что имеет право на Украину. Что ты придумал?
Главный вывод – это сочетание двух вещей. Я начну с российских взглядов на безопасность в Европе. Россия считает, что у нее есть то, что можно назвать «привилегированной зоной», простирающейся неизвестно куда. Но они подразумевают, что территория примерно от Прибалтики до Беларуси, Украины, Молдовы и Южного Кавказа, безусловно, включена. У России сложилось впечатление, что вполне законно делать там то, что она хочет, что это важно для национальной безопасности России и что это такие правила, о которых Россия может договориться или создать самостоятельно.
То, что Россия делает в Украине в этом отношении, похоже на то, что Россия сделала в Беларуси, Грузии и других местах. С нашей точки зрения это вмешательство, а с точки зрения России – это защита ее национальной безопасности.
Вторая половина уравнения уникальна для Украины. Такое ощущение, что украинский народ и украинская земля в чем-то русские. И поэтому то, что на самом деле происходит с войной, — это не создание новой реальности, а продолжение старой реальности, которая возвращается в Советский Союз и Российскую Империю. На мой взгляд, этот проект провальный, но в Кремле так не считают. Это подводит нас к вопросам языка и культуры, географии, истории, религии — ко всему тому, о чем Путин писал и говорил в течение многих лет. Это не секрет для Кремля.
Таким образом, когда вы соедините эти две части вместе, вы получите в глазах Кремля очень веские аргументы в пользу вторжения на Украину, а также в пользу того, что Россия попытается выиграть эту войну.
Но это также вопрос идентичности, не так ли?
Да.
Поэтому я хочу продолжить тот факт, что вы неоднократно призывали Запад не оценивать россиян по Путину, чтобы не «проклинать русскую культуру». Разделяете ли вы это убеждение даже после двух с половиной лет российской агрессии?
Я бы сказал, что то, что я описал минуту назад, — это мышление Кремля. Я не знаю, насколько это общероссийский менталитет. В России очень мало антивоенного движения. Путин, похоже, остается популярным лидером. И действительно, отношение к «привилегированной зоне» в Европе касается не только Кремля. Эти взгляды в некоторой степени разделяются. Хотя Путин часто неверно предсказывал действия Украины, он правильно угадал источники своей популярности и политического положения внутри самой России.
Но я думаю, что это сложнее. Мы не должны забывать, что Россия – это диктатура. Там нет политических партий. Свободы слова нет. Свободы собраний нет. Если вы скажете что-то критическое о войне, вы можете потерять работу в России или даже попасть в тюрьму, столкнуться с различными серьезными преследованиями. В условиях диктатуры очень сложно узнать, что на самом деле думают люди. И я убежден, что до начала войны большинство россиян не хотели, чтобы их страна вторглась в Украину, и большинство россиян не хотели этой войны.
Возможно, ситуация изменилась за последние два с половиной года. Это определенно не только война Путина. Во многом это война России. Но опять же, при диктатуре часто можно увидеть очень высокий уровень внешней поддержки. А внутренняя часть – это скорее загадка.
Украина в НАТО и ЕС
Я не собираюсь спрашивать вас о прогнозах окончания войны на Украине, я знаю, что здесь задействовано множество переменных. Но мне интересно ваше мнение о том, что должно быть дальше — членство Украины в НАТО и ЕС очень ожидаемо. Поможет ли присоединение к этим организациям предотвратить возможные попытки «второго Путина»? Защитит ли это Украину?
Это правильный вопрос. Но чтобы ответить на него, возможно, придется сделать несколько прогнозов относительно войны. Во-первых, я думаю, что впереди нас ждет еще долгая война. И я бы далее сказал, что у него не будет четкого и последовательного финала. Поэтому я думаю, что это имеет значение с точки зрения того, как мы понимаем положение Украины в Европе и в рамках европейской архитектуры безопасности.
Тогда, конечно, будет важно, кто победит на президентских выборах в США, мы это уже обсуждали. Но Украина расскажет свою историю. Европа расскажет свою собственную историю. Не все вращается вокруг США.
Если Трамп будет избран, вероятность вступления Украины в НАТО равна нулю. Нет никакой вероятности, что дуэт Трамп-Вэнс поддержит вступление Украины в НАТО. И кроме того, само НАТО может начать выглядеть совершенно другой организацией, чем было до второго мандата Трампа, я думаю, это понятно. Можно предположить, что это весьма серьёзно изменит трансатлантические отношения.
Так какие же требования это предъявляет к Украине и в какое положение ставит Европу?
