«ЧЕРНАЯ МЕТКА» для ЯНКИ КУПАЛЫ / или Оккупация без грифа «Секретно»

Андрей ТИСЕЦКИЙ — СЫЩИК от ИСТОРИИ
«Беларуское историко-детективное агентство»

В редакции 23 июля 2020 года

«А вот як не любіць гэта поле, і бор,
I зялёны садок, і крыклівую гусь!..
А што часам тут страшна заенча віхор,—
Гэта енк, гэта крык, што жыве Беларусь!»
Янка Купала

На День белорусского кино 17 декабря 2019 года был (изначально) анонсирован предпоказ знаковой для страны художественной киноленты «Купала», снятой режиссером Владимиром Янковским на национальной киностудии «Беларусфильм», и повествующий о драматичной судьбе Народного поэта Беларуси. Но все ли мы знаем про его жизнь, ведь тайна трагической смерти нашего знаменитого соотечественника 77 лет назад так и не раскрыта, и до сих пор продолжает будоражить умы исследователей и литераторов? Вот и автор этих строк провел собственное расследование того давнего происшествия, далеко выйдя за рамки непосредственно личности Купалы, что, тем не менее и позволило аргументированно подтвердить версию о том, что на самом деле имел место не несчастный случай, а, по сути, заказное политическое убийство.

Но обо всем по порядку.



Одно из последних фото Янки Купалы

29 июня 1942 года на стол главного чекиста СССР Лаврентия Берии легло краткое и сухое донесение: «28 июня в 22 часа 30 минут в гостинице «Москва» упал в лестничную клетку и разбился насмерть народный поэт Белоруссии Луцевич Иван Доминикович 1882 года рождения, литературный псевдоним Янка Купала. Момент и обстоятельства падения Луцевича никто не видел». Копии этого сообщения были отправлены Сталину и Молотову[1], а дело было закрыто.

Однако несколько лет назад, накануне 135-летия классика отечественной литературы, на страницах белорусской прессы в очередной раз появились многочисленные материалы, которые свидетельствуют о том, что его смерть была совершенна не случайна, и на самом деле могло иметь место физическое устранение советскими карательными органами неугодного Кремлю авторитетного представителя белорусской национальной интеллигенции[2].

Но несмотря на выявленные и детально проанализированные исследователями и литераторами многочисленные нестыковки реальных обстоятельств смерти поэта с официальной ее трактовкой, никто из них так и не предложил убедительной версии того, кто конкретно, и по каким непосредственно причинам мог иметь прямое отношение к этому делу именно летом 1942 года, накануне его 60-летнего юбилея 7 июля 1942 г. Никто не ответил и на вопрос, кто в таком случае был непосредственным заказчиком «несчастного случая»?

По моей же аргументированной версии, которую я и представляю на суд читателей, произошло это в силу обстоятельств, напрямую связанных с событиями, имевшими место в оккупированном гитлеровцами БССР в 1941-1942 гг. В этом деле пересеклись судьбы знаковых для белорусской истории личностей, таких как Иван Ермаченко, Станислав Станкевич, Михась Климкович, Пантелеймон Пономаренко, а также других, значительно менее известных.

Но, обо всем по порядку.

I. «Союз борьбы за свободную Беларусь» в Борисове (1941-1942 гг.)

«Война — это ведь не просто кто кого перестреляет.
Война — это кто кого передумает».
Борис Васильев «А зори здесь тихие...»

Несмотря на огромное количество опубликованных биографических и справочных материалов по периоду гитлеровской оккупации Беларуси, простому обывателю найти среди них достоверную информацию об истинных социальных и политических процессах, которые тогда происходили на нашей земле, достаточно сложно. Порой, чтобы выжить самим и обезопасить от советских и нацистских репрессий, или же просто ради простого благополучия, родных и близких, многие факты своей биографии люди, бывшие под оккупацией, и в том числе бежавшие потом на Запад, тщательно скрывали, подменяя их полумифическим суррогатом, или просто замалчивая. Этому способствовала и официальная послевоенная идеологическая политика в СССР, создававшая четкую, понятную и единообразную плакатную картину единства комунистической партии и всего советского народа в героической борьбе против немецко-фашистских захватчиков.

Тем не менее, в результате тщательного сбора, фильтрации, сопоставления и анализа информации по этой теме, и, в том числе, сверки ее с официальными и архивными документами, можно прийти к обоснованному выводу о том, что в первоначальный период гитлеровской оккупации Беларуси именно лидеры национального движения, под прикрытием формируемой немцами коллаборационистской гражданской администрации и полиции, стали создавать на территории своей родины наиболее организованную и действенную на то время сеть подпольных организаций и групп, основной целью которых была борьба за независимость родины и от коричневой, и от красной чумы.

Одним из самых малоизученных эпизодов этой тайной борьбы стала деятельность подпольного «Союза борьбы за свободную Беларусь» в 1941-1942 гг. в Борисове.

Так, уже в июле 1941г. в город (судя по всему по линии международной организации Красный Крест) прибыл как частное лицо, местный уроженец Иван Абрамович Ермаченок (больше известный как Ермаченко), в годы Гражданской войны в России адъютант барона Врангеля, потом представитель правительства БНР в Константинополе и генеральный консул на Балканах, в 1922 году — заместитель Министра иностранных дел БНР в Ковно, один из лидеров белорусской эмиграции в предвоенной Европе. Чуть позже он возглавит БНС[3].



Фото: Ермаченко И.А. (справа), консул БНР в Турции. Слева — его адъютант Игорь Овчинников

Справка

Осенью 1941г. назначенный на должность комиссара Генерального округа Беларусь Вильгельм Кубэ дал согласие беларускому национальному активу на создание Белорусской Народной Самопомощи (БНС), о чем 22 октября был издан соответствующий указ. В уставе БНС говорилось, что она «является добровольной народной организацией, призванной бороться за возрождение белорусской культуры, готовить национальные кадры, оказывать помощь белорусам, пострадавшим от военных действий, преследований большевиков и поляков, восстанавливать разрушенный чужаками белорусский край». Согласно уставу, деятельность БНС охватывала очень широкий спектр жизни белорусского общества. С разрешения Кубе она могла заниматься школьными вопросами, созданием домов культуры, читален и библиотек, организацией всевозможных курсов. Кроме того, ей разрешалось курировать народное здравоохранение и издание прессы на белорусском языке.

План Кубе предусматривал, что со временем БНС должна была «врасти» в местную оккупационную администрацию – от районных комиссариатов до комиссариата генерального. Поэтому завершением организации БНС должно было стать создание ее центрального руководящего органа. 26 января 1942г. такой орган был создан.

Некоторое время он функционировал только на бумаге, однако, уже 29 января 1942г. Кубе своим указом придал ему «конституционные формы». Тем же указом руководящему органу БНС было разрешено называться Центральный совет (Централь).

Центральный совет располагался в Минске, а в округах, районах и волостях генерального округа «Беларусь» создавались окружные, районные и волостные отделы БНС. Председатель Центрального совета БНС И.Ермаченко также должен был выполнять функции советника по белорусским вопросам при генеральном комиссаре Кубе. Такие же функции «мужей доверия» должны были выполнять и окружные руководители БНС (при окружных комиссарах соответственно)[4].

В Борисове, где у Ивана Ермаченка жили родственники, он встретил проживавшего недалеко от них по ул.Ф.Энгельса Иосифа Петровича Довгалова (бел. — Язэпа Доугала), 1903 г.р, бывшего сотрудника местного горотдела милиции, уволенного в 1938/39г. из органов накануне т.н. «Освободительного похода Красной Армии в Западную Украину и Беларусь», судя по всему, по причине шляхецких корней. Он участвовал в советско-финской войне 1939-1940 гг., где был ранен и контужен. Вылечившись, был признан ограниченно годным к военной службе и уволен в запас. На начало войны работал директором ресторана в Борисове. Иван Ермаченок и Иосиф Довгалов как будто были земляками из д.Большое Осово бывшей Холопеничской волости Борисовского уезда. Однако по другим данным, Ермаченок был родом из деревни Копачевка того же уезда.



Фото: Довгалов И.П. (справа). Конец 20-х, нач. 1930-х гг. во время работы в милиции.


Фото: дом И.П.Довгалова по ул.Энгельса в Н.-Борисове

Что его могло связывать с Иосифом Довгаловым для меня лично остается не совсем понятным, в том числе, учтывая разницу в возрасте (Ермаченок был значительно старше Довгалова).

По сведениям свояков Ивана Ермаченка (в том числе из д.Лавница Борисовского района), его отец, Абрам, до революции работал у какого-то еврейского торговца, у которого начинал свою трудовую деятельность и его сын. Оценив смышленость и расторопность парня, еврей тот за свой счет отправил Ивана на учебу в Москву. Однако начавшаяся вскоре Первая Мировая, а потом и Гражданская война, прервали ее. Как будто в армии безграмотные писарчуки исказили в документах его фамилию на украинский манер с Ермаченка на Ермаченко, однако не исключаю, что это специально сделал сам Иван Абрамович, чтобы обезопасить свою родню, оставшуюся под Советами, как-бы отгородив от себя.

За последнюю версию говорит то обстоятельство, что простой белорусский селянин Абрам Ермаченок в межвоенный период как-будто избежал коммунистических репрессий, и на начало советско-германской войны проживал в д.Большое Осово(?) Холопеничского района. Надо думать, что появившийся в июле 1941 года в Борисове Иван Ермаченок, его и разыскивал.

Отец Иосифа Довгалова, Петр Алексеевич, был солдатом Первой Мировой войны, награжденным знаком Георгиевского креста IV степени. За него полагалась денежная премия, за которую (со слов одной из внучек — 10 золотых монет) он прикупил хутор Полторащина, недалеко от д.Большое Осово. (И уж не воевал ли он вместе с Иваном Ермаченком?) Советскую власть Довгалов старший как будто жаловал, поэтому у него имел место конфликт с местными антисоветскими разбойниками, которые и подловили его как-то, когда он на Пасху с освещенными куличами и яйцами возвращался из Холопеничской церкви. Возглавлял банду, или просто был с нею связан, церковный поп. Было это во времена НЭПа в 1922/1923 году.

Со слов одной из внучек, бандиты подкараулили ее деда на дороге, схватили и жестоко расправились. Привязали к двум березам за ноги, а потом отпустили, отчего тело разорвало на части. Надо думать, что это злодейство в большой мере повлияло на профессиональный выбор его сына Иосифа, который отслужив срочную службу в рядах Красной Армии, где-то в 1926/27 годах пошел на работу в милицию.

Проживавший же с семьей по улице Ленинской в Н.-Борисове родственник Ивана Ермаченко — Ермаченок Степан Васильевич, 1874 г.р., уроженец д.Лавница, работавший на железной дороге старшим стрелочником, в 1936 году попал под каток репрессий и был приговорен к 8 годам ИТЛ. Пострадал и его зять, Белошевич Антон Михайлович, который на то время являлся начальником линейного пункта НКВД на ст.Борисов. Его правда вскоре освободили, но в органах он уже не работал. В июне 1941 года был призван в ряды РККА простым рядовым и пропал без вести. Безусловно, последний был хорошо знаком Довгалову И.П., такому же бывшему сотруднику правоохранительных органов. В довоенные годы в семье Ермаченков хранилась фотография 1-го выпуска транспортной школы ОГПУ, которую заканчивал Белошевич, с запечатленным среди выпускников «Рыцарем Революции» — Феликсом Эдмундовичем Дзержинским.



Фото: стоит справа Ермаченок С.В.







Фото: начальник линейного отдела НКВД на ст.Борисов Белошевич Антон Михайлович. 1935 г.



Ремарка

Знаменательно, что совсем недалеко от Великого Осова нынешнего Крупского района, где, как будто, родился Ермаченок, находится деревня Дразы уже Борисовского. По данным бывшего милиционера, а в годы оккупации подпольщика и партизана, Василия Матвеевича Брижевского оттуда, якобы, на самом деле был родом бургомистр Борисова Станислав Станкевич. И по прибытию летом 1941 года на Борисовщину, он навещал там свою родню. Однако к личности Ст.Станкевича и его роли в рассматриваемых событиях мы вернемся несколько позже.



Фото: Маркович Мария Алексеевна

Как свидетельствовала в свое время жена Иосифа Довгалова Мария Маркевич, к слову, тоже, как и ее муж, родом из д.Большое Осово, не замедлил к ним с визитом эмигрант Ермаченок. По такому случаю она накрыла на стол. Гость поднял тост «За свободу Беларуси», а охмелев, разоткровенничался.



Фото: И.А.Ермаченок (Ермаченко) в последние годы жизни

— Послушай, Иосиф, что я тебе скажу. Рано или поздно немцы уйдут из Беларуси… Давай организуем «Союз борьбы за свободную Беларусь». Надо подобрать надежных людей. Немцы мне пока доверяют. Я помогу тебе и людям, которых ты назовешь, устроится на хорошую работу...[5].

Полагаю, что кроме всего прочего, Ермаченка привлек в Довгалове и его какой-никакой милицейский опыт оперативно-розыскной деятельности и конспирации.





Ремарка

Объективности ради хочу отметить, что многие из тех, кто в последствии примкнул к подпольной организации, видимо даже не подозревали о ее истинных целях и задачах. И идеология здесь не играла существенной роли, т.к. никаких других политических ориентиров, кроме как постулатов коммунистической партии, в своей жизни они не знали. Национальные ориентиры также не играли тут превалирующей роли. Главным фактором служило внутреннее понимание необходимости сопротивления гитлеровским оккупантам. Естественно, без какой-либо привязки к Кремлю и «Великому вождю и учителю товарищу Сталину», вместе с созданной им, и глубоко преступной по своей сути, колхозно – гулаговской системой.

Используя свои возможности и связи, И.А.Ермаченок (Ермаченко) помог занять ряд ключевых должностей в т.н. борисовской управе тем, кого рекомендовал туда И.П.Довгалов. Одновременно с этим стала создаваться и подпольная организация. В основном это были родственники, соседи и хорошие знакомые.

В борисовском местном самоуправлении, или т.н. управе стали работать Давыд Винольевич Ященко и Иван Игнатович Ходосевич.

Недалеко от Довгалова по улице Спортивной в Ново-Борисове жил его хороший друг главный инженер стеклозавода им.Дзержинского Владимир Владимирович Лозовский. Это был очень высококультурный, образованный, вежливый человек. Он самостоятельно выучил и хорошо владел шестью иностранными языками. Его уважали рабочие стеклозавода. Лозовский, как и Довгалов, оказался не мобилизованным в ряды Красной Армии. До самого последнего момента он занимался эвакуацией предприятий. Отправил в тыл семьи директора стеклозавода и свою, а сам выехать не успел. Жил он в одном доме с братом В.А.Качана – Петром Александровичем, который в первые дни войны пошел на фронт. До войны П.А.Качан какое-то время работал начальником местной милиции. Через него Довгалов был хорошо знаком с Владимиром Александровичем Качаном.

Как-то придя к племяннику Борису, В.А.Качан встретил тут Довгалова и Лозовского. Разговорились. Друзья высказывали готовность к сопротивлению гитлеровским оккупантам. Владимиру Александровичу это оказалось по душе. Он пообещал зайти в другой раз. В назначенное время Качан пришел с Дмитрием Курочкиным. Тот до сорокового года работал на стеклозаводе и дружил с Лозовским. На этой встрече договорились о дальнейших планах. Так начала создаваться подпольная группа. Довгалов первому предложил включится в подпольную борьбу мужу сестры Авдотьи, мастеру цеха стеклозавода Сергею Владимировичу Басалкину, затем своему швагеру Брониславу Казимировичу Замбржицкому, который перед войной закончил Минский медицинский институт и теперь жил у родителей недалеко от Довгалова. Замбржицкий в свою очередь привлек к деятельности группы мужа двоюродной сестры Карла Иосифовича Ржеуцкого. В 1940 году он был призван на срочную службу во флот. Проходил ее в Кронштадте, однако сильно заболел и получил годовой отпуск. Приехал домой. Тут его и захватила война. В первые же ее дни Ржеуцкий добровольцем вступил в Первую мотострелковую дивизию (раньше называлась Московской Пролетарской стрелковой дивизией) которая обороняла подступы к Борисову. Оказавшись в окружении, Карл остался в городе.



Фото: Басалкин Сергей Владимирович мастер-стеклодув борисовского стеклозавода. шурин Довгалова И.П. и член подполья СБСБ. Умер от ран в 1952 г.



Фото: супруги Замбржицкие. Расстреляны гитлеровскими оккупантами в 1943 г.

Лозовский привлек к подпольной работе рабочих стеклозавода им.Дзержинского Федора Федоровича Ковалева и Егора Федоровича Чернова, молодых патриотов Бориса Качана, Николая Капшая, Мечислава Корнеева, Леонору Шапчиц и др.

Благодаря И.А.Ермаченку, скоро стали работать В.В.Лозовский – директором стеклозавода, И.П.Довгалов – заведующим столовой при ней, Давыд Винольевич Ященко – заведующим продуктового отдела районной управы, Б.К.Замбржицкий – заведующим отдела охраны здоровья городской управы.





Ольга Васильевна Корнюшко, одна из первых борисовских женщин-милиционеров, также, как и Довгалов, уволенная в 1938 году из милиции по причине шляхецких корней, стала работать секретарем-машинисткой в городской комендатуре, Лидия Михайловна Голынец (жена репрессированного ветеринарного врача) – в жилотделе, а потом переводчицей в Борисовском местном самоуправлении (управе).



Фото: Корнюшко О.В.



Фото: она же с дочерью

Были и другие назначения по ходатайству Довгалова. Но многие из тех, кто поступил к немцам на должность и потом позиционировался как подпольщик, на деле оказались далеко неоднозначными фигурами, и их история – это отдельная тема.

Вскоре после этого Ермаченок -Ермаченко занял должность в Минске.

В доме №24 по улице Андреевской, на квартире Анны Пушкиной, подпольщики организовали выпуск листовок. Анна работала инспектором отдела охраны здоровья городской управы. Используя свои связи среди немцев, она достала печатную машинку, систематически снабжала подпольщиков бумагой, сама распространяла листовки, доставала необходимые документы, сообщала об агентах гестапо.

Для того, чтобы получать сведения о реальном положении на советско-германском фронте, подпольщикам необходим был радиоприемник. Его искали все, однако найти было нелегко. С первых дней оккупации гитлеровцы издали приказ, в котором говорилось, что жители города и района обязаны в самый ближайший срок сдать в комендатуру все радиоприемники. За неисполнение – расстрел. Одни послушно выполнили это распоряжение, другие как можно дальше попрятали радиоприемники. И только надежным людям они могли теперь отдать их. Один такой радиоприемник и был в тайне доставил в город на квартиру Бориса Качана. Затем его забрал себе В.А.Качан. Он приспособил его около печи для разогрева алюминия на чугуны, которая была сооружена на огороде. И только зимние холода заставило отказаться от такого надежного тайника и радиоприемник был тайно вывезен на квартиру В.В.Лозовского.

Подпольщики принимали сводки Совинформбюро, перепечатывали на печатной машинке, сопровождали их своими комментариями и распространяли в городе и районе. Большую помощь оказывали взрослым члены молодежной группы Бориса Качана. Они распространяли листовки, собирали оружие, организовывали диверсии, собирали важные сведения о размещении гитлеровских частей, оборонных сооружений и др.

В подвале столовой стеклозавода находились на откорме гуси и куры. Тут же за перегородкой в укрытии поставили радиоприемник. Во время радиопередач сестра Довгалова – Евдокия Петровна Басалкина начинала кормить птиц, и они своим криком маскировали голос радио.



Фото: Балсалкина (Довгалова) Евдокия Петровна

Проводили подпольщики работу и по сбору оружия, боеприпасов, продуктов питания и медикаментов. Все это пряталось в надежных местах. Один из тайников находился на стеклозаводе. Тут в основном пряталось оружие. Постепенно его переправляли в лес. Разбирали по частям, заворачивали в промасленные тряпки и в бочках с нечистотами вывозили в установленное место за городом.

В Борисове жило много семей военнослужащих, которые остались без куска хлеба. Подпольщики не оставили их без помощи: снабжали продовольственными карточками и талонами, по которым выдавались обеды в заводской столовой. Врач Б.Замбржицкий передавал для партизан медикаменты, выдавал борисовчанам справки о болезни и нетрудоспособности. Многих он спас от угона в Германию.

Интересно свидетельство борисовского еврея Ривкинда Исаака Эммануиловича.

«До войны работал в пищеторге. Был призван в ряды Красной Армии, попал в окружение, бежал, состоял в стеклозаводском подполье Довгалова и Лозовского, а потом переправлен в партизанский отряд…».

Ольга Корнюшко снабжала земляков и военных-окруженцев необходимыми документами, помогала борисовчанам уходить в лес в партизаны. Летом 1942 года она была схвачена оккупантами и расстреляна.

В мае 1942 года над подпольщиками нависла серьезная опасность – начались аресты, возможно связанные с контактами с прокоммунистическим крылом сопротивления. Лозовский и Довгалов узнали, что за ними следят и договорились встречаться реже. Но через две недели в столовую к Довгалову прибежала встревоженная сестра Евдокия Басалкина:

— Арестовали Лозовского! Быстрей уходи!

Довгалов сначала решил зайти домой, а потом уйти в лес к партизанам. Но на нынешнем проспекте Революции его схватили. Оккупанты и их прислужники подвергли обоих мучительным пыткам, требовали назвать имена других подпольщиков. Но оба погибли, никого не выдав. Об их мужестве говорит записка, которую Довгалову удалось передать жене из тюрьмы:

«Дорогая Мария! — писал Иосиф Петрович. – Меня уже пытали три раза, били и травили собаками. Но я никого не выдал. Береги детей!»

Не выдал Довгалов и Ивана Ермаченка. Жене Иосифа Петровича удалось даже попасть к нему на прием в Минске. Как свидетельствовала мне в 2016 году его, Довгалова, младшая дочь Валентина, 1941 г.р., при ее матери тот как будто звонил в Борисов, но спасти своего земляка не успел. Его жену оккупанты не тронули как будто только потому, что муж заранее подделал свидетельство о разводе. К тому же их дом был оформлен на нее, что подкрепляло эту версию. Надо думать, что не обошлось тут и без вмешательства бургомистра Станкевича.







Ремарка

Трагичной оказалось судьба старшего сына Иосифа Довгалова — Евгения, или как его звали родные и друзья на французский манер Жан, 1929 года рождения. В 2016 году одна из его родственниц свидетельствовала мне, что в 1944 году мать, Маркович Мария Александровна, отец и брат которой работали в полиции, отдала его, 15-тетнего подростка, «во власовцы». Однако думаю, что речь может идти только о Вспомогательной службе Люфтваффе, куда 27 мая 1944 года по инициативе белорусских националистов, и, в первую очередь из военизированной организации СБМ (Союз Белорусской Молодежи) началась вербовка белорусской молодежи, наряду с призывом в БКО (Белорусская Крайовая Оборона). Один из четыре приемных лагерей для добровольцев на территории Беларуси как раз и находился в Борисове. Тут юноши проходили медицинский осмотр, получали обмундирование и более подробную информацию о своей будущей службе. Если некоторые из них передумывали идти служить, то они имели возможность вернуться из приемного лагеря домой. Младший возрастной порог «рекрутов» составлял 15 лет[6]. Таким образом Жан Довгалов мог оказаться в Германии, (или Франции?). После окончания войны был депортирован на родину «как насильственно вывезенный на работы «у Няметчыну»». Информацию о своей «службе» он скрывал. Сдал его в 1947 году соответствующим органам накануне призыва в ряды Советской Армии, друг, которому он подписал свою фотографию, но подарить так и не успел.



Получив по суду 10 лет ИТЛ, Жан Довгалов вышел на свободу по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 17 сентября 1955 года «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.». Последним его местом жительства после отбытия наказания стал российский Ярославль. Умер он лет 6-7 назад.


Ремарка

В 2016 году дочь погибшей подпольщицы Корнюшко О.В. Кузнецова (Адамейко) Алла Павловна, 1929 г.р., свидетельствовала автору этих строк следующее:

«До войны мы с мамой жили в Н.-Борисове. Она была родом из д.Брусы. Сначала работала в школе, а потом в милиции. Где-то в 1938 году ее арестовали. Потом, правда, отпустили, но в милиции она уже не работала. Опять стала трудится по линии образования. Помню, как еще до войны, когда мы с ней как-то шли по берегу Березины мимо здания борисовской тюрьмы, то с каким страхом она на него посмотрела. Помимо мамы, на должности при немцах состоял и ее брат, а мой дядя, Михаил Васильевич Корнюшко (1898 г.р.), который с семьей жил по ул.Гончарной, 29. До войны он сначала работал грузчиком, а потом, после 6-месячных курсов, занимал какую-то руководящую должность на макаронной фабрике. При немцах работал там же начальником отдела обеспечения. Был еще у них брат Антось, который жил в д.Старинки, но его во времена коллективизации убили кулаки.



Фото: Стоит Михаил Васильевич Корнюшко. Сидит Антон Васильевич Корнюшко. д.Старинки. Нач. 1920-х гг.

Маму арестовали 1 июня 1942 года. Расстреляли ее через месяц и 10 дней вместе с ее подругой, бывшей учительницей Филиппович. Кто ее арестовывал, сразу не знали. Когда увозили в «черном воронке» — автозаке, то перед тем как машина тронулась с места, открылось маленькое окошко, через которое на дорогу вылетел маленький бумажный комочек. Это были два чистых бланка пропусков, внутри которых находилась мамина брошь. Кинулись искать маму. В жандармерии ее не оказалось. В гестапо, которое размещалось, где теперь Евроопт в Старом городе, тоже. В старом здании Резинотехники в старом городе тоже находилась полиция. Позже выяснили, что арестовывало ГФП (тайная полевая полиция), которая размещалась в Ст.Борисове на том месте, где сейчас здание Электросетей. А управа размещалась там, где до войны был леспромхоз.

Меня забрал к себе отец, Адамейко Павел Григорьевич, который с мамой развелся в 1936 году и у него уже была другая семья. Проживал он тоже в Ст.Борисове. Папа до войны работал шофером на хлебокомбинате и хорошо играл на скрипке. Когда я узнала, что мама сидит в тюрьме, я пошла туда, однако полицейский, который там дежурил, меня прогнал. А через некоторое время он принес записку от мамы, которую она ему тайком передала.

Там было написано примерно следующее.

«Здравствуйте мои дорогие. Чего я всю жизнь боялась, то и произошло. Но думаю, что все обойдется. Письмо прочитайте, и сразу уничтожьте».

Дом этого полицейского стоял напротив окна второго этажа камеры тюрьмы, в которой сидела мама вместе с Филиппович.



Фото: Возле тюрьмы г.Борисова. Конец 1940-х гг. Закрыта в 1952 г.

Не помню, в самом ли письме было написано, или это рассказал принесший его полицейский, о том, что маму, как будто выдал какой-то человек, работавший на электростанции. Одна женщина, которую выпустили из тюрьмы, потом говорила, что видела маму всю черную от побоев. Потом пошел слух, что ее с подругой повесят. В это же время к нам домой как-то зашел дядя Гриша (Зульпукаров Газихан Гаджиевич), сам из Махачкалы, кадровый офицер. Мама в свое время оформила ему поддельные документы, по которым он стал работать агрономом.

Он сказал так: «Не повесят. Мы им тоже хороший урок готовим»… Повесили других (мужчин). А нам потом довоенный знакомый, который работал в полиции, фамилия его была Вериго, рассказал, что маму с Филиппович расстреляли на полигоне. Забрали и расстреляли также моего дядю, Корнюшко Михаила Васильевича…».


Фото: Олимпиада Григорьевна Филиппович. Казнена 7.VII-42 г. вместе с Ольглй Васильевной Корнюшко




Фото: Корнюшко Михаил Васильевич 1920 г.

Довоенный борисовский милиционер Василий Матвеевич Брижевский, в годы войны подпольщик и партизан, не связанный с подпольем, возглавляемым Иосифом Довгаловым, в своих машинописных воспоминаниях упоминает о том, что ходил слух о том, что весной 1942 года в Борисове должно было произойти какое-то восстание. Однако никаких свидетельств его подготовки пока установить не удалось. И вполне возможно, что это были отголоски событий, имевших место в соседнем с Борисовским Березинском районе[7].



Фото: Брижевский В.М. 1944-1945 гг.



Фото: Он же. 1970-е гг.

Некоторые же из оставшихся в живых подпольщиков из «Союза борьбы за свободную Беларусь» впоследствии осознанно примкнули к коммунистическому крылу подполья. В том числе и известная молодежная группа Бориса Качана[8]. Кто-то был завербован партизанской, или же советской агентурной разведкой, как агент. Так, по сведениям борисовского историка и краеведа Валерия Николаевича Раховича, в 1942 году шурин Довгалова Бронислав Казимирович Замбржицкий был завербован агентом-«маршрутником» Витебской оперативно-чекистской группы (ОЧГ) Проявкиным)[9].

До освобождения Беларуси от гитлеровских оккупантов дожили немногие.

Что же касается дальнейшей судьбы инициатора создания борисовского «Союза борьбы за свободную Беларусь» Ивана Ермаченка, то, по данным эмигранта Ивана Косяка, в начале 1943 года рейхсминистр восточных оккупированных территорий гитлеровской Германии Альфред Розенберг вызывал в Берлин представителей БНС для получения от них непосредственной информации о ситуации в Беларуси и о причинах появления и роста партизанских диверсий.

Делегация БНС в составе д-ра Ермаченко, д-ра Войтенко, редактора Адамовича и учителя Беляковича посетила Розенберга, имела с ним беседу и подала ему заранее подготовленный меморандум. Там указывалось, что в начале войны белорусский народ был лоялен к немецкой власти, однако самоуправство и издевательства местных органов гестапо сменили лояльность на враждебность.

Розенберг через своего руководителя политических дел проф. фон Менде рекомендовал делегации созвать совещание берлинских белорусов и принять резолюцию с просьбой к немецким гражданским и военным властям о прекращении грабежей деревень и принудительной высылки больных белорусов на работу в Германию. На это совещание должны были прибыть советник министерства Кляйст и д-р Вегнер. Однако гестапо не допустило этого совещания и вернуло делегацию в Минск.

Сразу после этого обращения д-р Ермаченко был арестован гестапо. Его допрашивали на протяжении трех дней, и только после вмешательства генерального комиссара Кубе он смог вернуться в Минск.

Со стороны выглядело, что руководящие немецкие деятели в Берлине не были довольны текущей деятельностью д-ра Ермаченко. Он не получил всеобщей популярности в народе и не помешал развитию советского партизанского движения.

А деятельность Ермаченко по организации массовой вооруженной Беларуской самааховы вызывали недоверие и озабоченность у немцев.

В августе 1943 года д-р Ермаченко был удален из Минска в Прагу с запретом заниматься общественными делами. После убийства генерального комиссара Кубе в Минске 22 сентября 1943 года д-р Ермаченко был арестован в Праге как подозреваемый в содействии этому убийству, т.к. он рекомендовал работников из числа прислуги генеральному комиссару. Будучи уже посажен в транспорт, следующий из Праги в лагерь смерти, Ермаченко был спасен и высажен из него только личным вмешательством д-ра фон Менде[10].

Ремарка

Мария Маркович, в свое время вспоминала, что когда Ивана Ермаченка назначили на должность, он забрал к себе из Б.Осова(?) отца в Минск. В 1943 году Абрам Ермаченок вслед за сыном перебрался в Чехословакию (вероятно в Прагу). Однако сразу после войны старик захотел вернуться умирать на родину и чуть ли не пешком вернулся назад в Беларусь. Жил один, вел единоличное хозяйство. Советская власть его не трогала, однако и сельчане, и даже ближайшая родня общаться с ним опасались. Поэтому, когда он умер, о чем узнали по сильному характерному запаху разлагающегося тела, раздававшемуся из дома, то организовывать похороны оказалось некому. Пришлось это делать, приехавшим в Большое Осово (?) милиционерам. Прожил Абрам Ермаченок после войны не долго.

Справка

А в 1968 году на фасаде главного здания борисовского стеклозавода им.Ф.Э.Дзержинского появилась памятная доска погибшим руководителям подполья. И хотя ни довоенный главный инженер предприятия украинец Владимир Владимирович Лозовский, ставший по рекомендации И.П.Довгалова директором стеклозавода, ни последний коммунистами не являлись (о чем имеются послевоенные записи краеведов опроса родственников Иосифа Петровича), тем не менее в то время никак иначе, как группой партийно-патриотического подполья г.Борисова, назвать их никто не имел права.



И это был первый в Беларуси памятный знак, де-факто установленный не прокремлевским, а именно национально ориентированным антинацистским подпольщикам.



Фото: памятный знак на современном здании заводоуправления.

Судя по всему, прямое отношение к Борисовскому «Союзу за свободную Беларусь» имело и Крупское подполье во главе с бургомистром районной Управы довоенным учителем Викентием Петрайтисом. Из членов подполья можно отметить заведующего отдела здравоохранения А.Чайкина и начальника сельскохозяйственной комендатуры Альфонса Имшанецкого. Крупское национально ориентированное подполье было раскрыто и ликвидировано оккупантами и коллаборационистами летом 1942г. вслед за борисовским «Союзом»[11].

По некоторым косвенным данным можно судить о возможных контактах с березинским национально-ориентированным подпольем во главе с бургомистром района Андреем Соколовым, его заместителем Ивашкевичем и начальником полиции Леонидом Бернардовичем Шунейко, ликвидированным оккупантами в апреле 1942 года[12]. Но это уже тема отдельного исследования

В советские времена делался акцент на том, что подпольная организация борисовского стеклозавода имела связь с партизанами Палика, малочисленные группы которых из числа окруженцев Красной Армии появились там еще летом 1941 года.

В частности, ветеран стеклозавода П.Р.Будько в свое время свидетельствовал следующее:

«В заболоченном районе озера Палик летом 1941 года осталось много автомашин. Под предлогом того, что надо достать запасные части, В.Лозовскому и И.Довгалову удалось выехать из города на Палик и там установить связь с партизанами. С собой для партизан они брали соль, которая в то время ценилась на вес золота».

Также аксиомой считалось то, что подпольная организация действовала под чутким руководство коммунистической партии во главе с довоенным 1-м секретарем Борисовского РКП(б) Иваном Афанасьевичем Ярошем. Однако исследования борисовского историка и краеведа Валерия Николаевича Раховича (а до него Брижевского В.М.) убедительно доказывают всю несостоятельность этих утверждений.



Фото: 1-й секретарь Борисовского РКП(б) Иван Ярош — типичный советский партийный бонза, которого трудно представить в роли «героя-партизана», или не менее «героического руководителя партийно — патриотического подполья»

II. «Конференции» / или О идейно выдержанных названиях партизанских формирований

«Партызаны, партызаны,
Беларускiя сыны!
За няволю, за кайданы
Рэжце гiтлерцаў паганых,
Каб не ўскрэслi век яны».
Янка Купала

Что касается связей борисовского «Союза» с только зарождавшимся на весну 1942 года широким партизанским движением, то на этот счет у меня имеются собственная версия, основанная на ранее не известных широкой общественности фактах и обстоятельствах.

Из машинописных воспоминаний Барановского Андрея Алексеевича, 1901 г.р., бывшего директора Шабыньковской НСШ, а в годы оккупации секретаря партбюро п/о «им.Чапаева» бр. «им.Щорса»:



«К своим родителям в Шабыньки приехал член партии Карпеко Владимир Алексеевич, который работал прокурором в г.Слуцке… Карпеко В.А. сказал, что в д.Локоть Березинского района есть интендант второго ранга, хорошо ему знакомый Дербан Николай Леонтьевич. Тогда и было ему поручено связаться с ним… 15 апреля (1942 г.) ко мне явился Карпеко В.А. и сообщил, что последний согласился быть командиром отряда.



Фото: Дербан Н.Л. 1930-е — 1941 гг.

В урочище «Галайщина» скрывалась группа евреев из дер. Писюта Березинского района. В состав группы входили: Прусак М.П., Прус Л., Гантман, Фундилер Р., Гримберг. На базе этой группы и было решено создавать партизанский отряд.

Карпеко В.А. должен был уйти в отряд 20 апреля. Для того, чтобы никто не знал, что он ушел в отряд, он пошел в волость и заявил, что добровольно едет в Германию и ему выписали направление. В этот же день. Карпеко В.А. ушел в отряд…

… 9 мая (1942) я ушел в отряд, где было уже 19 человек. 10 мая в отряде было проведено собрание. Командиром отряда был избран Дербан Николай Леонтьевич, комиссаром – Прусак Михаил (Моисей Пейсахович – А.Т.), начальником штаба – Карпеко Владимир Алексеевич. Отряду дали название «Большевик»…



Фото: Прусак М.П. 1960-е гг.

Карпеко В.А. был незаконно Дербаном расстрелян в 1942 г. Этим вопросом в 1944 году занимался ЦК КП(б)Б».


За что расстреляли бывшего советского прокурора в партизанском отряде, образованном на базе скрывавшейся от оккупантов группы евреев, вопрос конечно интересный, и возможно связан с тем обстоятельством, что эти партизаны долгое время по факту считались «зелеными», «зеленовцами», и только формально подчинялись ЦШПД-БШПД.

Об этом, например, можно судить по воспоминаниям инструктора-организатора Минского подпольного обкома партии Николая Федоровича Губского. Согласно свидетельствам последнего, даже на конец 1943 года руководство обкома во главе с будущим Героем Советского Союза Козловым В.И. практически не имело никакой информации о том, чем вообще в реальности занимались партизаны в целом ряде районов области, таких как: Слуцкий, Стародорожский, Пуховичский, Руденский, Минский сельский, Червеньский, Смолевичский, Борисовский. А меньше всего информации было о трех последних[13], что позволяло большинству из действовавших тут партизанских формирований, преимущественно состоявших из местных жителей, буквально до начала 1944г. безнаказанно заниматься имитацией «борьбы с немецко-фашистскими оккупантами и их прислужниками», получая, тем не менее, с «Большой земли» на основании «липовых» отчетов о своих баснословных победах и подвигах, которые реально никто не мог проверить, незаслуженные воинские награды и звания. Они прекрасно знали, что активная борьба с гитлеровцами имела обратную сторону. Мало того, что партизан, отягощенных, скрывавшимся вместе с ними гражданским населением, потом гоняли по лесам и болотам как загнанных зверей, так оккупанты, вместе со своими прислужниками, нещадно расправлялись с ни в чем неповинным населением окрестных деревень.

Заставить вести этих людей широкомасштабные боевые действия с немцами и коллаборационистами к концу 1943 — началу 1944 года смогли только победы Красной Армии, страх за свою судьбу, после очевидного грядущего восстановления советской власти на оккупированной территории Беларуси, и спецгруппы НКВД с «Большой Земли», одним из основных направлений деятельности которых и была работа по активизации боевой деятельности «партизанского болота».

И пусть читателей не смущает идейно выдержанное прокоммунистическое название того же отряда «Большевик». В просторечье его называли отрядом Дербана. По фамилии командира. А как на бумаге появлялись названия партизанских формирований, можно, например, узнать из мемуаров бывшего командира 754-го партизанского отряда 12-й кавалерийской бригады им.И.В.Сталина Сергея Ивановича Мальцева[14].

Дадим ему слово:

«Когда из Москвы через Червенский район проходила спецгруппа (чекиста) С.А.Вауршасова (Градова), по ее рации в Белорусский штаб партизанского движения передали радиограмму об отряде. Там ее зарегистрировали и присвоили имя И.В.Сталина»[15].