Я настроен оптимистично по этому поводу. Мы можем исходить из того, что произошло за последние два с половиной года. Европа проделала колоссальную работу, чтобы сохранить суверенитет и независимость Украины. Не 100 процентов Украины, а более 80 процентов Украины является суверенной и независимой.
Независимо от того, является Украина членом ЕС или нет, и независимо от того, является Украина членом НАТО или нет. Это будет растущий набор отношений. Я вовсе не пессимистичен в отношении общей траектории.
Фальшивая дипломатия
Вернёмся к выборам президента США. В случае победы Дональда Трампа он уже заранее заявил, что помощь США Киеву сократится. Приведет ли это к эскалации конфликта со стороны России? Или, что касается того, что вы упомянули, у русских просто больше нет возможности для более фундаментальной эскалации?
Я думаю, что вторая часть вопроса правильна. Вы говорили о нападении русских на детскую больницу, я не думаю, что русские могут быть более агрессивными. Во время войны уже были нападения на украинские электро- и водоснабжение, год назад у нас было нападение на плотину на Украине. Уровень агрессии был чрезвычайно высок.
Я не думаю, что Россия ждет, пока президент Трамп попытается выиграть войну. Это почти противоположная проблема, которая могла бы возникнуть в случае избрания Трампа. По моему мнению, им придется иметь дело с большим количеством фальшивой дипломатии с российской стороны. Обычно: давайте помиримся, давайте решим проблему, мы готовы действовать. Меня бы беспокоила не столько военная активность России после победы Трампа, сколько рост российской дипломатической активности после победы Трампа. Трамп сейчас говорит, что может решить проблему за 24 часа. Недавно он заявил, что может решить проблему Украины одним телефонным звонком.
Но если я вернусь к тому первому сроку Трампа — он говорил о всех видах дипломатии, которые он мог бы провести с Россией, но ничего из этого не произошло. Но также важно помнить, что администрация Трампа согласилась на военные действия в Сирии, в результате которых погибли 300 российских солдат. Именно администрация Трампа отправила в Украину оружие Javelin. Так что, возможно, нам стоит задуматься над следующим: как бы выглядела война, если бы Соединенные Штаты при Трампе, например, увеличили поставки оружия.
Я как раз думал об этом. Если заявления Трампа о прекращении американской помощи Украине, декларация о разрешении войны одним телефонным звонком — это не просто часть предвыборной риторики и когда он придет к власти, он изменит тон.
Я согласен. Я думаю, что Трампа всегда нелегко понять в этих вопросах. Его легче понять в отношении Китая и Ближнего Востока. А вот Европа, Украина, Россия менее последовательны.
Трамп преуспевает в создании чувства неопределённости. Это создает поле для уступок. Трамп не любит проигрывать, ему не нравится, когда его считают неудачником. Я думаю, что вместо того, чтобы отказаться от Украины, Трамп мог бы решить пойти на эскалацию через шесть месяцев или год своего президентства.
Непрерывность поддержки
Когда мы разговаривали в начале года, вы сказали: «Я не думаю, что Соединенные Штаты или Европа достигли точки, когда они собираются отказаться от борьбы за Украину. Вы думаете, что это все еще продолжается?» И продлится ли это убеждение до освобождения Украины?
Я думаю, что это по-прежнему актуально. Основная сюжетная линия огромной поддержки во многих областях сохраняется. Самым фундаментальным изменением с начала войны является изменение менталитета, когда Украина воспринимается как часть европейской истории. Сейчас за это платят не меньше, чем раньше. Преемственность просто поразительна.
В Великобритании прошли выборы, на которых консерваторы проиграли, а лейбористы победили, и я не думаю, что лейбористы будут менее вовлечены в дела Украины. В Италии есть Джорджия Мелони, которая, как все опасались, будет весьма пророссийской, но этого не было видно. Что касается Франции, Марин Ле Пен и Национального фронта, то они тоже проявили умеренную позицию по отношению к России. АдГ в Германии очень и очень далека от того, чтобы быть частью какой-либо правящей коалиции.
Европа остается и, я верю, всегда будет местом огромного политического разнообразия, но решимость помочь Украине сохраняется.
То есть поддержка продолжится?
Конечно. Мы все время говорим об украинском кризисе, и это нормально. Но давайте не будем определять все, что мы делаем по отношению к Украине, термином «кризис». За последние два с половиной года сделано немало. И вполне возможно, что в ближайшие годы мы добьемся гораздо большего. Так что давайте не забывать об успехах.