И отряд будущего Героя Советского Союза В.Тихомирова, из которого потом выросла партизанская бригада, в официальных советских документах стал именоваться именно как имени Иосифа Виссарионовича Сталина, а не как иначе. А в своих более поздних документах (первые, как правило не сохранились), и мемуарах бывшие партизаны уже, с большего, не писали, что прокоммунистические названия им присваивались посланцами с «Большой Земли». Как в церкви по святцам.

На Минщине, на границе Борисовского и бывшего Бегомльского районов, первый в регионе спецотряд НКВД С.Ваупшасова из 32 чел.[16] (по другим данным — из 23[17]), (оснащенный двумя радиостанциями[18], и, следовательно, имеющий прямую связь с Москвой, чего тогда еще не было ни у кого из местных «самостийных» партизан), появился в начале апреля 1942 года. В его задачи входили организация партизанского движения и его координация в т.н. Минской зоне, установление связи и координация действий с минским подпольем, а также информирование своего руководства о б особенностях существования местного населения в политическом плане.
8 апреля у спецотряда произошла первая встреча с местными партизанами из группы Сергея Никифоровича Долганова, базировавшейся в лесах Бегомльского района[19].



Фото: Ваупшасов С.А. в первые послевоенные годы



Фото (слева-направо): Юрченя Всеволод Устинович, бывший боец партизанского отряда Грачева — Разведуправления Генштаба Красной Армии, в последствии заместитель по политической части начальника ИК 15/14 ст.Новосады в Борисовском районе; Ваупшасов С.А.; Линьков Гигорий Матвеевич («Батя»), бывший командир 1- Белорусского отряд особого назначения, действовавшего на оккупированной территории Лепельского, Чашникского и Холопеничского районов Витебской области БССР уже с осени 1941 года. Вильна. 1953 год

На Бегомльщине действовало тогда еще семь мелких партизанских групп. В ходе организованного общего собрания шести из них (65 чел.), было принято решение о создании одного отряда под командованием Долганова.

13 апреля 1942 года была послана соответствующая радиограмма в Москву, а на следующий день пришло подтверждение о регистрации там новой партизанской единицы под названием «Борьба»[20].

Члены восьмой группы бегомльских партизан из 5 человек, по версии С.Ваупшасова, фактически представлявших из себя бандгруппу под руководством «политрука Иванова», были разоружена и приговорена к расстрелу. Двоих молодых парней, «чистосердечно раскаявшихся в совершенных поступках», ранее состоявших в комсомоле, приговорили условно и зачислили в отряд «Борьба» с испытательным сроком[21].



Фото: бывший командир партизанского отряда «Борьба» Долганов С.Н. (сидит в центре) в гостях у сотрудников Борисовского РОВД. Конец 1970-х — нач. 1980-х гг. Сидят (слева-направо) 1-й — замполит отдела Нестер В.А., 4-й начальник РОВД Сегренев П.Г.

В конце апреля 1942 г. спецотряд майора НКВД Ваупшасова прибыл на место назначения в Логойский район и 29 числа разбил свой первый лагерь в районе Олешников, примерно в 18 километрах от м.Логойск[22].

В начале мая, уходя от севших им на хвост карателей, спецотряд Ваупшасова встретился с крупным партизанским отрядом (ок.150 чел.), созданным в феврале 1942 года, под командованием окруженца майора Красной Армии украинца по национальности Василия Тимофеевича Воронянского – «Дяди Васи». Костяк отряда состоял из ушедших из оккупированного Минска военнослужащих и железнодорожников. Действовал на территории Логойского и бывшего Плещеницкого районов. На базе этого отряда, зарегистрированного после состоявшегося 5 мая радиоэфира рации Ваупшасова, как «Мститель», чекисты некоторое время и базировались[23].



Фото: Вороняский В.Т. в центре

В районе будущей т.н. Минской (Минско — Червенской) партизанской зоны координаторы партизанского движения из состава спецотряда НКВД Ваупшасов – Градова появились уже в конце апреля 1942 года. На организованной в середине июня 1942 года на базе отряда Воронянского «первой партизанской конференции» (совещании) командования отрядов, в том числе действовавших в Смолевичском, Червенском и Березинском районах (из этих районов были представители от 10 отрядов), и произошло их «крещение» в прокремлевскую «веру».

Таким образом, первая партизанская конференция» открылась 17 июня 1942 г.[24] и продолжалась два дня[25].

На ней стараниями Ваупшасова был создан Военный совет партизанского движения северо-восточной части Минской области. В совет вошли: председатель – командир отряда особого назначения «Местные» майор НКВД Градов (С.А… Ваупшасов); заместитель председателя командир отряда «Дяди Васи» — «Мститель» майор РККА В.Т.Воронянский; члены совета: комиссар «Мстителя» Иван Матвеевич Тимчук, ставший впоследствии Героем Советского Союза; командир отряда «Борьба» лейтенант РККА С.Н.Долганов, а также комиссар этого отряда, бывший секретарь Смолевичского райкома партии И.И.Ясенович[26].



Фото: из брошюры Народная помста. Логойск. 1959 г.

Как пишет в своих мемуарах сам Ваупшасов:

«После конференции все делегаты двинулись в обратный путь — в свои отряды. Для практической помощи командирам и комиссарам, местным коммунистам, находившимся на нелегальном положении, в Смолевичский, Березинский и Червенский районы снова направили Д.А.Меньшикова (начальника разведки отряда С.Ваупшасова, который их собственно и привел на «конференцию» – А.Т.). Вместе с ним пошли А.Г.Николаев, старший лейтенант А.С.Кирдун и бойцы Н.Н.Денисевич и Л.Кишко.

Делегатам мы выдали тол, патроны и свежие газеты. Провожать их вышли в полном составе отряды наш и Воронянского.

Следуя нашему примеру (Логойский и бывшие Бегомльский и Плещеницкий районы), в зоне червенских и смолевичских лесов, по предложению Меньшикова, также создали партизанский Военный совет. Председателем избрали Сацункевича, членами – Кускова и Дербана.



Фото: Партизаны отряда Непобедимый. В центре командир Кусков Т.И.

Группа Меньшикова, разбившись по отрядам, неутомимо готовила новые и новые диверсионные группы. Теперь все чаще вокруг Минска летели под откос эшелоны, взрывались автомашины гитлеровцев[27]».

А оккупанты все чаще стали жечь белорусские деревни и расстреливать ни в чем не повинных мирных жителей. Но это уже, как говорится, обратная сторона медали.

Как же в реальности «присягнули на верность» даже не советской власти, а именно Кремлю некоторые из этих командиров, можно узнать из мемуаров бывшего партизана отряда, а потом спецотряда «Непобедимый» Константина Федорова Усольцева.



Фото: Усольцев К.Ф. накануне начала советско-германской войны

Предоставим ему слово.

«В конце апреля 1942 года в нашу зону (Березинский район) пришли представители отряда особого назначения подполковника Станислава Алексеевича Ваупшасова (тогда мы его знали под псевдонимом Градов): начальник разведки старший лейтенант Дмитрий Меньшиков, старший лейтенант Антон Кирдун и политрук Алексей Николаев. Это были первые ласточки с Большой земли. Представители из Москвы произвели на партизан сильное впечатление. Их принимали повсеместно, как самых дорогих гостей. Всюду, где они появлялись, их окружали толпы людей, и все смотрели на них с восхищением. Партизан и население интересовали события на фронте, в советском тылу. Вопросам не было конца.

После их ухода партизаны стали поговаривать о возможном объединении отряда «Непобедимый» и московской группы.

В самых радужных красках рисовались результаты такого объединения: двухсторонняя связь с Москвой, так как С.А.Ваупшасов имел рацию, перевооружение отряда автоматическим оружием, достаток боеприпасов и взрывчатки, организация боевых операций общими силами. Одни видели в объединении отрядов большие возможности для усиления боевой деятельности, зато другие – потерю самостоятельности, сковывание инициативы.

Через несколько дней после ухода «москвичей» 3-й взвод в полном составе во главе с командиром И.З.Кузнецовым с боевого задания не вернулся. О своем уходе Кузнецов сообщил пересланной запиской. Взвод ушел в лесные массивы Червеньского района. Иван Захарович на базе взвода организовал отряд, а затем бригаду «Красное знамя».

Ушел из отряда и Владимир Павлович Дерябин. Он хорошо владел узбекским и казахским языками. К нему потянулись все бывшие военнослужащие узбеки, казахи и представители других среднеазиатских народов. Свой отряд Владимир Дерябин назвал «Искра». В него ушли и наши друзья из Беличан адыгейцы Михаил, Петр и Николай, братья Мирановичи, Семен Рослик, Валя Желнерович, Нажмидень Колескаров, Мирза и другие. Отряд «Искра» вскоре стал одним из боевых отрядов бригады «Разгром» (Изначально отряд «Искра» назывался – «Моряк»[28]).



Фото: Владимир Дерябин. 1943 г.

С разрешения командования ушел организовывать новый отряд и капитан Василий Васильевич Бережной. Ему дали только двух человек из его бывшей группы. За рекой Березина Бережной организовал партизанский отряд «Комсомолец» (по «святцам» — каталогу ЦШПД — БШПД. Сами партизаны отряда называли его «Месть»[29]), который вскоре вырос в 130-ю партизанскую бригаду. Бережной был ее командиром, пока не погиб в 1943 году[30]» Будучи ранен в живот, застрелился, чтобы не быть обузой своим партизанам, прорывавшимся из блокады.



Фото: капитан Красной Армии Бережной В.В. 1940 г.

Т.е. по факту после первых контактов с московскими партизанами, часть местных партизан будущей Минской (Минско-Червенской) партизанской зоны просто разбежалась как тараканы в разные стороны, не захотев подчинятся «длинной руке» Москвы.

К слову, на вторую и последнюю «партизанскую конференцию» организованную, вынужденным по началу играть в демократию в среде партизанской вольницы С. Ваупшасовым, 14 (согласно другого источника – 13[31]) июля 1942 года (как и было сразу запланировано — через месяц после первой[32]) прибыли уже представители 23 отрядов минской северо-восточной зоны, которые насчитывали уже 3,5 тысячи бойцов[33].

Как пишет в своих мемуарах сам чекист:

«В день прихода делегатов нами был принят четвертый самолет из Москвы. Начальник штаба отряда Луньков выдал каждой делегации по двадцать пять килограммов тола и патроны. Морозкин (комиссар) снабдил литературой. Здесь были свежие номера «Правды», «Красной звезды», «Комсомольской правды», книги о героических подвигах советских воинов на фронте"[34].

Надо думать, что многие из партизанских делегатов прибыли на «конференцию» только за этими «подарками».

О кипевших на «конференции» страстях в мемуарах Ваупшасова ничего нет. Однако об этом можно узнать из не отредактированных цензурой машинописных воспоминаний, хранящихся в Государственном архиве Минской области, Тимчука Ивана Матвеевича, секретаря Логойского подпольного райкома КП(б)Б, первого комиссара п/о «Мститель», а в последствии второго комиссара 1-й Антифашистской партизанской бригады Гиль-Родионова В.В.



Фото: из брошюры Народная помста. Логойск. 1959 г.

Предоставим ему слово:

«10 июля 1942 года (на самом деле 14 июля– А.Т.) в Руднянском лесу (между деревней Путилово Логойского района и деревней Заречье Плещеницкого района) состоялось собрание представителей 23-х отрядов. Среди прочего обсуждался вопрос о термине «белорусские партизаны». Группа товарищей во главе со старшим лейтенантом Соколовым А.Ф. возражала по этому поводу. И требовала называться просто партизаны. Безрезультатно, так как это было на руку немцам, говоривших о пришлости партизан».


Ремарка

Видимо исходя из этого обстоятельства отряду Николая Прокофьевича Покровского (на июнь 1942 г. – ок. 200 бойцов), довоенного 1-го секретаря Руденского РКП(б)Б, представители которого присутствовали на 1-й партизанской конференции, на 2-й конференции Ваупшасовым и было принято решение присвоить название «Беларусь»[35].

И видимо по этой же самой причине в советской историографии диверсионно-разведывательня группа (отряд) НКВД «Градова», потом стали именовать «Местные»[36]. Примечательно, что сам Ваупшасов в своих мемуарах последнее название нигде не упоминает.

Однако вернемся к свидетельствам Тимчука.

«Возбуждался вопрос об усилении борьбы, а не отсиживаться. Военные комиссары Чумаков и Соколов были против приема местных гражданских, объясняя это их необученностью военному делу. Но это резко бы сократило поступление оружия в отряды, т.к. местное население, добывая разными способами оружие, хотели, чтобы оно попало к односельчанам. Военные требовали маневренности отрядов, без закрепления территории. Местные были против, они хотели находится рядом с семьями и охранять их. Борьба между пришлыми военными и местными коммунистами (организовавшими отряд) за единоличное командование.

Майор Воронянский болезненно перенес переименование отряда «Дяди Васи» в отряд «Мститель». На совещании он выступил с претензией на полное единоначалие и при этом заявил:

— За все «битые горшки» отвечаю только я. Я не хочу иметь связи ни с подпольными партийными организациями, ни с партизанскими «военными советами», туда пролазят провокаторы, я военный и хочу отчитываться перед старшим по чину военным. Признаю ШПД Белоруссии, поскольку штабом руководит бригадный комиссар.

Воронянского поддержал Соколов Ф.С., который настолько разгорячился при выступлении, что выхватил пистолет из кобуры и нацелил его в сторону партийных работников. Тут он излил свое зло на местных коммунистов, вспомнив, что его в 1937 обидели и сейчас не разрешили создать отряд «Дяди Феди».

Борьба с «Дядями» имела принципиальное значение. Если эти «Дяди» были непогрешимы, то можно было бы в то время мириться с этим. Но дело в том, что часто рядовые партизаны, между собой в разговоре, выражали недовольство. Мол, эти «дяди» в трудный момент бросили вверенные им воинские части и переодевшись в гражданскую одежду приютились у местных. А теперь претендуют на руководство тем, что не создавали. Практика «дядей» была осуждена, и было решено создать при каждом отряде комсомольскую и партийную организации (т.е. до этого они создавались не одновременно с организацией отрядов, как можно читать во многих партизанских мемуарах – А.Т.). Собрание было прервано тревогой, потому что ночью рядом приземлился самолет с оружием и боеприпасами, то немцы стали прочесывать местность. Были выданы патроны: 150 на винтовку, 250 на пистолет-пулемет, 500 на пулемет – средняя полугодовая норма на одного партизана»[37].



Фото: партизанский лагеро отряда „Дяди Васи“

Что касается дальнейшей судьбы В.Т.Воронянского, то в сентябре 1942 года, согласно решения собрания командного состава отдельных отрядов и представителей Минского подпольного горкома КП(б)Б в Плещеницком районе на базе отрядов «Мститель» и «Борьба» была создана бригада «Дяди Васи», которую к июню 1943 г. «переименовали» в «Народные мстители». 22 марта 1943 года бойцы отртяда «Мститель» в перестрелке с немецкими войсками убили гауптмана (капитана) Ханса Вёльке, который являлся олимпийским чемпионом по метанию ядра и был лично знаком с Адольфом Гитлером, служил на должности командира роты в 118-м полицейском батальоне, расквартированном в Плещеницах и ехал в аэропорт в Минск, чтобы улететь в отпуск. Данный эпизод стал поводом для уничтожения дер. Хатынь.

В ночь на 14 сентября на партизанский аэродром в Бегомле приземлился самолёт, который забрал Воронянского в составе группы других партизанских командиров в Москву. При перелете через линию фронта самолет был сбит, и все находившиеся на его борту, в том числе Воронянский, погибли. 9 января 1944 г. его бригаде было присвоено имя погибшего командира, и она стала именоваться «Народные мстители» им.Воронянского[38].



Фото: восстановленная партизанская землянка на месте партизанского лагеря бригады „Народные мстители“ им.Воронянского в Руднянском лесу

Но вернемся собственно к партизанам отряда Дербана. Одним из первых среди них был Шкутов Алексей Александрович, впоследствии комиссар отряда «Коммунист», возглавляемым Деруго Василием Карповичем, который под конец оккупации, весной 1944 года станет командиром партизанской бригады им.Щорса», заменив на этой должности раненого Николая Дербана, отправленного самолетом на «Большую Землю»[39]. А.А.Шкутов был шурином И.П.Довгалова.



Фото: Шкутов А.А. и Шкутова (Довгалова) Е.П. (тоже партизанка)



Фото: Деруго В.К.

Среди первых партизан отряда Дербана был и борисовчанин Павловец Петр Гаврилович, ставший впоследствии командиром отряда им.С.М.Кирова той же дербановской бригады им.Щорса[40].



Фото: Павловец П.Г.

Где-то в 1980-е гг. он свидетельствовал известному крупскому краеведу Барауле Михалу Адамовичу о том, что в свое время участвовал в 1939 вместе Иосифом Довгаловым в рядах в 27-й легкой танковой бригаде в т.н. „освободительном походе РККА в Западную Беларусь и дошли до Гродно. Он, Павловец, был тогда командиром огневого взвода, а Довгалов – начпродом. Приводил бывший партизанский командир и один случай, когда по указанию последнего вынес с территории стеклозавода советские гранаты Ф-1 (без запалов), положив их на дно корзины и присыпав сверху картошкой. По его же, Павловца, сведениям, отряд Дербана считался первое время своего существования «зеленым».

Следовательно, есть основания полагать, что стеклозаводские подпольщики «Союза борьбы за свободную Беларусь» были связаны именно с партизанами из отряда Николая Дербана, на момент его зарождения, когда тот еще не получил «гордого названия» «Большевик».

Опять же, из рукописных воспоминаний Михаила Александровича Пашкевича, 1895 г.р., уроженца д.Забашевичи Борисовского уезда, участника Октябрьского переворота 1917 г., а в годы гитлеровской оккупации сначала связного отряда Дербана, а с августа 1943 года ответственного редактора газеты «Щорсовец» одноименной бригады, ее комиссар Прусак Моисей Пейсахович до войны проживал в г.Н.-Борисове по улице 1-го Мая, т.е. недалеко от дома И.П.Довгалова. В начале войны Прусак перевез свою семью в д.Дубовручье (Червеньский район), а сам вернулся в город и скрывался от гитлеровцев. Собирал оружие, которое прятал в погребе с секретным входом под полом кухни. Надо думать, что в своем доме. Тут же он, якобы, спрятал типографский станок со всеми принадлежностями, рулоны бумаги и краску. Все это он тайно вывез в лес еще до организации партизанского отряда в 1941 году.

Полагаю, что Прусак М.П., как и указанный выше еврей Ривкинд И.Э. мог также быть связан с подпольной организацией, возглавляемой И.П.Довгаловым.

Знаменательно и то, что согласно машинописным воспоминаниям Дербана Н.Л., первая немецкая блокада его отряда пришлась как раз на время разгрома «Союза борьбы за свободную Беларусь».

Предоставим слово самому Н.Л.Дербану:



Фото: Дербан. Н.Л.(в центре) в первые послевоенные годы

«В июне месяце 1942 г. немцы решили с помощью предателей разгромить партизанский отряд «Большевик», дислоцировавшийся в тот период в лесном массиве «Песочное» (возле одноименного озера на пограничье Червеньского, Смолевичского, Борисовского и Березинского районов).

Первая блокада, как она будет проводится противником, для нас было весьма затруднительным вопросом. Посовещавшись с комиссаром Прусаком, начальником штаба Дроздовским было принято решение: по главным дорогам к лагерю расставить засады, и, если немцы пойдут вглубь леса, дать бой. Однако немцы вглубь леса не вклинились, прошли по лесным дорогам, произвели обстрел опушек леса и на этом закончили блокаду».


Ремарка


Интересно и еще одно свидетельство партизанского командира.

«В 1942 году, когда мною был организован партизанский отряд «Большевик», появилась листовка, отпечатанная в немецкой типографии, примерно такого содержания: «Командиру отряда Дербану. Вы изменили Германии, ведь вы по национальности немец, женились на жидовке. Пока не поздно, переходите к нам, гарантируем вам высокое воинское звание, зажиточную жизнь и т.д.»


Надо сказать, что о своем «арийском» происхождении Николай Леонтьевич до этого даже не подозревался))) А вот его потомкам больше нравится версия о караимские корнях рода.

Но вернемся собственно к борисовским событиям.



Архивный план города Борисова, составленный в п.б. им.Щорсав 1944 г.

Как свидетельствует в своих письменных воспоминаниях (лишь отчасти соответствующих действительности) борисовский «подпольщик» Николай Иванович Пририз:

«В конце августа 1941 года прибыли для организации городской и районной управы Станкевич, Наронский, Данилевич (все — западные белорусы – А.Т.), посланные из Берлина в Минск. Прибыл с ними Ермаченок, который с одной деревни с Довгаловым. Этот предатель родины связал Станкевича с Довгаловым. Станкевич был приглашен (в дом к Довгалову) «на чашку чая», где присутствовали на этой пьянке Игумнов, Б.К.Замбржицкий, я, Станкевич, Наронский, Данилевич и др… На проходившей пьянке Станкевич просил (чтобы присутствующие помогли ему) из местных жителей поискать надежных людей на работу в управе города и района»[41].

Знал ли Ст.Станкевич об озвученной И.Довгалову инициативе И.Ермаченка по созданию «Союза борьбы за свободную Беларусь», неизвестно. И скорее нет, чем да (о чем ниже). Скорее всего это была частная инициатива последнего. Однако, согласно свидетельствам известного послевоенного деятеля белорусской диаспоры за рубежом Ивана Косяка, к членам подпольной Партия белорусских националистов (ПБН), потом Белорусской Независимой Партии (БНП), которые по факту занимали различные должности в созданной гитлеровскими оккупантами коллаборационистской администрации, в Борисове, относились Станислав Станкевич, племянник руководителя партии (ПБН) Яна (Янки) Станкевича (бывший первое время заместителем И.Ермаченко по БНС[42]), а также Борис Щорс (начальник полиции ее последнего состава[43])[44].



Можно предположить, что местный актив действовал сам по себе, независимо от западно-белорусского, возглавляемого в Борисове Ст.Станкевичам, и погорел на контактах с прокоммунистическим крылом сопротивления.

К тому же, как видится, у Довгалова, с одной стороны, и Станкевича (вкупе с Ермаченком), с другой, были разные взгляды на зарождавшее весной 1942 года партизанское движение.

Так, согласно показаниям бывшего полицая Михаила Грука (4 апреля 1947 года), в конце июля 1941 года в канцелярию волостной управы Старой Мётчи приехал бургомистр Станкевич, чтобы создать Мётчанскую волостную полицию: «Бургомистр района Станкевич после предварительной идеологической обработки в антисоветском духе сказал, что немецкая армия с Советским Союзом скоро покончит навсегда и советской власти больше никогда не будет». Станкевич предложил Груку поступить на службу в полицию и назначил других полицейских[45].

А накануне, согласно партизанской справки от 21 июля 1944 г., командир роты п/о «Большевик» П.Г.Павловец:

«18.5.42г. с группой 4 человек обезоружили Метчанскую полицию в количестве 14 человек и убили
зам. бургомистра волости.
22.5.42г. при разгроме волостной управы и полицейского участка в д.Забашевичи.
12.6.42г. при разгроме волостной управы и полицейского участка в д.Орешковичи.
13.6.42г. при разгроме волостной управы и полицейского участка в деревне Оздятичи.
17.6.42г. при разгроме Гливинской волостной управы и полицейского участка…».

Т.е. в мае-июне 1942 года тогда еще «зеленый» (в прямом и переносном смысле) отряд Дербана заявил о себе на востоке Борисовского района, а также прилегающей территории Крупского и Березинского, т.е. в тех местах, которые чуть позже стараниями С.Станкевича и Б.Щорса стали превращать в оплот защиты от «большевистских банд» — оборонные деревни[46].

Например, начальником полиции в д.Выдрица Крупского района Ст.Станкевич назначил своего родственника (племянника?). 11 сентября 1942 года, в результате боевой операции по разгрому гарнизона советскими партизанами, последний был взят в плен, допрошен и расстрелян[47].

В этой связи, интересна история, записанная в свое время известным крупским краеведом Михаилом Адамовичем Бараулей, которая касается жителей ныне не существующего небольшого шляхецкего застенка Зерамены на 7-9 хат, затерянного в свое время в лесных чащобах на границе Крупскога с Березинского районов.

Доведенные до отчаяния партизанскими грабежами и немецкими блокадами, крестьяне создали свой партизанский отряд (отряд смообороны). И давали отпор всем. В августе 1942 г. к ним прибыли партизаны 128-го партизанского отряда с Могилевщины вместе со своим командиром Свистуновым Василием Павловичем На его предложение присоединиться к ним, жители застенка ответили «Бальшавiкам падчыняцца не будзем». Осенним днем 1942 года эти же партизаны полностью окружили застенок. Всех мужчин вывели в центр и расстреляли. А потом подожгли поселение с двух концов. Поселение сгорело. Женщины и дети переселились в соседние деревни Березинского и Крупского районов. Известны несколько фамилий погибших – это братья Юрий и Филипп Белые, и сельчане Гоцманы [48].

Со слов Бараули М.А., опрашиваемые им очевидцы событий говорили о том, что когда мужики-зераменцы отказались подчиняться коммунистическим партизанам, то также заявили примерно следующее: «У нас свае партызаны есць – якiя не за савецкую уладу».

Неизвестно, правда, себя ли они имели ввиду, или партизан из отряда некоего Станкевича, который по сведениям Бараули М.А. был создан из числа местных жителей уже в 1941 году и оперировал в районе д.Ухвала.

Дальнейшая судьба последнего отряда пока неизвестна, поэтому не исключаю, что начальником полиции Выдрицкого гарнизона стал именно бывший партизанский командир Станкевич после карательной акции советских партизан над зераменцами.

Имеются сведения и о том, что осенью 1942 г. Ст.Станкевич принял активное участие в переводе мужчин предназначенной карателями к уничтожению д.Гумны Крупского района из партизанской самообороны в антипартизанскую, чтобы сохранить им и их семьям жизнь[49].

Все это согласуется с его позицией, изложенной под литературным псевдонимом „Язэп Каранеускi“ в №1 (апрель) 1946 г. журнала „Ruch“, издававшемся в Западной Германии (пер.с бел. мой – А.Т):

«Беларуская национальная деятельность(в годы гитлеровской оккупации Беларуси — А.Т.) должна была раздвоиться и пойти двумя путями: один путь был подпольной работы с целью подрыва как немецкой так и антибелорусской большевистской деятельности, осуществления вооруженной партизанской борьбы с немцами и большевистскими бандами, вторым был путь легальной работы, прикрывать подполье, оборонять народ от физического уничтожения и в любой форме мобилизовать и взращивать национальные силы для будущих событий.

Это раздвоение национальной деятельности было только внешним, т.к. фактически между легальной и подпольной деятельностью существовало полное согласование, а часто личности, которые занимали официальное положение, были одновременно активными участниками и руководителями подпольной работы“[50].

III. Литераторы под оккупацией

Фото: Ст.Станкевич

Но др.Ст.Станкевич в первую очередь все же был не политиком, а деятелем культуры и литератором. Надо думать, что, во многом, благодаря именно этому обстоятельству в Борисове и открылся по линии БНС т.н. Белорусский народный дом, а местная типография печатала документы на беларускай мове, как-то:





Во второй половине лета 1942 года, т.е. после разгрома костяка «Союза борьбы за свободную Беларусь», а также массовых расстрелов бывших борисовских коммунистов весной – летом 1942 года, бургомистр внезапно был снят с должности начальника района и переведен на совсем незначительную должность инспектора в отдел пропаганды (народного образования)[51]. Видимо со стороны оккупантов это могло быть наказанием за какие-то серьезные упущения, или недоработки с его стороны. Вероятно, на него легла тень подозрения в связи с борисовским «Союзом», но достаточных свидетельств этого на руках у немцев не было.

И, судя по всему, где-то в весной – летом 1942 года состоялась встреча Станкевича с другим литератором, Михасем Климковичем (20.11.1899 – 5.11.1954 гг.), уроженцем деревни Селитренники (Селитренка) Борисовского района, первым председателем правления Союза писателей БССР (1934-1938)[52] и будущим автором гимна Советской Беларуси(1954)[53].



Фото: Михась Климкович с женой. Конец 1920-х нач. 1930-х гг.

Об этой встрече в 2016 году мне свидетельствовал внук писателя и поэта Максим Климкович, тоже писатель и литератор. Ему про это, в свою очередь, рассказывала бабушка, Мария Иосифовна. Причем, Максим Александрович сразу меня предупредил, что не ручается за то, что эта история на сто процентов достоверна. В несколько укороченном виде я и представляю ее читателям, с некоторой же литературной обработкой (Перевод с белорусской мовы мой – А.Т.).

В 1937 году во время пика сталинских коммунистических репрессий, доносы поступали и на Михася Климковича. Доброжелатели объявляли его польским и литовским шпионом. В минуту отчаяния он решил покончить с собой: взял в руки нож и полоснул им по горлу. Медики спасли его, однако до конца жизни он смог говорить только шепотом.

После т.н. «Освободительного похода Красной Армии» в 1939 году М.Климкович какое-то время провел в Западной Беларуси, в частности в Белостоке, где занимался трудоустройством западно-беларуских деятелей культуры и искусства. Там он и познакомился с доктором философии Станиславом Станкевичем, который получил направление на работу в Учительский институт в Новогрудке.

Начало советско-германской войны 1941-1945 г. застало М.Климковича в Каунасе, где он встречался с литовскими писателями (в составе группы белорусских писателей среди которых был и Янка Купала — А.Т.).

Старшая дочь Михася, Майя, отдыхала в это время в Доме творчества писателей возле Марьиной Горки. Получилось так, что она вместе с Петрусем Бровкой, Виталием Вольским и Алесем Кучером была эвакуирована в советский тыл. Жена с младшей дочерью Светланой пешком пошли в родительский дом поэта в д.Селитреники (Селитренка). Сам же Михась ночами, скрываясь от оккупантов, прошел по оккупированной гитлеровцами Беларуси из Литвы до родной деревни 600 км. На то время ему было всего 42 года, однако выглядел он настолько плохо, что как-то на вопрос, нет ли поблизости немцев, местный житель ответил:«Не бойся, кому ты, глубокий старик, нужен».

Так как на малой родине знали и то, что Климкович советский писатель, и то, что возглавлял белорусскую советскую писательскую организацию, то ничего хорошего от новой власти он не ждал, и боялся, как бы на него не донес кто-нибудь из односельчан. Поэтому скрывался на чердаке родительской хаты. Для конспирации отрастил бороду. Брат литератора трудился на возобновившем свою работу борисовском фанспичкомбинате, и приносил ему неразрезанные листы картона под спичечные коробки. На обратной стороне которых Михась, за отсутствием бумаги, начал писать сосем не советскую историческую пьесу «Барбара Радивил».

И вот как-то приезжают к Климковичам из Борисова полицаи и говорят, так мол и так, мы знаем, что ваш сын живет у вас. Передайте ему, что его приглашает к себе пан бургомистр Станкевич. Ничего страшного, но отказ, как говорится, не принимается.

И вот, хочешь не хочешь, но к назначенному времени Михась Климкович, одевает строчак (сорочку), капялюш (шляпу) и идет в город, совершенно не зная, вернется ли домой. Заходит в управе в кабинет бургомистра, где тот его очень любезно встречает, после чего и говорит:

— А знаешь, Михась, мы театр открыли и хотели поставить купаловскую «Павлинку». Однако немцы в последний момент постановку запретили. Не понравился им пан Адольф Быковский, заносчивый, фанаберистый, дурковатый персонаж с дурацкими же усиками. Как бы с намеком на самого фюрера.

Ремарка

Интересно, что официальная версия запрета постановки выглядела несколько иначе[54]).



ДЛМЯнК КП 8507

— Знаю, что ты пишешь новую пьесу. Сюжет там прямо европейский, с итальянскими мотивами. В общем, давай-ка мы ее поставим на сцене. Немцам должно понравится. И вообще, нам нужны образованные, национально ориентированные люди. Давай вместе работать, будем заниматься культурой.

На это Климкович ему и говорит:

— Понимаешь, у меня дочка в эвакуации. И что будет с ней, если я буду с вами сотрудничать? Как я могу ее подставить и пойти к вам работать?! Поэтому не могу я вам дать и свою пьесу.

Станкевич, немного подумав, отвечает примерно следующее:

— Немцы знают, что ты скрываешься, и я у них выпросил две недели, чтобы склонить тебя к работе на ниве культуры и просвещения. Не станешь сотрудничать, они просто дадут команду тебя арестовать и все.

А потом, подумав, подытоживает:

— Знаешь что, ищи тогда связь с партизанами. Попробуй к ним уйти и семью увести.
Климович поблагодарил Станкевича за понимание и совет, попрощался, и хотел уже выйти из кабинета, как тот неожиданно ему вслед и говорит:

— Стой. А шляпу оставь.

Не понимая, что к чему, тот, тем не менее, снял ее с головы, повесил на вешалку, после чего и ушел. Потом он связался с партизанами и ушел в лес. Оттуда сначала его, а потом и жену с дочерью, на самолете вывезли в Москву. Там Климкович стал заниматься издательской деятельность. Издал в том числе и свою историческую пьесу «Барбара Радзiвiл». Правда под другим названием «Адплата» («Возмездие» (драматическая поэма, 1945)). И надо думать, очень даже подкорректированную.

Как Климковичу стало потом известно, Станкевич послал своих надежных людей на болото под Селитренку, где его шляпу подбросили вверх и расстреляли из карабина. Немцам потом рассказали, что поэт удирал по болоту, они по нему стреляли, и он где-то там утонул. После чего им была предъявлена простреленная шляпа, что оккупантов, как будто, удовлетворило.

Что в этой истории правда, а что вымысел, сейчас уже утверждать действительно трудно. Так, согласно официальной версии нахождения бывшего Председателя правления Союза писателей БССР под оккупацией, он успел поработать писарем в Неманицкой волостной управе. Как-будто устроился туда по заданию местных подпольщиков. Был связным Минской оперативной партизанской зоны. Когда в 1943 году возникла угроза провала, его на специально присланном самолете отправили в Москву.

Из машинописных воспоминаний Родича Федора Семеновича, 1914 г.р., д.Селитренка Неманицкого сельсовета Борисовского района, датированных 22 января 1975 г. (с незначительной литературной корректурой – А.Т.):

«… бывший писатель Климович Михаил Николаевич, который от немцев скрывался в деревни Селитенка организовал подпольную группу, куда вступили Семен Кулинок, мой отец Семен Родич и я. О подпольном комитете мне ничего не было известно. Я даже не знал всех членов нашей организации. Об этом знал только Михаил Николаевич…

По доносу мне не известного предателя Михаил Николаевич был арестован врагами, но из-под ареста был освобожден начальником немецкой полиции города Борисова, так как они в молодости вместе учились и работали учителями. Начальник немецкой полиции хотел, чтобы Михаил Николаевич переехал в город Борисов и работал на пользу немцев. Однако он, под предлогом болезни, своего согласия не дал и остался жить с семьей в деревне Селитренка».


Ремарка

Не совсем понятно, кого из начальников борисовской полиции имел ввиду Ф.Родич: Давида Эгофа, на начало войны директора Зембинской школы, или Филирима Кабакова, родом из соседней с Селитренками д.Стайки того же Неманицкого сельсовета.



Фото: Давид Эгоф в ИТЛ

«По заданию Борисовского подпольного комитета Михаил Николаевич устроился счетным работником немецкой общины в деревне Неманица, где старостой был С.Т.Климкович, а бургомистром – Иван Волотовский, отец которого был попом в Неманице. Иван Волотовский был активный приверженец новой власти…

С широким развитием партизанского движения, через партизанских разведчиков Петра Семеновича Шматко и Ивана Провоторова наша подпольная организация связалась с бригадой «Дяди Коли», им.Пономаренко и им.Кирова. (Не ранее 2-й половины 1942 г. – А.Т.)».



Фото: Шматко П.С. слева. 1943-1944 гг.

Согласно свидетельствам Ф.Родича, Михась Климкович вместе с семьей и несколькими членами подполья ушел в лес в 1943 году после перехода с оружием в руках в партизанскую бригаду им.Кирова группы «народников» из Неманицкого гарнизона. Причем, был распространен слух, что Климковича с семьей и других подпольщиков партизаны увели силой, как «предателей». Кроме того, был пущен слух, что в партизаны хочет уйти и сам бургомистр Неманицкой волости вместе со своими полицаями. После этого он был схвачен немцами и без суда расстрелян.



Фото: жители д.Ланковщина Неманицкой волости на лесозаготовках. Крайний слева — гарнизонный немец. Зима 1942/1943 гг.

Ремарка

Из воспоминаний Кузнецовой (Адамейко) Аллы Павловны):



Фото: Кузнецова (Адамейко) Алла Павловна.19.IV-43 г. г.Борисов

«Белорусский (народный) дом находился в центре Ст.Борисова по ул.Лопатина, а в Доме Пионеров (здание бывшей главной синагоги города) был театр. Там играли артисты Гродненского драмтеатра, которые выехали в эвакуацию, но дальше Борисова уехать не смогли. Главным режиссером был Кирьянов (Иван, кажется). Сам русский. Жену его звали Зина. Жили они в старом городе напротив нашего дома. А мой отец был в театре рабочим сцены. На ней ставилась классика, в том числе и белорусская. Артисты и постановки были прекрасные. Выступали на сцене и военнопленные из лагеря. Помню, как один такой, по фамилии Капуста, играл на баяне и пел антисоветские частушки, среди которых запомнилась «Гоп мои гречаники, все жиды – начальники…



Фото: Большая борисовская синагога — Дом пионеров — Борисовский театр — Дом пионеров. 1950-е гг.



Фото: вид главной борисовской синагоги, изуродованной в результате „реконструкции“ уже в послевоенные годы.

После того, как в 1943 году Красная Армия освободила Смоленск, в Борисов переехал и на какое-то время тут задержался Смоленский театр, что был при немцах. Тогда многих артистов театра арестовала полиция, т.к. нашелся провокатор, который донес, что они хотели уйти в партизаны. Начальником управы тогда был Алисиевич….
А как Борисов наши освободили, то посадили уже моего отца».


Справка



Согласно данных белорусского «Мемориала» жертв политических репрессий в СССР, Адамейко Павел Григорьевич, 1903 г.р., урож. д. Старо-Янчино Борисовского р-на Минской обл.; белорус; образование н/начальное; рабочий, Борисовский „Народный Дом“. Проживал: Минская обл., Борисовский р-н, Борисов, ул. Свободы 23/32. Арестован 6 августа 1944 г. Приговорен: ОСО 1 сентября 1945 г., обв.: 63-1 УК БССР — сотрд. с нем.оккуп. Приговор: 5 лет ссылки, отбыв.: Сухобузимский р-н, освоб. 06.08.1949 Реабилитирован 28 декабря 1994 г. Прокуратура Минск.обл.[55].

Беларуский народный дом, однако, представлял из себя не только культурное заведение.

Так, в одном из чекистских документов сообщалось, что:

«Народный дом» в гор.Борисове является местом вербовки агентуры германской разведки, а его «директор», являясь резидентом СД, обрабатывал и вербовал агентов из лиц, посещавших этот дом. Существовавшие при «народных домах» гастрольные театральные бригады использовались германскими контрразведывательными органами для прикрытия маршрутной агентуры. В частности, три «артиста» «Борисовского народного дома» — агенты СД Осипов, Хренов, Дакун (арестованы органами государственной безопасности) под видом гастролеров разъезжали по районам Белоруссии с целью выявления партизанских отрядов»[56].