Анна Урбанова
Русские не могли быть более агрессивными. Реального военного прогресса не видно, считает историк Киммейдж
линия фронта | Источник: Рейтер
Нападения на гражданские объекты, электроснабжение, взрывы по детской больнице в Киеве. Подборка атак России за последние два с половиной года вторжения в Украину. В интервью iROZHLAS.cz и Radiožurnál американский историк и бывший дипломат Майкл Киммейдж объясняет, как русские оправдывают свои действия. В то же время он отмечает: «Если Россия не сможет существенно изменить динамику на поле боя, я не знаю, как она сможет выиграть войну. Она очень далека от победы».
Я хотел бы воспользоваться тем, что у вас есть опыт работы в американской администрации, в частности, вы работали советником президента Барака Обамы. Для начала, не могли бы вы прокомментировать, что означает снятие Джо Байдена с президентской кандидатуры? Помните его, когда он был вице-президентом?
Мои воспоминания о вице-президенте Байдене довольно практичны. Он работал над темами, связанными с Украиной, активно участвовал в формировании внешней политики, возможно, даже больше, чем Камала Харрис под руководством Джо Байдена на посту президента.
С точки зрения внешней политики, я думаю, для Байдена важно, помимо победы демократов на выборах, сохранить преемственность в этой сфере. И вот на что я хотел бы обратить особое внимание: преемственность во внешней политике от Обамы до Байдена, это один из ключевых моментов, но обеспечить преемственность от него к его преемнику Харрису.
Какой сигнал посылает избирательная кампания в США Украине и России?
Между демократами и республиканцами существует очень сильный контраст. Не всегда так было на всех выборах. Возвращаясь к 2012 году, между кандидатами было мало различий, в основном между двумя партиями было довольно много согласия по внешней политике.
Ситуация изменилась с инаугурацией Трампа в 2016 году, и даже тогда послания Трампа по России были совсем другими: он продолжил их в 2020 году, и они продолжаются в 2024 году. Что еще больше драматизирует ситуацию, так это выбор Дж. Д. Вэнса в качестве вице-президента. Он республиканец Трампа, очень скептически относится к Украине.
Напротив, я не думаю, что между вице-президентом Харрисом и президентом Байденом есть большая разница, когда дело касается Украины и России. Это действительно продолжение той же политики.
Перейдем от американской предвыборной кампании к событиям на украинском фронте. Как вы оцениваете текущие события?
Что ж, это был не простой год. Последние 12 месяцев выдались для Украины непростыми, контрнаступление лета 2023 года не принесло существенных успехов. И я думаю, всех беспокоит то, какой будет украинская зима из-за атак России на гражданскую инфраструктуру. Трудности, с которыми сталкивается Украина в сфере противовоздушной обороны, представляют собой серьезную проблему для Украины. Плюс есть вопрос, сможет ли Украина снова перейти в наступление, я вижу это реально в 2025 или 2026 году.
Но чего, я думаю, мы упускаем, так это того, насколько незначительного прогресса добилась Россия этим летом. Это изменило линию боя всего на несколько сантиметров или километров. На самом деле в военном отношении они ничего не добились. Если вы посмотрите на действия России за последние 12 месяцев, то увидите, что Россия захватила Бахмут и Авдиевку. А ведь в Украине тысячи таких Бахмутов и тысячи Авдеевек.
Если Россия не сможет каким-либо существенным образом изменить динамику на поле боя, я не знаю, как она сможет выиграть войну. Она очень далека от победы.
Но она все еще может проводить массированные атаки. Прошло две недели с тех пор, как российские ракеты попали в детскую больницу в Киеве...
Хочу лишь отметить две вещи. Способность России причинять разрушения все еще может быть велика. Но способность России достичь чего-либо, что можно было бы назвать настоящим военным прогрессом? Мы просто не видели такой возможности за последние 12 месяцев.
И не думаете ли вы, что массированные атаки и попытка изобразить Россию действующей – это всего лишь тактика, призванная прикрыть тот факт, что она на самом деле не может добиться чего-либо существенного?
Да. Я думаю, что битва за мировое общественное мнение произошла в каком-то смысле год назад, два года назад — короче, в начале войны. Образ России в Украине, конечно, ужасен. Имидж России в большинстве стран Европы ужасен, и я думаю, что в некоторой степени это справедливо и в отношении Соединенных Штатов.
Но верно также и то, что в таких местах, как Индия, на большей части Ближнего Востока, в Африке, Латинской Америке, такого рода преступления, которые совершает Россия, на самом деле не сильно меняют их мировоззрение.