Логично предположить, что одним из главных информаторов советских чекистов по деятельности борисовского Беларусского народного дома и деятельности самого Ст.Станкевича на ниве культуры, в его попытках разыграть «белорусскую карту» в среде местной интеллигенции, был и Михась Климкович.

Но к этому, в рамках моего исследования, мы еще вернемся. А пока хочу обратить внимание читателя на еще одного литератора.

Так, непродолжительное время в 1942 году, надо думать, что до Ст.Станкевича, руководителем окружного отдела БНС, школьным инспектором и фактическим опекуном Белорусского народного дома в Борисове был Владимир Дудицкий (псевдоним, настоящая фамилия Гутько), 1910 г.р., урож. д.Дудичи Игуменского уезда Минской губернии (теперь на территории Пуховичского района), сын крестьянки, известной в пуховичских окрестностях певуньи, земляк народного секретаря БНР Тодара Верниковского, поэт, прозаик, перекладчик, публицист. В 1933 году, будучи студентом минского педагогического института, он был осужден на 3 года ИТЛ как «нацдэм», а в 1941-м был одним из организаторов “Менскай газэты” (в начале 1942 года переименована в «Беларускую газету»[57]), заведующим отдела культуры Минской городской управы[58].



Фото: Владимир Дудицкий

Как пишет в своей статье-предисловии к сборнику произведений Владимира Дудицкого известный белорусский литературовед Левон Юревич, последний принадлежит к тем, кто довольно быстро избавился от иллюзий относительно новой оккупационной власти. Про это, по сведениям Юревича, свидетельствует его участие в одном из первых нелегальных заседаний белорусского актива в Минске, на котором было принято постановление о создании Белорусской Независимой Партии (БНП). К этому добавилась личная трагедия: партизаны, не сумев склонить Дудицкого к сотрудничеству, убили его мать[59].

Вдова Иосифа Довгалова в свое время вспоминала эпизод, когда у них дома собрался местный «бомонд» во главе с бургомистром Ст.Станкевичем и «головой» города Лесиком – бывшим белорусским писателем-нацдемовцем[60].

Надо думать, что эта совсем далекая от литературной жизни женщина имела ввиду именно Дудицкого, перепутав его сразу с двумя литераторами. Собственно с Язэпом Лесиком, родным дядей Народного поэта Беларуси Якуба Колоса, общественным и политическим деятелем, писателем, публицистом, языковедом, педагогом, академиком АН БССР. В 1938 году в он был в третий и последний раз с начала 1920-х гг. арестован советскими карательными органами в Саратове по обвинению в принадлежности к контрреволюционной организации, а 31 марта 1940 года приговорен к пяти годам концлагерей за «антисоветскую агитацию» и предварительно заключен в саратовскую тюрьму. Согласно официальной версии, уже на следующий день, 1 апреля, «умер от голода»[61].



Фото: Язэп Лесик

Вторым человеком, с кем Маркович могла перепутать «голову» города был писатель и литератор Микола Телеш (Целеш), один из творческих псевдонимов которого был М.Лесун (созвучно с Лесиком), работавший вместе с Дудицким в «Беларускай газэце»[62].



Фото: Микола Телеш (Целеш)

К этим белорусским национальным деятелям мы еще ниже вернемся. А пока еще раз обратимся к неизвестным страницам биографии бывшего бургомистра.

III. Родовые тайны Др.Ст.Станкевича

Вопрос почему Станислав Станкевич стал бургомистром Борисова и района на самом деле очень интересный, и до настоящего момента никто из исследователей так и не дал на него вразумительный ответ. Выше я уже приводил свидетельство довоенного милиционера, а в годы войны подпольщика и партизана Василия Матвеевича Брижевского о том, что тот, якобы, был родом не из д.Орленяты нынешнего Сморгонского района Гродненской области[63], а из д.Дразы Борисовского, расположенной недалеко от д.Большое Осово, откуда, также по одной из версий, был родом Иван Ермаченок. На белорусском «Мемориале» жертв политических репрессий в СССР можно найти и представителей рода Станкевичей, из числа уроженцев и жителей г.Борисова, а также окрестностей, репрессированных в 1930-е годы. Можно полагать, что среди них были и свояки борисовского бургомистра, поэтому его появление здесь в 1941 году совершенно не случайно.

В нашем же случае знаменательно то, что первую пьесу, которую Станкевич (вместе с В.Дудицким) как будто хотел поставить на сцене борисовского Беларуского народного дома, была купаловская «Павлинка». А последней его литературной работой, вышедшей уже после смерти в 1980-м году была — “Янка Купала. На 100-я ўгодкі ад нараджэньня” (Нью-Ёрк, 1982)[64].

Сам Купала в межвоенные годы был частым гостем на Борисовщине. После одной из творческих командировок в 1934 году он написал известную поэму «Барысау»[65].



Фото: памятный знак на здании бывшего Дворца культуры бывшей же фабрики музыкальных инструментов в Борисове

Возможно сюда его манило то, что в детстве он некоторое время жил с родителями в д.Юзефово[66], недалеко от которой прожил последние 6 лет своей жизни (1912-1918), работая управляющим фольварка Жортай, Карусь Каганец (Кароль Костровицкий), известный белорусский поэт, драмматург, языковед, художник, скульптор, общественный деятель, один из лидеров белорусского возрождения в начале XX века[67].



Фото: Карусь Каганец

На Борисовщине также жила сестра Купалы М.Авлачинская. В 1930-1935 гг. — в д.Дудинка, где работала в совхозе «Белпушнина». Потом ее семья переехала в д.Пчельник. Один из швагеров народного поэта Ю.Романовский работал в Прияминской МТС, где преподавал на курсах трактористов[68].

Справка

В начале коллективизации швагры Янки Купалы с нынешней Логойщины Иван Аблачинский с Левшова, Юльян Романовский с Акопов, были раскулачены и должны были быть высланы из Беларуси в административном порядке[69]. Известно, что семьи сестер и мать Купалы, которые уже были посажены в вагон, тогда спас Якуб Колас[70].

Тем не менее, повторный каток репрессий не заставил себя долго ждать.

Так, согласно данных беларусского «Мемориала» жертв политических репрессий в СССР, Романовский Юльян Феликсович, 1884 г.р., урож. д. Дигноревка Заславльского р-на Минской обл., белорус, образование начальное, механик, МТС; проживал: Минская обл., Борисовский р-н, д. Лошница.; был арестован в 1937 г. Приговорен: „тройка“ 25 ноября 1937 г., обв.: 72, 76 УК БССР — к/р деятельность. Приговор: ВМН, конфискация имущества. Расстрелян 3 января 1938 г. Место захоронения — Борисов. Реабилитирован 1 февраля 1958 г. Президиумом Минского облсуда[71].


Однако наибольшее внимание Купала уделял все же бывшему Корсаковичскому сельсовету, который как раз был расположен в северной части Борисовского района, где находится и д.Дразы.

Из воспоминаний Александра Стефановича (в 1932-1934 гг. – заместитель редактора газеты “Большэвік Барысаўшчыны”):

“Ён вельмі любіў бываць у Барысаве, асабліва ў Карсакаўскім сельсавеце, дзе часта адпачываў. Кожны год разам з жонкай Уладзіславай Францаўнай Купала знаходзіў час пабываць на Барысаўшчыне. Яго прыезд быў знамянальнай падзеяй у жыцці працоўных горада і вёскі. Тут ён жыў па некалькі тыдняў. Заходзіў і ў рэдакцыю газеты. У рэдакцыі мы і пазнаёміліся з ім. Даведаўшыся, што я з Заходняй Беларусі і з’яўляюся палітэмігрантам, ён вельмі цікавіўся жыццём працоўных краю, дзе сам нарадзіўся (тым больш, што я часта бываў у Вязынцы)»[72].


Справка

Сам Купала в свое время вспоминал: “Бацька мой родам з Чэрвеньшчыны (бывшей Игуменщины), паходзіць з дробных засцянковых арандатараў, выгнанных польскім князем з зямлі. З маладых год ён працаваў на арандаванай зямлі (на запашках)”[73].



Фото: Луцевич Доминик Онуфриевич — отец Янки Купалы





Фото «БУТБ-Имущество»: Здание бывшего Крестовоздвиженского костела 1798 года постройки считается одной из главных достопримечательностей Узды. В 1843 году в этом храме крестили отца Янки Купалы. Выполненное в неоготическом стиле двухэтажное здание храма с конца 50-х годов прошлого века служило районным центром культуры, а после долго пустовало. В ноябре 2019 года здание выкуплено местным бизнесменом — энтузиастом Романом Королевым и теперь костел может получить вторую жизнь.



Фото «БУТБ-Имущество»: ограда и ворота к Крестовоздвиженскому костелу

По моему мнению, заинтересованность Ст.Станкевича творчеством Янки Купалы может имеет под собой не только то весомое обстоятельство, что его хорошо знали и чтили в межвоенные годы как непосредственно на Борисовщине, так и среди всей белорусской интеллигенции, но и косвенные родственные связи!

Так, по данным краеведа Михала Адамовича Бараули, в дореволюционные годы в районе д.Заозерье бывшей Эсьмонской волости Борисовского уезда, а теперь Белыничского района находилось имение Прудок, принадлежавшее участнику национально-освободительного восстания 1863-1864 гг. Станкевичу.

В феврале 1930 года около 100 человек жителей соседней с Заозерьем деревни Матошка (18 из 19 семей Верниковских, Горецких, Красовских, Сарпас, Юбко) были репрессированы по делу т.н. делу «Союза Освобождения Беларуси»[74].

Интересно, что в 1920-х годах в Матошку к своей родне приезжал и наш известный белорусский писатель Максим Горецкий, который также был репрессирован по делу мифического «Союза»[75].

На допросе по этому делу в октябре 1930 года Янку Купалу обвинили в идейном руководстве «организацией». В ответ на это, 20 октября он попытался покончить с собой. Перед неудавшимся самоубийством поэт направил письмо главе ЦИК БССР Александру Червякову.

«Товарищ председатель! — говорилось в письме, — Еще раз, перед смертью, заявляю о том, что я ни в какой контрреволюционной организации не был и не собираюсь быть»[76]. Только после этого обвинение с Купалы сняли.

И вот что интересно. Из Заозерья был родом и писатель Микола Телеш (Мікола Яфімавіч Целеш (Цэлеш)) 1900 г.р., согласно семейной легенды, как будто правнук бежавшего из Российской Империи и обосновавшегося в Америке участника национально-освободительного восстания 1863-1864 гг. графа Базыля Телеша. Творческие псевдонимы: Марцін Люціч, М.Люціч, М.Лясун; Крыптанімы: М. Ц.). В 1919-1922 гг. находился в рядах Красной Армии. После демобилизации, в 1920-1930 гг. работал в различных государственных организациях Минска, в редакциях газет «Паляунiчы Беларусi», «Беларуская веска», «Зьвязда», «Пiянер Беларусi». С июня 1944 года вместе с семьей в эмиграции в Германии, потом в США[77].

Как писал сам писатель в одном из своих писем родне в БССР:

«… Наша квартира на улице Дзержинского (с Обувной нас немцы выгнали) стала передаточным пунктом разных необходимых вещей для освободительного движения: медицинские инструменты, марля для перевязок и много-много другого… Наконец в 1943 году нашу квартиру немецкая полиция взяла на подозрение, несколько раз был проведен обыск, ломали двери, мебель, взрывали пол. 7 ноября 1943 года глубокой ночью на квартиру был налет стаи немецкой полиции… К нашему счастью, в ту ночь у нас никто из чужих не ночевал, а так уничтожили бы всю семью»[78].

Если верить Миколе Телешу, то, учитывая его биографию, он мог иметь отношение к независимому от Кремля крылу сопротивления – «третьей силе» в оккупированной гитлеровцами Беларуси. Или же в темную использоваться коммунистическим подпольем. И именно в темную, т.к. в том же 1943 году в Минске под псевдонимом М.Лясун вышел его сборник рассказов «На крыжы» откровенно антисоветского и антиколхозного содержания[79].

В своей краткой, не законченной автобиографии, опубликованной в авторском сборнике рассказов «Хмары над бацькаушчынай», он пишет, что «у 1911 годзе скончыў вясковую школу. Настаўніца (пазьней жонка Янкі Купалы) дамаглася, каб мяне аддалі ў «Выше-начальное училище» за сямнаццаць вёрст, у мястэчку». Общий экзамен по окончании деревенской церковно-приходской школы писатель сдавал (внимание!) не в Заозерье, а в недалекой Выдрице[80], в которой потом Ст.Станкевич и поставит на должность начальника полиции своего родственника (племянника?)[81].



Фото: Янка Купала с Владиславой Станкевич в годы 1-й Мировой войны. 1916 г. Из фондов музея янки Купалы

Известно, что до Октябрьского переворота 1917 года недалеко от Заозерья в Ухвальской волости Борисовского уезда находился принадлежавший каким то Станкевичам застенок Черный Осов[82], который по данным М.А.Бараули, самого родом из тех мест, был ликвидирован в 1939 году во время насильственной ликвидации хуторов. Последние из проживавших там представителей рода Станкевичей, как будто, переехали в Минск.

В настоящее же время на территории Ухвальского сельсовета Крупского района находится и д.Выдрица.

IV. Таинственное исчезновение политэмигрантов

«О Беларусь, мая шыпшына,
Зялёны ліст, чырвоны цвет!
У ветры дзікім не загінеш,
Чарнобылем не зарасцеш».
Мiкола Целеш/
Уладзімiр Дубоўка

Ремарка

Литератор Алесь Пашкевич в своей исследовательской работе «Летописец из Зазерья», посвященной жизни и творчеству М.Телеша, приводит следующий интересный факт из его машинописной автобиографии:

«Стихи я… никому… не показывал, даже тем девушкам, которым посвящал. Только одно стихотворение „О Беларусь, мая шыпшына“ отважился отнести в редакцию „Звязды“, но, не будучи уверенным, что оно вполне удачное, попросил редакцию дать его на консультацию Владимиру Добовке, стихи которого я любил, и если он сочтет нужным что-нибудь исправить, пусть напечатает его под своим именем. Так и было сделано. Стихотворение появилось в праздничном номере 1 мая за подписью Дубовки»[83]

(Стихотворение В.Дубовки «О Беларусь, мая шыпшына», согласно биографическому словарю «Беларускi пiсьменнiкi», впервые было напечатано в №17-18 «Маладога Аратага» за 1925 год)[84].



Фото: В.Н. Дубовка в разные годы жизни

Начав данное исследование, я попутно столкнулся еще с одной тайной, которая также рано или поздно будет раскрыта.

Известно, что проживавшие в эмиграции в Америке бывшие сотрудники минской «Беларускай газэты» Микола Телеш и Владимир Дудицкий умерли (или пропали без вести) предположительно в 1976 году (точн — после 1975-го). Согласно воспоминаний жены последнего Веры, возможно ее муж выехал в 1972 году на родину и исчез в Советском Союзе[85]. Возможно данное мнение было основано на том обстоятельстве, что Дудицкому каким то образом стало известно о его реабилитации в 1956 году военной коллегией Верховного Суда БССР по «нацдемовскому» делу 1933 года[86].

В тоже время известный деятель белорусской эмиграции Янина Кохановская считала, что поэт из Венесуэлы выехал в Аргентину, где было много просоветских эмигрантов, там напился, и пьяный был вывезен в СССР[87].

Одновременно с этим в белорусской эмигрантской среде в США ходили слухи о том, что его бывший коллега по «Мiнскай газеце» Микола Телеш имел контакты с Максимом Танком, и даже что-то посылал для публикаций в БССР[88]. Сам он тяжело переносил разлуку с родиной, вел замкнутый образ жизни, а в своей творческой автобиографии даже написал, что» в годы войны потерял половину семьи, а позже и всю»[89].

Однако известно, что с конца 1950-х он начал переписываться со своей родней, оставшейся в СССР. Через 10 лет переписка прекратилась. В белорусской эмигрантской среде на Западе посчитали, что неожиданное исчезновение Миколы Телеша в конце 1975 (вышел однажды из дома и не вернулся) весьма загадочным. По мнению жены, мог выехать из США в СССР, где как будто и пропал без вести[90]. И эта версия вполне правдоподобна.

Как пишет в своей исследовательской работе Алесь Пашкевич, во время пребывания М.Телеша на сессии генеральной Ассамблеи ООН с ним действительно встречался Максим Танк. И главному редактору журнала «Полымя» он действительно передал несколько своих рассказов – для публикации в Советской Беларуси (через некоторое время их и напечатало «Полымя», только вместо фамилии автора стоял псевдоним – Николас Пралескас). А позднее на имя М.Танка пришло письмо, в котором писатель-эмигрант излагал условия, согласно которым он согласился бы вернуться на родину. После этого в эмигрантской среде и стали расти слухи о связи М.Телеша с М.Танком, а относится к писателю стали осторожно. Хотя, как потом вспоминал Борис Саченко, работавший в то время в «Полымi» и читавший то письмо к М.Танку, М.Телеш требовал «смены тоталитарного режима, настоящего суверенитета Беларуси и независимости ее от Москвы»[91].



Фото: Максим Танк

Уже дописывая свою работу, и уточняя ряд деталей, я созвонился с крупским краеведом Михалом Адамовичем Бараулей, 1950 г.р., урож. д.Гумны, бывшим директором Ст.Слободской СШ Крупского района, основателем краеведческого общества «Малае Палессе», моим наставником и старшим товарищем по цеху краеведов. И вот что он мне рассказал (Пер. с бел. мой – А.Т.).



Фото: Барауля М.А. 1989-1991 гг.



фото: Крупские краеведы Барауля М.А. и Алехнович А.П. 1990-е гг.

«В 1960-1965 годах я учился в Холопеничской школе-интернате. Году эдак в 1962/63-м зимой я как-то ехал из Холопеничей в райцентр Крупки на рейсовом автобусе. Вместе со мной и другими пассажирами туда сел и неизвестный представительный мужчина, лет 50-60 на вид, который, тем не менее, выглядел моложаво и был одет в фасонистое пальто. На голове у него была не шапка-ушанка, как у все наших мужичков, а какая-то ненашенская матерчатая шапка. Пока мы ехали, незнакомец разговорился с сидевшими по соседству пассажирами. Разговор велся на беларуской мове с элементами местной трасянки, на которой тогда у нас все разговаривали. Выяснилось, что был он из Америки, чему все остальные очень удивлялись, так как тогда это было из ряда вон выходящим явлением, а также то, что приезжал он к своей сестре, проживавшей в самих Холопеничах.

Запомнилось, что незнакомец очень удивлялся тому, что купленный им билет был всего на поездку в один конец. Он объяснял, что у себя в Америке покупает билет на несколько поездок, т.е. фактически проездной, которых у нас тогда еще и не было.

Уже будучи директором школы и собирая информацию об истории своего региона, я посещал и деревню Заозерье. Было это в 1980-х. Там местные жители мне и рассказали, что где-то в 1960/70-е годы к ним приезжал их земляк-эмигрант Микола Телеш. По их же данным, в Могилеве у него жил сын (может племянник? – А.Т.), который работал в прокуратуре. Ходили слухи, что поэт был связан с КГБ, поэтому, дескать, и сын его был на должности, и сам он так спокойно и приезжал в Заозерье. Поговаривали, что потом его как будто убили.

Сопоставив эти данные, я и посчитал тогда, что незнакомец в автобусе был именно Микола Телеш».