«Привилегированная зона»
В книге Collisions: The Origins of the War in Ukraine and the New Global Instability вы возвращаетесь к тому, почему Россия вторглась в Украину. Вы задаетесь вопросом, почему Владимир Путин думает, что имеет право на Украину. Что ты придумал?
Главный вывод – это сочетание двух вещей. Я начну с российских взглядов на безопасность в Европе. Россия считает, что у нее есть то, что можно назвать «привилегированной зоной», простирающейся неизвестно куда. Но они подразумевают, что территория примерно от Прибалтики до Беларуси, Украины, Молдовы и Южного Кавказа, безусловно, включена. У России сложилось впечатление, что вполне законно делать там то, что она хочет, что это важно для национальной безопасности России и что это такие правила, о которых Россия может договориться или создать самостоятельно.
То, что Россия делает в Украине в этом отношении, похоже на то, что Россия сделала в Беларуси, Грузии и других местах. С нашей точки зрения это вмешательство, а с точки зрения России – это защита ее национальной безопасности.
Вторая половина уравнения уникальна для Украины. Такое ощущение, что украинский народ и украинская земля в чем-то русские. И поэтому то, что на самом деле происходит с войной, — это не создание новой реальности, а продолжение старой реальности, которая возвращается в Советский Союз и Российскую Империю. На мой взгляд, этот проект провальный, но в Кремле так не считают. Это подводит нас к вопросам языка и культуры, географии, истории, религии — ко всему тому, о чем Путин писал и говорил в течение многих лет. Это не секрет для Кремля.
Таким образом, когда вы соедините эти две части вместе, вы получите в глазах Кремля очень веские аргументы в пользу вторжения на Украину, а также в пользу того, что Россия попытается выиграть эту войну.
Но это также вопрос идентичности, не так ли?
Да.
Поэтому я хочу продолжить тот факт, что вы неоднократно призывали Запад не оценивать россиян по Путину, чтобы не «проклинать русскую культуру». Разделяете ли вы это убеждение даже после двух с половиной лет российской агрессии?
Я бы сказал, что то, что я описал минуту назад, — это мышление Кремля. Я не знаю, насколько это общероссийский менталитет. В России очень мало антивоенного движения. Путин, похоже, остается популярным лидером. И действительно, отношение к «привилегированной зоне» в Европе касается не только Кремля. Эти взгляды в некоторой степени разделяются. Хотя Путин часто неверно предсказывал действия Украины, он правильно угадал источники своей популярности и политического положения внутри самой России.
Но я думаю, что это сложнее. Мы не должны забывать, что Россия – это диктатура. Там нет политических партий. Свободы слова нет. Свободы собраний нет. Если вы скажете что-то критическое о войне, вы можете потерять работу в России или даже попасть в тюрьму, столкнуться с различными серьезными преследованиями. В условиях диктатуры очень сложно узнать, что на самом деле думают люди. И я убежден, что до начала войны большинство россиян не хотели, чтобы их страна вторглась в Украину, и большинство россиян не хотели этой войны.
Возможно, ситуация изменилась за последние два с половиной года. Это определенно не только война Путина. Во многом это война России. Но опять же, при диктатуре часто можно увидеть очень высокий уровень внешней поддержки. А внутренняя часть – это скорее загадка.
Украина в НАТО и ЕС
Я не собираюсь спрашивать вас о прогнозах окончания войны на Украине, я знаю, что здесь задействовано множество переменных. Но мне интересно ваше мнение о том, что должно быть дальше — членство Украины в НАТО и ЕС очень ожидаемо. Поможет ли присоединение к этим организациям предотвратить возможные попытки «второго Путина»? Защитит ли это Украину?
Это правильный вопрос. Но чтобы ответить на него, возможно, придется сделать несколько прогнозов относительно войны. Во-первых, я думаю, что впереди нас ждет еще долгая война. И я бы далее сказал, что у него не будет четкого и последовательного финала. Поэтому я думаю, что это имеет значение с точки зрения того, как мы понимаем положение Украины в Европе и в рамках европейской архитектуры безопасности.
Тогда, конечно, будет важно, кто победит на президентских выборах в США, мы это уже обсуждали. Но Украина расскажет свою историю. Европа расскажет свою собственную историю. Не все вращается вокруг США.
Если Трамп будет избран, вероятность вступления Украины в НАТО равна нулю. Нет никакой вероятности, что дуэт Трамп-Вэнс поддержит вступление Украины в НАТО. И кроме того, само НАТО может начать выглядеть совершенно другой организацией, чем было до второго мандата Трампа, я думаю, это понятно. Можно предположить, что это весьма серьёзно изменит трансатлантические отношения.
Так какие же требования это предъявляет к Украине и в какое положение ставит Европу?