А в 2016 году у автора этих строк состоялся разговор с дочерью Авхимовича Н.И., бывшего партизана отряда «им.Кирова» одноименной бригады, который с 1946 года работал участковым уполномоченным Холопеничского РОМ, обслуживая Хотюховский и несколько других соседних сельсоветов. После упразднения в 1960-м году Холопеничского района, милиционер перешел на работу уже в Крупский РОВД. Ушел на пенсию с должности начальника Борисовской межрайонной инспекции исправительных работ.



Фото: участковый уполномоченный Холопеничского райотдела милиции на коне Орлике возле памятника отмены крепостного права в Холопеничах. 1950-е гг.



Фото: сотрудники Крупского РОВД — ветераны советско-германской войны. 1970-е гг. Сидит крайний справа — Авхимович Н.И.

Так вот, по информации, которая долгое время оставалась семейной тайной Авхимовичей, какой-то их родственник в 1944-м году ушел с немцами на Запад. Потом он приезжал в Беларусь, и Авхимович Н.И. с ним тайно встречался в лесу. Среди предоставленных мне милицейских фотографий, я обратил внимание на одну фотокарточку, которую можно датировать концом 1950-х — началом 1960-х гг., где на фоне леса запечатлены сам Авхимовича Н.И. и какой-то неизвестный его дочери мужчина в гражданском костюме.

Напрашивается логичный вопрос, а не один ли и тот же это человек из рассказов Бараули М.А. и дочери милиционера Авхимовича Н.И.? И не Микола ли это Телеш?



К тому же, сравнивая раннее фото писателя, которое имеется в интернете, с фотографией незнакомца в годах из архива Авхимовичей, можно найти определенное сходство! С поправкой на возраст, конечно же.

И если все это действительно так, то слухи о связях писателя с КГБ действительно могут иметь под собой фактические основания.

Так, логично предположить, что Авхимович Н.И. встерчался со своим свояком не на свой страх и риск, а под контролем КГБ. Исключительно все инстранцы, легально приезжавшие в то время в Советский Союз, находились под их бдительным оком, а все передвижения «туристов» контролировались. И Авхимовичу Н.И. могла быть поставлена конкретная задача к склонению родственника к «сотрудничеству», которое являлось бы гарантом прощения советской властью его не таких уж больших грехов перед нею, возвращения на родину и спокойной жизни на склоне своих лет. Т.е. могла иметь место оперативная игра на уровне не ниже руквовдства КГБ при Совете Министров БССР.





Фото: Последним начальником Холопеничского РО МГБ в период 1949/55 гг. являлся А.А.Пудовников, а замом по милиции у него был Сорокин Владимир Павлович. Водителем в РО МГБ в то время был Зябкин.

В таком случае, почему бы не предположить, что Микола Телеш пошел на «контакт» и действительно прожил последние годы своей жизни на родине в Беларуси (где у него жили брат Пилип, а также сестры Ганна и Арина с семьями[92]). А свою семью в США оставил в безвестности о своей судьбе только потому, что лично для нее не видел никаких перспектив в СССР в целом, и в Советской Беларуси, в частности.

А вернуться на родину он мог не один, а вместе с Владимиром Дудицким! В этой связи интересно то, что главный герой одного и самых известных рассказов Телеша «Янка сеяу – людзi жалi», является студент Кузьма Вальтер, получивший 5 лет ИТЛ за декламацию на День Октябрьской Социалистической Революции негласно запрещенного стихотворения Янки Купалы, как будто высмеивающего колхозное строительство[93]. А в образе студента Вальтера прослеживаются приметы Дудицкого, с которым, как видится, Телеш был дружен.

V. Янка Купала – беларуский враг Пантелеймона Пономаренко №1

Какие сведения могли поступать в Москву от Михася Климковича, мне доподлинно не неизвестно. Но про культурную коллаборацию в Борисове, и то, что жена Янки Купалы Владислава Станкевич могла быть родственницей борисовского бургомистра (даже если так мог считать только сам Ст.Станкевич), он, Климкович, вполне мог информировать партизан, с которыми состоял на связи.

И есть одно свидетельство, которое косвенно подтверждает эту мою версию.

Несколько лет назад в интервью газете «Салiдарнасць» историк и издатель Анатоль Тарас заявил следующее:

— … Еще когда я был 13-летним подростком, мой отец Евхим, который в 1942-1944 года служил сначала в Центральном, а потом в Белорусском штабе партизанского движения, когда как-то зашла речь про Купалу, вдруг сказал: «Купала? А, поэт. Я знал его лично. Его наши хлопцы убили!» — «Как убили?» — «Ну, был приказ ликвидировать. Его подпоили в ресторане и, когда повели наверх в номер, скинули в пролет, между 9-10 этажом».

А на вопрос знал ли его отец убийц поэта, А.Тарас заявил, что:

— Да. И Купалу, и его убийц. Он говорил, что это сделали двое сотрудников НКВД, которых он знал лично. Причем у отца это звучало как-то очень обыденно. Он вообще был человек далекий от всей этой литературной жизни. Купалу он знал, потому что до войны оформлял ему обложки нескольких его книжек (отец был связан с типографским делом). Купала даже был у нас дома[94].

В одном своем интервью заместитель директора минского музея Янки Купалы Елена Бурбовская упомянула, что некоторые опрошенные свидетели происшествия показали, что видели двух мужчин в серых костюмах, выглядывавших с этажа, с которого упал поэт, и поспешивших скрыться. Другие говорили о мужчине и женщине[95]!

По мнению члена Союза белорусских писателей Виктора Потапенко, слова «так его наши хлопцы убили», относятся к подразделению НКВД Василия Сергиенко, которое было прикомандировано к Центральному штабу партизанского движения, деятельностью которого руководил Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, последний предвоенный и первый послевоенный Первый секретарь ЦК КП(б) БССР[96], фактический хозяин Беларуси.



Фото: Начальник ЦШПД генерал-лейтенант Пономаренко П.К.

Справка

Центральный штаб партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования — центральный орган военного управления партизанским движением при Ставке Верховного Главнокомандования ВС СССР в годы Великой Отечественной войны.

Сокращённое наименование — ЦШПД при СВГК, ЦШПД. При создании именовался Главный штаб партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования.

Создан в целях объединения руководства партизанским движением в тылу противника и для дальнейшего развития этого движения. Образован Постановлением ГКО СССР № ГОКО-1837сс от 30 мая 1942 года. В целях реализации этого постановления Наркомат обороны СССР издал Приказ № 00125 от 16 июня 1942 года «О формировании Главного и региональных штабов партизанского движения»[97].

С марта по май 1942 года деятельность по переправке на оккупированную территорию Беларуси партийного актива для организации и укрепления подполья и партизанских отрядов координировала и направляла Северо-Западная оперативная группа ЦК КП(б)Б, размещавшаяся в деревне Шейно Калининской области. Группу возглавлял секретарь ЦК Г.Б.Эйдинов[98].




Трагедии предшествовали следующие обстоятельства. 28 июня 1942 года примерно в 21 час Янка Купала из своего номера №414 был приглашен в комнату №1034 (десятый этаж гостиницы) к проживавшему там председателю Союза писателей БССР Михасю Лынькову, где присутствовали так же писатель Кондрат Крапива… зав. отделом редакции «Известия» Войтинская.



По косвенным свидетельствам (воспоминания писателя Петра Глебки, также проживавшего в гостинице), в номер Лынькова звонил Купале в тот вечер и вызывал к себе Горбунов — секретарь ЦК по идеологии. Телефонный звонок в свое время подтверждала Софья Захаровна Каспиц, жена Лынькова. Она утверждала только, что звонок был не от Горбунова, а звонила некая литовская партизанка Ирена (спецрадистка Центрального штаба партизанского движения, которая была на службе в НКВД[99])[100]. После телефонного звонка Купала в веселом и бодром настроении сказал своим товарищам в номере, что «надо кое с кем переговорить», и что «он через минуту вернется»[101].

Далее, по сведениям замдиректора минского Музея имени Янки Купалы Елены Буровской:

«Когда постояльцы гостиницы выбежали из своих номеров на раздавшийся на лестнице шум, вверх по ступеням убегала неизвестная женщина, а на площадке между этажами лежала туфля писателя»[102].





Последнее обстоятельство позволило сделать современным белорусским криминалистам вывод о том, что накануне своего падения в лестничный проем, Янка Купала с кем-то боролся, и противостоял попытке сбросить его туда. т.к. слететь с ноги туфля может только при активном сопротивлении. Сорвать плотно сидящую туфлю(вторая осталась на ноге) мог только удар пяткой по парапету. От этого удара туфля и слетела, по своей траектории оказавшись на площадке между этажами. Что означает — человек падал в пролет спиной. А не лицом. Так самоубийцы не падают, поэтому самоубийство абсолютно исключается. А неизвестная женщина, скорее всего, была просто свидетелем случившегося и, в шоке от увиденного, убегала, в то время как кто-то другой мощными ударами оглушил поэта и перекинул его за парапет[103].

На женщину, которая в тот вечер разговаривала с Янкой Купалой, стоя на лестнице, ссылается и Глебка, который побеседовал с дежурной по этажу сразу после случившегося. Однако момент, во время которого поэт упал в лестничный пролет, остался незамеченным[104].

Никто из исследователей не приводит информации о том, кто такая Ирена из свидетельства жены Линькова. Неизвестно также была это литовка, или же белоруска, проживавшая до войны на территории белорусской Виленщины, преступно отторгнутой по решению Сталина и подаренной им Лиетуве в 1939 году. Однако, точно зная, что партизаны ЦШПД и созданных позже центральных штабов партизанского движения оккупированных республик СССР, в отличие от большинства лесных партизан, без боевых наград точно не остались, я помониторил информацию о всех награжденных девушках по достаточно редкому имени Ирена на справочных сайтах «Память народа» и «Подвиг народа».

В результате, удалось выявить трех именно партизанок с этим именем, награжденных в 1945 году из числа партизан Литовской ССР:

— — Повилавичюте Ирена Юрьевна, медалью «За боевые заслуги»;
— — Далецкая Ирена Петровна, медалью «Партизану Отечественной войны» I ст.;
— — Якунайте Ирена Петровна, медалью «Партизану Отечественной войны» I ст.


Пока, к сожалению, никакой дополнительной информации по ним обнаружить не удалось.

Возможно именно одна из них и есть искомая Ирена. В Литве, в отличие от Беларуси, советских партизан, да еще к тому же девушек, было совсем мало. Поэтому думается, что круг поиска вряд ли расширится.

Проанализировав всю приведенную информацию, напрашивается следующая логическая цепочка: Станислав Станкевич – Михась Климкович – белорусские партизаны – ЦШПД — убийство Я.Купалы.

Организационное оформление Минской оперативной партизанской зоны, связным которой являлся Михась Климкович, началось в апреле — июне 1942 года, с появлением тут московских посланцев литовца Ваупшасова – Градова[105]. Именно по рации этой спецгруппы НКВД (как альтернативный вариант – по рации пришедшей из-за линии фронта разведывательно — диверсионной группы «Бывалые» Петра Лопатина – «Дяди Коли», достигшей места назначения, Паликовских болот, 12 мая 1942 года[106]) информация о вероятном родстве Владиславы Станкевич и борисовского бургомистра и могла через М.Климковича и партизан (наиболее вероятно, что все же через отряд Дербана – «Большевик»), попасть на стол к Пантелеймону Пономаренко.

А литовская партизанка-радистка Ирена как раз и могла принять это сообщение.

И уж не использовали ее как приманку для того, чтобы вызвать Купалу из номера? Например, она могла сообщить о том, что для него есть весточка из-за линии фронта от матери, Бенигны Луцевич (урожд. Волосевич), которая умерла в оккупированном нацистами Минске 30 июня 1942 года, ровно через два дня после того как ее сын погиб в Москве.



Фото: Бенигна Ивановна Луцевич — матья Янки Купалы



Фото: Могила Б.И.Луцевич на Военном кладбище Минска

В 1992 году в украинской газете «Час» были опубликовано следующее письмо жителя Киева А.С. Васильченко, сына украинского журналиста С.А. Васильченко:

«В первые дни войны органы НКВД расстреляли в тюрьмах УССР и БССР всех заключенных, арестованных в Западной Украине и Западной Беларуси из-за их «неблагонадежности». Это и офицеры запаса, служившие в польской армии, и работники правоохранительных органов, и предприниматели, и священники. Но больше всего среди них было представителей интеллигенции, в том числе там были историки и писатели. Всего убито — несколько десятков тысяч, среди них и сын писателя Франко Петр Франко, ученый с мировым именем. Сейчас это стало общеизвестно, об этом пишет ваша газета, но тогда это было огромной тайной. Слухи об этой трагедии дошли до эвакуированной в Москву украинской интеллигенции только в 1942 году. Мой отец, тогда тоже живший в Москве, рассказывал мне в 80-е, что эту тему на своих встречах дома обсуждали тайком представители украинской и белорусской интеллигенции, некоторые сильно возмущались, предлагали что-то предпринять, кому-то писать. Все это быстро стало известно Органам, и последовали аресты, а входивший в этот кружок общения белорусский поэт Янка Купала погиб, выпав в пролет гостиницы «Москва». Связаны эти события между собой или нет — отец не знал, но обсуждение этой темы среди нашей эвакуированной интеллигенции мигом прекратилось»[107].



Фото: Янка Купала и Владислава Луцевич на встрече с белорусскими и украинскими писателями. В.Луцевич четвертая слева, рядом с ней сидит Якуб Колас, а второй справа – это Янка Купала. Из фондов музея Янки Купалы

В этом плане интересны воспоминания поэта, ветерана-фронтовика, и «народнай асветы» из г.п.Глуск Лавриновича Василия Афанасьевича, прожившего 94 года и умершего два года назад в 2017 году[108].

В фондах государственного литературного музея Янки Купалы в Минске хранится его письмо от 5 февраля 1989 г. писателю Борису Саченко, в котором в нашем случае представляют интерес следующее (перевод с бел. мой – А.Т.):

«… В 1942-1943 годах, когда немцы из самолетов кидали на головы наших солдат и офицеров листовки и брошюры о кровавой власти И.В.Сталина, я волею случаю в госпитале Смоленска (Смоленск был освобожден частями Красной Армии 25 сентября 1943 г.[109]) познакомился со старшим лейтенантом 383 стрелкового полка Андреем Кипятковым. Его мать работала в Московском Кремле в каком-то интернате, где обслуживала питание детей членов Советского Правительства и детей командиров интернациональных бригад, родители которых воевали против фашистов Германии и ее сателлитов.

Когда нашего Янку Купалу избрали председателем всеславянского комитета по борьбе с фашистами, он, будучи удручен тяжелым положением наших войск на фронте, добился личной встречи с «вождем всех народов мира» И.В.Сталиным.

Пропуск к Сталину Янке Купале выписал близкий друг Кипяткова. Об этом мне рассказал фронтовик А.Кипятков.

И вот на приеме у Сталина поэт заявил генсеку: «Как же так, батька, допустили такой промах, что немцы – (неразб.) появились у ворот Москвы?»

— Убрать старца с моих глаз! – кинув толстый красный карандаш на карту, буркнул И.В.Сталин.
И наши чекисты рады были выслужиться перед «вождем». Они и скинули его с 4 этажа гостиницы. Как же было не выполнить приказ Верховного Главнокомандующего…»[110].


В электронной базе данных «Подвиг народа» я нашел только одного рядового Андрея Кипяткова, награжденного медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»[111], а из двух Андреев Кипятковых, информация о которых имеется в ОБД «Мемориал», есть только один офицер, лейтенант, родом из Подмосковья, погибший осенью 1941-го[112], и следовательно даже поэтому к информации Лавриновича В.А. следует относится очень осторожно. И его свидетельство скорее можно отнести к области народных сказаний (баек), возникших из характерных слухов по факту смерти Народного Поэта Беларуси еще в годы войны.

Но вернемся собственно к литовской партизанке Ирене. Почему бы не предположить, что она по собственной инициативе, или, что более вероятно, под контролем чекистов, могла сообщить по телефону поэту о сведениях из-за линии фронта по подробностям расстрела карательными отрядами SS … пардон, доблестными бойцами и командирами конвойных войск НКВД, 26-27 июня 1941г. под г.Червень от более чем одной до чуть ли не более четырех тысяч узников Червеньской, Каунасской и Минской тюрем – жертв необоснованных коммунистических репрессий[113], т.е. ровно за год до смерти Купалы.

И ведь нам доподлинно известно, что именно 18 июня 1942 года, т.е. в день, когда Янка Купала приехал в Москву (знаменательно, что взять с собой жену ему категорически запретили, зато приставили «соглядатая» — председателя Верховного Совета БССР Н.Грекову)[114], находясь в лесу под Борисовом, выходила в эфир рация спецотряда чекиста Ваупшасова, который отчитался о проведенной «партизанской конференции», а в ЦШПД были присвоены названия новым «крещеным» партизанским отрядам[115].



ДЛМЯнК КП 540



ДЛМЯнК КП 540 (об.)

Правдоподобно, что именно в этот радиоэфир в Москву и могла быть передана информация от Михася Климковича о том, что жена Купалы является (или может являться) родственницей борисовского бургомистра, а также то, что последний, вероятно, имеет намерение торжественно отметить в Борисове его 60-летие.

Думаю, что именно к этой дате и планировалось изначально поставить на сцене борисовского Белорусского народного дома купаловскую «Павлинку».

Полагаю, что именно поэтому, и именно Пономаренко мог отдать личный, не согласованный с Кремлем и лично Сталиным приказ (причем устный) своим головорезам о физическом уничтожении поэта с инсценировкой «несчастного случая». Решение это было спонтанным. Об аресте и осуждении на тот момент не могло быть и речи, т.к. дало бы в руки оккупантов, а еще больше, временно сотрудничавших с ними представителей белорусского национального актива, сильнейший козырь в их идеологической войне с Советами. Поэтому и слух пустили, что пьяный был, а потому и с лестницы упал. Дескать, когда вся страна последние силы отдает на борьбу с врагом, некоторые бражничают, а потом на ногах не стоят! А чтобы не было резонанса, в некрологе указали не известный всему белорусскому народу творческий псевдоним поэта — Янка Купала, а настоящее имя, с мало кому известной, да еще и искаженной фамилией (с Луцевича на Луц(к)евича).



ДЛМЯнК КП 530

Думается, что никаких секретных документов (указания, рапорты-отчеты) на «ликвидацию» скорее всего и не было. И каких-либо других официальных документов, кроме как материалов Дела №1269, возбужденного прокуратурой г.Москвы по факту смерти поэта[116], в природе и не существует. И этим Пантелеймон Кондратьевич мог оказать своему «хозяину» – Иосифу Сталину большую услугу, и одновременно получить от него заочную индульгенцию за содеянное, так как не стал напоминать о своем письме на его имя от 21 ноября 1938 года «О белорусском языке, литературе и писателях», после которого, по его, Пономаренко, логике должна была последовать очередная волна арестов белорусской национальной интеллигенции.

Вот выдержка из этого письма:

«…В отношении Янки Купалы имеется 41 показание, в большинстве прямые; Якуба Коласа… 31 показание; Крапивы… 12 показаний и так далее. По количеству и качеству изобличающего материала, а также по известным нам фактам их работы, они, безусловно, подлежат аресту и суду, как враги народа. В частности, Наркомвнудел Белоруссии запросил из центра санкцию на арест Купалы и Коласа уже давно, но санкция пока не дана…»[117].

Стряпая это письмо-донос, Пономаренко наверняка имел ввиду и следующий факт относящийся к личности Купалы, который приводит на своем персональном сайте член Союза писателей России Эрнест Александрович Стефанович, сын указанного выше Александра Филипповича Стефановича, бывшего члена компартии Западной Белоруссии, инструктора ЦК белорусской крестьянско-рабочей Громады, секретаря депутатского клуба «Змаганне», который в конце 1929 года, спасаясь от очередного ареста, с подорванным в польских тюрьмах здоровьем по решению ЦК КПЗБ был переправлен в Советский Союз, где после лечения и учебы работал редактором газеты «Большевик Борисовщины».