Я настроен оптимистично по этому поводу. Мы можем исходить из того, что произошло за последние два с половиной года. Европа проделала колоссальную работу, чтобы сохранить суверенитет и независимость Украины. Не 100 процентов Украины, а более 80 процентов Украины является суверенной и независимой.
Независимо от того, является Украина членом ЕС или нет, и независимо от того, является Украина членом НАТО или нет. Это будет растущий набор отношений. Я вовсе не пессимистичен в отношении общей траектории.
Фальшивая дипломатия
Вернёмся к выборам президента США. В случае победы Дональда Трампа он уже заранее заявил, что помощь США Киеву сократится. Приведет ли это к эскалации конфликта со стороны России? Или, что касается того, что вы упомянули, у русских просто больше нет возможности для более фундаментальной эскалации?
Я думаю, что вторая часть вопроса правильна. Вы говорили о нападении русских на детскую больницу, я не думаю, что русские могут быть более агрессивными. Во время войны уже были нападения на украинские электро- и водоснабжение, год назад у нас было нападение на плотину на Украине. Уровень агрессии был чрезвычайно высок.
Я не думаю, что Россия ждет, пока президент Трамп попытается выиграть войну. Это почти противоположная проблема, которая могла бы возникнуть в случае избрания Трампа. По моему мнению, им придется иметь дело с большим количеством фальшивой дипломатии с российской стороны. Обычно: давайте помиримся, давайте решим проблему, мы готовы действовать. Меня бы беспокоила не столько военная активность России после победы Трампа, сколько рост российской дипломатической активности после победы Трампа. Трамп сейчас говорит, что может решить проблему за 24 часа. Недавно он заявил, что может решить проблему Украины одним телефонным звонком.
Но если я вернусь к тому первому сроку Трампа — он говорил о всех видах дипломатии, которые он мог бы провести с Россией, но ничего из этого не произошло. Но также важно помнить, что администрация Трампа согласилась на военные действия в Сирии, в результате которых погибли 300 российских солдат. Именно администрация Трампа отправила в Украину оружие Javelin. Так что, возможно, нам стоит задуматься над следующим: как бы выглядела война, если бы Соединенные Штаты при Трампе, например, увеличили поставки оружия.
Я как раз думал об этом. Если заявления Трампа о прекращении американской помощи Украине, декларация о разрешении войны одним телефонным звонком — это не просто часть предвыборной риторики и когда он придет к власти, он изменит тон.
Я согласен. Я думаю, что Трампа всегда нелегко понять в этих вопросах. Его легче понять в отношении Китая и Ближнего Востока. А вот Европа, Украина, Россия менее последовательны.
Трамп преуспевает в создании чувства неопределённости. Это создает поле для уступок. Трамп не любит проигрывать, ему не нравится, когда его считают неудачником. Я думаю, что вместо того, чтобы отказаться от Украины, Трамп мог бы решить пойти на эскалацию через шесть месяцев или год своего президентства.
Непрерывность поддержки
Когда мы разговаривали в начале года, вы сказали: «Я не думаю, что Соединенные Штаты или Европа достигли точки, когда они собираются отказаться от борьбы за Украину. Вы думаете, что это все еще продолжается?» И продлится ли это убеждение до освобождения Украины?
Я думаю, что это по-прежнему актуально. Основная сюжетная линия огромной поддержки во многих областях сохраняется. Самым фундаментальным изменением с начала войны является изменение менталитета, когда Украина воспринимается как часть европейской истории. Сейчас за это платят не меньше, чем раньше. Преемственность просто поразительна.
В Великобритании прошли выборы, на которых консерваторы проиграли, а лейбористы победили, и я не думаю, что лейбористы будут менее вовлечены в дела Украины. В Италии есть Джорджия Мелони, которая, как все опасались, будет весьма пророссийской, но этого не было видно. Что касается Франции, Марин Ле Пен и Национального фронта, то они тоже проявили умеренную позицию по отношению к России. АдГ в Германии очень и очень далека от того, чтобы быть частью какой-либо правящей коалиции.
Европа остается и, я верю, всегда будет местом огромного политического разнообразия, но решимость помочь Украине сохраняется.
То есть поддержка продолжится?
Конечно. Мы все время говорим об украинском кризисе, и это нормально. Но давайте не будем определять все, что мы делаем по отношению к Украине, термином «кризис». За последние два с половиной года сделано немало. И вполне возможно, что в ближайшие годы мы добьемся гораздо большего. Так что давайте не забывать об успехах.
Анна Урбанова
0 комментариев