«Как-то утром Иван Доминикович пригласил и отца в Корсаковичи, куда отправились на райкомовской легковушке ГАЗ-А. В сельхозартели «Красный борец», приглашенные в дом, позавтракали простоквашей с картофельным пюре, ходили по полям, беседовали с колхозниками.

Во время прогулки Иван Доминикович рассказал, что недавно в Виленской белорусской гимназии с благословения фашиствующего провокатора Островского было организовано чтение купаловских произведений, где подчеркивались отдельные фразы, которые якобы подтверждали его мечты о буржуазно-националистической Белоруссии.

«Какая хлусня и провокация!» – негодовал поэт. Возмущался молебнами, которые прошли в костелах во время празднования его пятидесятилетия. Сказал, что опубликовал письмо-протест"[118].

И вот, нечто подобное могло повторится в оккупированном гитлеровцами Борисове уже на 60-летие поэта.

К тому же Пономаренко мог знать и о возможном знакомстве Купалы с Ермаченко, т.к. известно, что поэт трижды бывал в Чехословакии: в 1925–м, 1927–м и в 1935–м[119].

Следуя логике главного предвоенного белорусского партийного бонзы, у Сталина тогда в 1938 году изменил нюх, и вместо того, чтобы избавится от Купалы и Ко, а также связанных с ними дальнейших проблем, «хозяин» напротив, принял решение о его и Якуба Коласа «возвышении». И в январе 1939 года их наградили их первыми орденами «Ленина»[120]!

За то, что исполнители сделали все «чисто», говорят и воспоминания профессора Константинова Федора Трофимовича, который на то время был редактором печатного органа Всеславянского комитета – журнала «Славяне». Так 7.11.1988 г. он свидетельствовал следующее:

«Были всякие версии и подозрения. Я ведь состоял в близких отношениях с Пономаренко и особенно с Горбуновым, ведавшим идеологическими делами. Провели тщательное официальное и неофициальное расследование. Никаких данных на умысел (дескать кто-то толкнул и т.п.) выявлено не было. Просто наклонился, перевесился… Вопрос о причине смерти был тогда же выяснен и закрыт…»[121].

Интересно, что еще в советские времена литературовед Владимир Содаль посетил гостиницу «Москва», чтобы посмотреть на место трагедии:

«Мне повезло застать горничную, которая работала там со времен войны. И она показала мне тот самый лестничный пролет, а также рассказала, что за все время работы гостиницы не было больше ни единого случая, чтобы кто-то падал с лестницы!»[122].

Тело Купалы крайне быстро кремировали, буквально за один день, как будто заметая следы преступления. Не было обнародовано ни единого посмертного медицинского заключения. Полноценного расследование, вопреки свидетельствам приближенного к Пономаренко Константинова, также никто не проводил, хотя этого требовали и вдова Купалы, и соратники по писательскому цеху. В конце девяностых годов руководители международного фонда им. Янки Купалы вместе с директоратом минского музея делали запрос в ФСБ России, но им пришел ответ, что никаких документов, кроме записки для Берии в архивах не обнаружено[123].

И есть еще одно существенное обстоятельство, которое могло утвердить мысль начальника ЦШПД о необходимости «несчастного случая…

VI. «Черная метка»

»Раз абсеклі Беларуса
Маскалі ды Ляхі
І давай яму сваяцтва
Тыкаці пад пахі:
— Ты мой ісціны браточак! –
Маскалёк бармоча;
— Ты мой хрэснік, мой сыночак! –
Юда-Лях сакоча"…

«Сярод раз’юшаных сатрапаў,
Паганы зладзіўшы хаўрус,
Свае таргуюць і чужыя
Табой, няшчасны беларус.
<…>
Над пакаленнем неакрэпшым,
Над бедным краем-сіратой
Груган з начніцаю сляпою
Банкет спраўляюць чорны свой»…

Янка Купала

Еще в 1919 году, находясь в оккупированном поляками Минске, в статье «Беларускае войска» Янка Купала отметил, что самомстоятельное государство, о которым он мечтал вместе с другими деятелями беларуского национального возрождения, не может существовать без своей армии, т.к. «само жыццё гэтага вымагае, вымагае гэтага самаабарона»[124].

О необходимости собственных вооруженных сил писал тогда поэт и в других своих публицистических работах[125].

Безусловно знал об этой странице биографии поэта и Пантелеймон Пономаренко.



Фото: подпоручик Беларуской войсковой комиссии (органа по формированию беларуских частей в польской армии в 1919-1921 гг -БВК) Александр Прушинский (Алесь Гарун) с Янкой Купалой

А через год с начала советско-германской войны советская военщина снова отступала.

К 15 мая 1942 года закончилась провальная для Красной Армии и ее Военно-Морского Флота Керченско-Феодосийская десантная операция[126].

К 15 июня прекратилось организованное сопротивление частей Красной Армии в т.н. Барвенковском котле, попавших туда в результате провальной Харьковской наступательной операции[127].

К 28 июня, дню смерти Купалы, 2-я ударная Армия Волховского фронта генерала А.А.Власова, фактически прекратила свое существование[128]. 11 июля и сам командующий был взят немцами в плен. Совсем скоро он начнет формировать свою печально известную Русскую Освободительную Армию (РОА)[129].

В это самое время, чтобы привлечь большее количество белорусов к сотрудничеству с немецкой гражданской администрацией, и чтобы это сотрудничество было более плодотворным, генеральным комиссаром Белорусского генерального округа Вильгельмом Кубе на годовщину нападения Германии на СССР 22 июня 1942 года, объявил, а 29 июня 1942 года утвердил об учреждении совещательного органа при Генеральном комиссариате округа Беларусь Белорусских Мужей Доверия во главе с Иваном Ермаченко[130].

Незамедлительно было принято и отпечатано обращение к белорусскому народу, в котором описывалось антибелорусская и антирелигиозная деятельность большевистской России и преступления ее банд, белорусский народ призывался к борьбе с большевизмом[131].

В этот же день,29 июня 1942 года, генеральный комиссар «Белоруссии» Вильгельм Кубе опубликовал проект указа о Корпусе белорусской самообороны (Корпус беларускай самааховы; КБС). Разработка планов по его созданию была поручена Центральному совету БНС, а создание отдельных формирований — органам местного самоуправления[132].



Надо думать, что это обращение транслировалось по радиостанции «Минск» (LS Minsk), т.к. радиовещание проводного радио для белорусского населения на нем активизировалось с лета 1942 г., после передачи радиостанции под управление Имперского радиовещания[133].

К слову, передачу для белорусских домохозяек на радиостанции «Минск» вела Нина Глебка, жена указанного выше Петра Глебки, который в это время в эвакуации работал в партизанской и партийной печати[134].



Фото: Петр Глебка 1941-1942 гг.

В июне 1942 года он оставил следующую запись в своем дневнике:

«Сёння перадавалі з Мінска, што там адбыўся сход ці то паседжанне «жаноцкага камітэту беларускай самапомачы», на якім з дакладам выступіла Ніна Глебка. У мяне пахаладзелі рукі і ногі. Аб чым быў гэты даклад – я ўжо і не чуў. Ніначка, што ж ты нарабіла? Няўжо ж ты пайшла па сваёй волі на гэты сход? Я не ведаю, што сабой уяўляе гэта «самапомач», але я адчуў, як на мяне глянулі хлопцы як на мужа здрадніцы… Не ведаю, дзяўчынка, як мы сустрэнемся з табой і глянем адзін другому ў вочы…»[135].

К слову, «партизанской связной» (официальная версия), а по факту – завербованным партизанской разведкой агентом, Нина Глебка станет только через год, в середине 1943 – го[136].



Фото: Нина Глебка с приемной дочерью Ларисой, 1943 год. Фото Центральная научная библиотека НАН Беларуси

А тогда, в июне 1942-го, советская линия обороны, как и год назад трещала по швам. Гитлеровские войска устремились к Дону и Кавказу. В той гнетущей обстановке, которая снова воцарилась в Кремле, когда вера в победу Красной Армии над верхматом в очередной раз пошатнулась, Пономаренко и мог получить информацию об «игре «заядлого националиста и коллаборациониста»», Станислав Станкевич с белорусскими литераторами, которых он, Пантелеймон Кондратьевич, вместе с Лаврентиев Цанавой и их предшественниками топтали – топтали, душили-душили, но так и не смогли уничтожить под корень в предвоенные годы.

Во многом именно благодаря этому обстоятельству гитлеровская оккупационная власть в Беларуси и проводила политику заигрывания с недобитой коммунистами национальной интеллигенцией. Так, например, в Минске был организован юбилей, посвященный 25-летию смерти молодого белорусского поэта Максима Богдановича, который умер в 1917 году в Крыму. А еще в самом начале войны немцы как будто разбрасывали листовки с текстом: «Янка Купала, не беги, оставайся с нами, будешь бургомистром Минска»[137].

В феврале 1942 года Бюро ЦК КП(б)Б принимает постановление о созыве в Казани, возле которой в селе Печищи поэт с женой проживали в эвакуации, сессии Белорусской Академии наук. С докладом, тезисы для которого написал секретарь ЦК КПБ Горбунов, на сессии поручают выступить Янке Купале. Тема доклада — «Белорусская интеллигенция в дни Отечественной войны». И вот что произносит Янка Купала на той сессии 12 марта:

«Говорят, что улицу, на которой жил я в Минске, они (немцы) назвали моим именем (на самом деле им.Ивана Луц(к)евича[138]). Тоже, вишь ты, «уважают» писателя. Но будьте вы прокляты, кровавые выродки, за такое «уважение»! Сначала вы послали сотни самолетов, сожгли эту улицу, скинули десятки бомб на мой дом, сожгли его вместе с моими рукописями, а теперь вы прикидываетесь поборниками культуры. Такого издевательства над культурой еще не видел свет, и я, честный советский человек, плюю в ваше кровавое рыло и всем сердцем своим желаю погибели вам, палачам белорусского народа, палачам белорусской культуры…»[139].





«Зварот да Беларускага народа», отпечатанный многотысячным тиражом отделом агитации в 1942 г. по заданию ЦК КП(б) Беларуси в виде листовок, которые потом были отправлены за линию фронта.


По авторитетному мнению поэта Владимира Некляева, именно ради этого выступления Купалы и была задумана та сессия Академии наук. Потому что на самом деле пришло сообщение о том, что в оккупированном Минске появилась улица имени Янки Купалы[140].

На самом же деле, улица им.Я.Купалы должна была появиться в Минске еще до войны: весной 1941 года в честь поэта предлагалось переименовать улицу Садовую (она проходила параллельно нынешней ул. Я.Купалы, сейчас там музей Я.Купалы в парке, носящем его имя). Однако Пантелеймон Пономаренко лично вычеркнул красным карандашом это «предложение трудящихся» из проекта партийного постановления[141].

Справочно:

С января по апрель 1942г. в Минске действовали советские разведчики Гвоздев А.М. («Боровик») и Яковлев В.Я. С апреля по декабрь того же года — группа под командованием Вишневского С.К. («Смелый»), он же «Владимиров»). С августа 1942 по июль 1944-го — группа, в состав которой входила дочь венгерского коммуниста Татьяна Бауэр. Все они имели связь с членами минского подполья[142].

Известно, что 14 апреля 1942 года на заседании ЦК КП(б)Б принимается решение «О проведении 60-летнего юбилея народного поэта Беларуси Якуба Коласа». Празднование назначается на ноябрь. Создается юбилейная комиссия во главе с секретарем ЦК Горбуновым, в которую вместе с председателем Союза писателей БССР Лыньковым входит и Янка Купала[143].

По купаловскому юбилею, который должен был праздноваться значительно раньше, 7 июля, такого решения не было. Логично полагать, что последнее слово в этом вопросе было за Пономаренко. Тем не менее, нормы приличия были соблюдены и поэт был вызван в Москву правительственной телеграммой, от имени председателя Совнаркома БССР Былинского И.С.[144]. Не исключено, что даже без одобрения Пономаренко.

Из воспоминаний профессора Константинова Ф.Т.:

«…возвращение Купалы(из Казани) в Москву встретили как явление Христа народу, настолько всю белорусскую колонию в Столице обрадовало, воодушевило это событие. Тогда ведь въезд в Москву был строго ограничен. А ему выхлопотали и въезд, и номер в лучшей гостинице (тогда единственное, пожалуй, на весь город отапливаемое здание, с горячей водой), встретили хорошо, разместили…»[145].

В это же самое время Пономаренко мог обоснованно подозревать, что в оккупированной Беларуси будет проведен официальный юбилей Купалы с трансляцией по оккупационному радио. Причем с привязкой к когда-то лилеемой им идее национального беларуского войска. И именно поэтому решение об «одновременном» его, автора фактического гимна партизан[146], чествовании в Москве, он, Пантелеймон Кондратьевич, фактический главнокомандующий этих партизан, зарубил на корню.

А радиосообщение спецотряда С.Ваупшасова из-под Борисова видимо правдоподобно и решило судьбу Народного поэта Беларуси.

О том, что в Москве знали о подготовке решения о создания в оккупированной гитлеровскими войсками Беларуси Корпуса беларуской самааховы (КБС) говорит даже образец советской контрпропаганды.

Так, 16 июля 1942 года после совещания представителей немецких оккупационных властей был выданный приказ генерального комиссара Беларуси Вильгельма Кубе о создания в полном согласии с БНС «самоохраны беларуского населения» как вспомогательной организации для немецкой полиции[147].

Однако уже 12 июля 1942 года в сатирическом листке «Партызанская дубiнка» №7, издаваемом печатным органом политуправления Калининского фронта газетой «За свободную Беларусь», появился стихотворный фельетон Тараса Палешука (Пимен Панченко), в котором «громилась» идея «беларускай самааховы». Причем, судя по по одной из карикатур, где указана аббревиатура БНР, стаивился знак равенства между КБС и идеей национальной армии, вынашиваемой лидерами беларуского возрождения первой четверти XX века. И в том числе Янкой Купалой.


Сам процесс написания фельетона, карикатур к сатирическому листку, согласование, набор и печать требовали некоторого времени. Понятно, что заказ на этот номер Пимен Панченко и художник-карикатурист В.Минаев получили заранее. Следовательно, произойти это могло в конце июня-начале июля 1942 года.

И в этой связи, высланная Янке Купале 4 июня 1942 года из Москвы в Казань правительственная телеграмма, фактически уже была его смертным приговором – «Черной меткой».

В разгоравшейся жестокой идеологической борьбе за души беларусов двух преступных режимов, живой народный поэт был слишком опасен для них обоих.



ДЛМЯнК КП 475

P.S. или Отложенный «несчастный случай» для Якуба Коласа

«Ты не гніся, брат, ніколі
Траўкаю пахілай,
Сам пружыны своёй долі
Выкуй ўласнай сілай!»
Якуб Колас

Согласно логике возможного развития дальнейших событий, следующим представителем белорусской национальной интеллигенции, кто мог бы трагически погибнуть например в результате какого-нибудь ДТП, был враг Пономаренко в ее среде №2 Народный поэт Беларуси Якуб Колас (согласно приводимого выше письма-доноса Сталину). И веские основания так утверждать у автора этой исследовательско работы имеются.



Фото: Янка Купала и Якуб Колас

Так, помимо не единожды репрессированного советской властью дядьки поэта по матери Язэпа (Иосифа) Лесика, осужден был и его швагер Александр Дмитриевич Каменский (1886-1942), преподававший историю на рабфаке БГУ, а также в школах и техникумах Минска. В семье своей младшей сестры Марии, ставшей женой Коласа, он прожил более 20 лет. Дядя Саша, как его ласково называли племянники, в чем-то повторил судьбу Колосова дядьки «новоземельца» Антося. Все попытки Народного поэта Беларуси защитить швагера от маховика советской карательной машины, оказались тщетны[148].

Известно, что младший брат Коласа Михась Мицкевич, также известный деятель беларуской культуры (псевд. Антон Галина), находясь под немецкой оккупацией, присоединился к белорусскому национальному движению. Трудился на ниве образования, был инспектором школ на Столбцовщине.



Фото: Михась Мицкевич в последние годы жизни

Перед наступлением Красной Армии летом 1944 года, вынужден был покинуть родные места, т.к. хорошо понимал, что советская власть не простит ему национальной деятельности под оккупацией. Михась Мицкевич выехал на Запад. Он был одним из тех, кто организовывал белорусов в изгнании. Ему в определенной мере принадлежит заслуга, что белорусские беженцы были собраны в лагерях депортированных лиц и для них там была налажена национальная культурная жизнь. Мицкевич многое сделал в деле организации Белорусского национального комитета в 1945 году. После переезда в США был одним из тех, кто организовывал там белорусскую общественную жизнь. Входил в состав редакции газеты «Беларус», был активным деятелем Белорусской автокефальной православной церкви. Для детей белорусских эмигрантов он выпустил четыре букваря (чытанкi)[149].

В лагерях депортированных лиц оказались и другие родственники Якуба Коласа. Два его племянника, сыновья родной сестры Михалины – Александр и Валентин Мицкевичи были там вместе с дядькой Михасем. А родители и старший их брат остались на родине. Последний потом работал в школе. После окончания Второй Мировой войны Александр и Валентин Мицкевичи вместе с дядькой Михасем переехали из Германии в США. Первый из них потом много лет возглавлял филиал белорусской эмигрантской организации БАЗА и выдавал свой бюллетень «Весткі і паведамленьні»[150].

Летом 1944 года в эмиграцию выехала и семья Прусских, также из рода Коласа.

В эфире радио «Свобода» 05.04.2005 года в Праге на передаче «Беларусы за мяжою» сын двоюродной сестры писателя, Михалины и Юрия Прусского (оба родом из Николаевщины) Микола Прусский свидетельствовал:

«Мой бацька быў рэпрэсаваны пры савецкай уладзе і заставацца на Бацькаўшчыне ён абсалютна ня мог. Бацька быў лясьнічым, пад час вайны ён быў старастам гміны ў Стоўбцах. Школа была, я хадзіў, а потым я пачаў хадзіць у настаўніцкую сэмінарыю ў Нясьвіжы. Выехалі ў 1944 годзе ў Нямеччыну, а зь Нямеччыны я перабраўся ў Амэрыку. Я спачатку выехаў, а празь некалькі месяцаў і бацькі прыехалі».

В Америке Микола Прусский был одним из тех, кто организовывал филиал БАЗА в Детройте, издавал газету “Беларускі дайджэст”, сотрудничал с организацией по оказанию гуманитарной помощи «Международная помощь»[151].
Судьба эмигрантки ждала в конце войны и племянницу Якуба Коласа Надею Мицкевич, дочку брата Юзика, известного всей Беларуси, как дядька Юзик.

В указанном выше эфире радио «Свобода» она свидетельствовала:

«Я была ў Нясьвіжы, працавала настаўніцаю, а потым я арганізавала дзяўчатаў, я была кіраўнічкаю моладзі – СБМ. Я ў Нямеччыну, у Шчэцін прывезла 20 дзяўчат і іх потым уладкавалі. А я потым яшчэ працавала з БЦР. З тых нашых, якія засталіся, дык зь іх дзьвюх расстралялі. І брата Мішу расстралялі, было яму 24 гады, ён быў настаўнікам народнай школы» [152].

Справка

По данным белорусского «Мемориала» жертв политических репрессий в СССР, Мицкевич Михаил Иосифович, 1920 г.р., урож. д. Николаевщина Столбцовского р-на Барановичской обл., белорус; образование среднее, заведующий, НСШ, проживал: Минская обл., Столбцовский р-н, д. Николаевщина., арестован 17 декабря 1944 г. Приговорен: ОСО 9 августа 1946 г., обв.: 58-1а УК РСФСР — состоял на службе немецких карательных органов. Приговор: 5 лет ИТЛ, отбыв.: ИТЛ ст.Макунь Коми АССР Реабилитирован 2 октября 1995 г. Прокуратура РБ[153].

Согласно сведениям историка Юрия Туронка, Надея Мицкевич родилась в 1923 г. в д.Николаевщине, училась в Виленской и Несвижской гимназиях. Во время гитлеровской оккупации работала учительницей и поветовым руководителем девушек СБМ (Союз Беларуской Молодежи) в Несвиже. С февраля 1944 г. проводила занятия в Краевой школе СБМ во Флорианове, участвовала во Втором Всебеларусском конгрессе. Летом 1944 г. во главе группы девушек эвакуировалась в Германию. В эмиграции проживала с мужем в Штутгарте (Германия)[154].

Познакомились они вскоре по приезду в Германию. Супругом Надеи Мицкевич стал известный белорусский военный и политический деятель Дмитрий Космович. В том же 1944 году они и поженились[155]…

Несколько лет назад мне попал в руки электронный вариант очень интересных мемуаров «Жизнь моя и моих близких», написанные хорошим литературным языком в период 2002-2005 гг. и отпечатанных типографским самиздатом буквально в нескольких экземплярах. Автор, ныне уже покойный Иван Емельянович Курбыко, 1922 г.р., урож. д.Погост нынешнего Солигорского района, фронтовик, полковник милиции в отставке. После окончания в 1950-м году двухгодичной школы ВЦСПС в Минске он был направлен на работу в центральный аппарат МГБ БССР, где и прослужил до 1954 года. Как белорус с хорошим знанием белорусского языка, занимался, в том числе, и переводами переправляемых из-за рубежа белорусских эмигрантских периодических изданий. В дальнейшем на советской работе в Минском облисполкоме. В 1959-1961 гг. – председатель Смолевичского райисполкома. В 1961-1972 гг. – служба в УВД Миноблисполкома. Последняя должность перед уходом на пенсию – начальник штаба.

В своих воспоминаниях Иван Емельянович касается и личности Д.Космовича. Предоставим ему слово.

«В Белоруссию представители белорусского националистического движения пришли вслед за немцами и постепенно начали заявлять о себе: с помощью немцев издавать свою газетенку, принимать участие в самоуправлении, помогать создавать полицию и т.д. Часть рядовых белорусских националистов попала в Минск после освобождения Западной Белоруссии в 1939-м году. Вот только в качестве кого: националистов или немецких агентов, – это еще вопрос. Одним из таких был Дмитрий Космович. С 1940-го года до начала войны он учился в Белорусском политехническом институте на механическом факультете вместе с Зиной (будущей женой И.Е.Курбыко, которая всю гитлеровскую оккупацию проживала в Минске – А.Т.). Он был постарше других студентов, но для «западников» это было неудивительно (поляки белорусам в институты ходу не давали). Зато несколько удивляло то, что он рвения к науке не проявлял, тогда как другие «западники» очень старались.

В Минск вошли немцы и через несколько дней студенты к своему величайшему удивлению увидели Космовича в немецкой офицерской форме, разъезжавшего по городу на мотоцикле. Еще больше они удивились, что немцы никого из студентов комсомольцев и евреев, с которыми он учился, не арестовали. Почему? Или он был занят более важными делами, или доносить считал ниже своего достоинства? Неизвестно".

В годы оккупации немцы с помощью белорусских националистов сформировали для борьбы с партизанами два батальона БКО (Белорусской краевой обороны) (На самом деле к концу апреля 1944 года было сформировано 39 пехотных, 6 саперных батальонов и 1 кавалерийский эскадрон[156] – А.Т.). Первым батальоном командовал всё тот же Космович Дмитрий уже в звании гауптмана (капитана). Эти батальоны особой активности в борьбе с партизанами не проявляли. При отступлении немцев они ушли на запад. Когда переходили мост через Неман у Столбцов (80 км от Минска), немецкий генерал попытался батальон Космовича вернуть на восточный берег и бросить в бой против Советской Армии (до 1946 года Красная Армия – А.Т.), т.е. на верную смерть. Космович в ответ наставил парабеллум в живот генералу и потребовал пропустить батальон. Затем подал команду батальону: «К бою».
Батальон ощетинился всеми имевшимися у него видами оружия и ускоренным маршем перешел через мост. Батальон понимал, что ни от Советской Армии, ни от немцев в создавшейся ситуации ему милости ждать не приходится – терять было нечего. Но почему немецкий генерал потом не попытался расправиться с батальоном и его строптивым командиром? Думаю, что скорее всего у него не было под рукой необходимых сил или было просто не до того: шла операция «Багратион».

После этого Космович пару раз мелькнул в зоне оккупации союзников и исчез. Или его прибрали к рукам американцы, или, возможно, он махнул в одну из стран Южной Америки. О своих собратьях белорусских националистах он отзывался в последнее время резко отрицательно...»




Фото: супруги Космовичи. Arolsen Archives (Центр документации о жертвах нацизма)

В 1941-м году, одновременно с организацией минской городской полиции, он был руководителем и организатором транспортного, пищевого, промышленного, торгового отделов Минской городской управы. Потом вместе с Родославом Островским и Михалом Витушкой выехал в Смоленск, где стал начальник полиции.

Также был членом Центрального Комитета подпольной Белорусской Независимой Партии (БНП). Был делегатом и участником Автокефального Собора Белорусской православной церкви (БПЦ).

В 1943—1944 после окончания повторных офицерских курсов Космович был инспектором Белорусской краевой обороны; майор БКА.

27.06.1944 г. — участник Второго Всебелорусского конгресса (Минск). Член БЦР, руководитель заграничного сектора БНП. Направлен руководством партии на Запад для установления контактов с представителями западных держав.

В послевоенное время Космович являлся руководителем антисоветской организации «Белорусский Освободительный Фронт» («Беларускі Вызвольны Фронт», БВФ)[157].

Помимо всего этого, Дмитрий Космович (по тетке) был двоюродным братом Михала Витушко[158], полумифического руководителя такой же полумифической антисоветской организации «Черный Кот»[159], страсти по которой в среде историков и исследователей отечественной истории не утихают до сих пор. И, в том числе, не раз становились объектами моих историко-детективных исследований[160].



Фото: Михал Витушка



Фото: дом отца Михала — Афанасия (бел. — Апанаса) Витушки в Несвиже (1921-1923 гг. -?). Фотография обнаружена в г.п. Городея. Верх, с соответствующей надписью на лицевой стороне, обрезан во второй половине 1940-х гг. умышленно, в целях безопасности, чтобы не попала на глаза сталинских сексотов, когда советскими спецслужбами в Беларуси проводились активные поиски «генерала „Черного Кота“», или же его тени

Учитывая все эти факты и обстоятельства, можно полагать, что Якуб Колас не разделил судьбу Янки Купалы только потому, что его родня выехала в Германию, а племянница стала женой Дмитрия Космовича уже тогда, когда исход советско-германской войны был предрешен. Т.е. от «несчастного случая» Народного поэта Беларуси спасли только победы Красной Армии, а по окончании войны – крайняя необходимость создания благоприятной картинки белорусской культурной жизни в БССР для склонения к репатриации на родину сотен тысяч угнанных на работу и добровольно уехавших на Запад белорусов.

P.P.S. или Еще один «Союз борьбы за свободную Беларусь» на Несвижчине

В одной из своих исследовательских экспедиций в Несвижский район мне удалось отыскать групповую фотографию, подписанную с лицевой стороны: «I выпуск БСПШ у Нясвiжы. 1943 г.». Под БСПШ следует понимать — «беларускiх спецыялiстау пачатковых школ», т.е. учителей начальной школы. Обучение на курсах проводилось на базе Беларускай народнай школы.







В центре сидит почетный гость — Михась Мицкевич. Надо думать, что свояки и специалисты, изучив фотоснимок, обнаружат среди запечатленных на нем и другую Колосову родню.



Но читателю, наверное, больше будет интересен, стоящий четвертым слева в последнем ряду в полосатом пиджаке, Иван Владимирович Романчук, который в оккупацию был инструктором Несвижского районного отдела БНС, а потом руководителем Белорусского народного дома в Несвиже. После войны он создаст (а скорее всего воссоздаст) и возглавит подпольную антисоветскую организацию «Саюз змаганьня за незалежнасьць Беларусi», которую чекистам удастся разгромить и ликвидировать только в 1949 году. Под каток репрессий, которые тогда обрушатся на жителей Несвижчины, попадут и родственники Якуба Коласа. Сам Романчук получит по суду 25 лет лагерей, которые отсидит от звонка до звонка. Последние годы жизни он проведет в Борисове, где в годы войны действовал собственно одноименный «Союз».

Но этот сюжет отечественной истории, в котором так же ярко отразилась трагедия белорусского народа в его «праге да жыцця» и борьбе за право «людзьмi звацца», уже тема моего отдельного, пока еще незавершенного исследования[161].

Ссылки:

[1]http://news.21.by/inosmi/2012/01/06/441201.html
[2]Тайна гибели Янки Купалы: правда ли, что перепутали Луцевича с Луцкевичем, или Всадник без головы — nn.by/?c=ar&i=172832&lang=ru; «Мне отец еще говорил: «Купала? Так его наши хлопцы убили! Был приказ ликвидировать» — nn.by/?c=ar&i=180412&lang=ru; Виктор Потапенко. Разгадка смерти Янки Купалы? — nn.by/?c=ar&i=184267&lang=ru; Почему убили Янку Купалу? — belaruspartisan.by/interview/429957/.
[3]Нинель Дмитриева, Леонид Соболь. Звезда Надежды/ Художественно-документальная повесть в рассказах о героях борисовского подполья, действовавшего в годы Великой Отечественной войны/ М. Агенство «ДОК». 1994. С. 122-123; ru.wikipedia.org/wiki/%D0%95%D1%80%D0%BC%D0%B0%D1%87%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%BE,_%D0%98%D0%B2%D0%B0%D0%BD_%D0%90%D0%B1%D1%80%D0%B0%D0%BC%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87.
[4]Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны. В 3 т. Мн., 1984. Т.1. С.173, 174; Романько О.В. Коричневые тени в Полесье /Белоруссия 941-1945/ М. «Вече», 2008, С.79.
[5]Нинель Дмитриева, Леонид Соболь. Там же. С.125.
[6]Туронак Ю. Падзея нявыгадная для усiх // Запiсы БIНIМ. 2003. №26, С.84; www.jivebelarus.net/history/new-history/turonek-event-non-advantage-for-all.html.
[7] bramaby.com/ls/blog/history/4855.html.
[8]Нинель Дмитриева, Леонид Соболь. Там же. С.121-132; У горадзе над ракой Бярозай/ матэрыялы аб камунiстычным падполлi у Барысаве 1941-1944 гг. Аддзел прапаганды i агiтацыi Барысаускага Гаркома КП Беларусi. 1984 год; Чекмарев К. В подполье. Борисовский стекольный /сборник материалов по истории Борисовского стеклозавода им.Дзержинского/ Изд. «Беларусь». Мн. 1974. С.14-15,96-98.
[9]Раховiч В. Барысаушчына пад нямецкай акупацыяй. Гоман Барысаушчыны" №11(56)-12(57) за 2003г. и 1(58), 6(63), 8(85) за 2004г; rosenbloom.info/rahovich/ra_1.html.
[10]Язэп Найдзюк, Iван Касяк. Беларусь учора iсяньня/ Папулярны нарыс з гiсторыi Беларусi/ Мн. «Навука i тэхнiка». 1993. С.300-301.
[11]Памяць. Яны праславiлi Крупшчыну. М. «ПЭЙПИКО», 2008. С.186-187.
[12]https://bramaby.com/ls/blog/history/4855.html.
[13]Губский Н.Ф. Незабываемое. Изд. «Беларусь». Мн. 1976. С.105, 106.
[14]Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. 1941-1944. Мн. «Беларусь». С.431-433.
[15]Мальцев С. Когда опасность рядом. Мн. «Беларусь», Второе переработанное и дополненное издание. 1977. С.90.
[16]Ваупшасов С. Партизанская хроника. Изд. «Беларусь» Мн. 1971. С.12, 18; Ваупшасов С.А.На тревожных перекрестках / Записки чекиста / Издание 3-е. М. Издательство политической литературы. 1988. С.227.
[17]Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. 1941-1944. С.510.
[18]Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. С.227.
[19]Ваупшасов С. Партизанская хроника. С.34; Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. С.239, 241.
[20]Там же. С.36-37. Там же. С.242-243.
[21]Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. С.244-245.
[22]Ваупшасов С. Партизанская хроника. С.41; Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. С.247-248.
[23]Там же. С.46-48; Там же. С.251-253; Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. 1941-1944. С.467-468.
[24]Там же. С.267.
[25]Там же. С.269.
[26] Ваупшасов С. Партизанская хроника. С.66; Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. С.269; Борис Скорбин. Доброволец – всю жизнь// Высокий долг. Сборник//К 70-летию ВЧК-КГБ/ Мн. Изд. «Беларусь». С.103.
[27]Ваупшасов С. Партизанская хроника. С.66, 67-68; Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. С.269.
[28]Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. 1941-1944. Мн. «Беларусь». С.498; Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. С.269.
[29]Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. 1941-1944. С.534
[30]Усольцев К.Ф. Люди долга. Мн. «Беларусь». 1982. С.63-64.
[31]Борис Скорбин. Там же. С.104.
[32]Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. С.269.
[33]Там же. С.271; Борис Скорбин. Там же. С.104.
[34]Ваупшасов С. Партизанская хроника. С.71-73; Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. С.270-273.
[35]Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. С.269; Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. 1941-1944. С.437.
[36]Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. 1941-1944. С.510; Высокий долг. Сборник//К 70-летию ВЧК-КГБ. С.394.
[37]http://museum.logoysk.info/ru/city-history/32-wars/392-partisans-meeting.html.
[38]Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. 1941-1944. С.467; iknigi.net/avtor-inna-gerasimova/117954-marsh-zhizni-kak-spasali-dolginovskih-evreev-inna-gerasimova/read/page-7.html; yandex.by/turbo?text=https%3A%2F%2Fnaviny.by%2Frubrics%2Fsociety%2F2009%2F02%2F17%2Fic_articles_116_161272.
[39]Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. 1941-1944. С.493-494.
[40]Там же. С.496.
[41]Раховiч В. Барысаушчына пад нямецкай акупацыяй. Там же.
[42]Язэп Найдзюк, Iван Касяк. Беларусь учора iсяньня/ Папулярны нарыс з гiсторыi Беларусi/ Мн. «Навука i тэхнiка». 1993. С.271.
[43]Сяргей Ерш. Вяртанне БНП / Асобы i дакументы Беларускай Незалежнiцкай партыi/ Менск-Слонiм. Архiу найноушае гiсторыi. 1998. С.84.
[44]Язэп Найдзюк, Iван Касяк. Беларусь учора i сяння. Мн. «Навука i тэхнiка». 1993. С.299.
[45]ЦА КГБ РБ, у/д 2174, т. 2, л. 606–607; Олег Лицкевич. Станислав Станкевич – убить в себе бургомистра. «Беларуская Думка». Декабрь 2009. С.76; beldumka.belta.by/isfiles/000167_422444.pdf.
[46] bramaby.com/ls/blog/history/6553.html; we-russian.ru/archives/1935.
[47]Одинцов А.И. Непокоренная Березина. М. Изд. ДОСААФ СССР. 1985. С.114-128; Памяць. Крупскi раен. Мн. «Беларуская энцыклапедыя». 1999. С.194, 225.
[48]Барауля М., Аляхновiч А… Эпiзоды з гiсторыi савецкай партызанкi на Крупшчыне у 1941-1944гг. Рэгiянальны краязнаучы часопiс «Малое Палессе», 2009г. С.93-94.
[49]https://bramaby.com/ls/blog/history/6553.html.
[50]Сяргей Ерш. Чытач сам разбярэцца, хто мае рацыю. Часопіс ARCHE №3(230, 2002. С.29; arche.by/authors/1662.
[51]Раховiч В. Там же.
[52]https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%BE%D1%8E%D0%B7_%D0%BF%D0%B8%D1%81%D0%B0%D1%82%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%B9_%D0%91%D0%A1%D0%A1%D0%A0.
[53]https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B8%D0%BC%D0%BD_%D0%91%D0%B5%D0%BB%D0%BE%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9_%D0%A1%D0%A1%D0%A0/.
[54]ДЛМЯнК КП 8507.
[55]http://lists.memo.ru/index1.htm.
[56]Бойченко В.М., Еремин П.П. Белорусские буржуазные националисты. Комитет Государственной Безопасности при Совете Министров СССР. Высшая школа. Редакционно-издательский отдел. Москва. 1957. С.17;
drive.google.com/file/d/0B_T3PThCY39DQ0RoY0IwYW1DOHM/view.
[57]Гардзіенка А. Асноўныя накірункі акупацыйнай палітыкі нямецкіх уладаў у сфэры культуры на Беларусі ў 1941--1944 гг. — www.jivebelarus.net/culture/culture-under-acupation.html.
[58]Лявон Юрэвіч. Літаратурны рух на эміграцыі. Мн. Беларускі Гістарычны Агляд. 2002. С.187; Лявон Юрэвіч. Невыноснае дзіця беларускай эміграцыі. Новы Час. 11.02.2019. — novychas.by/asoba/nevynosnae-dzicja-belaruskaj-emihracyi; be.wikipedia.org/wiki/%D0%A3%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B7%D1%96%D0%BC%D1%96%D1%80_%D0%94%D1%83%D0%B4%D0%B7%D1%96%D1%86%D0%BA%D1%96#cite_ref-%D0%AE%D1%80%D1%8D%D0%B2%D1%96%D1%87%E2%80%942002%E2%80%94%E2%80%94_4-0; Анатоль Сiдарэвiч. Жыццё і ліра Уладзіміра Дудзіцкага. Наша Нiва. 24.11.2010. — nn.by/?c=ar&i=46406.
[59]Лявон Юрэвіч. Там же.
[60]Нинель Дмитриева, Леонид Соболь. Звезда Надежды/ Художественно-документальная повесть в рассказах о героях борисовского подполья, действовавшего в годы Великой Отечественной войны/ C.124.
[61]https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D1%91%D1%81%D0%B8%D0%BA,_%D0%AF%D0%B7%D0%B5%D0%BF.
[62]https://be.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D1%96%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0_%D0%A6%D1%8D%D0%BB%D0%B5%D1%88.
[63]https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%BA%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87,_%D0%A1%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2_%D0%98%D0%BE%D1%81%D0%B8%D1%84%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87.
[64]https://be-tarask.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%82%D0%B0%D0%BD%D1%96%D1%81%D0%BB%D0%B0%D1%9E_%D0%A1%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%BA%D0%B5%D0%B2%D1%96%D1%87_(%D0%BF%D0%B0%D0%BB%D1%96%D1%82%D1%8B%D0%BA).
[65]Сяргей Галоука. Любiмы горад песняра / Барысаушчына у жыццi i творчасцi Янкi Купалы/ Беларуская Думка №7, 2017. С.44;
beldumka.belta.by/isfiles/000167_460599.pdf.
[66]Там же. С.39.
[67]https://be.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%B0%D1%80%D1%83%D1%81%D1%8C_%D0%9A%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%BD%D0%B5%D1%86.
[68]Памяць. Лагойскi раен. У 2 кнiгах. Кн.1. Мн. «Беларуская энцклапедыя». 2003. С.219.
[69]http://lists.memo.ru/index17.htm.
[70]http://www.gantsregion.info/news/pochemu_jakuba_kolasa_ne_repressirovali_ili_10_naivnykh_voprosov_o_klassike/2012-10-29-771.
[71]Сяргей Галоука. Там же. С.45; Там же.
[72]http://selskajabiblioteka.blogspot.com/2014/06/blog-post_30.html.
[73]“Альбом-выстаўка ў школе. Янка Купала”. Изд. “Народная асвета”. Мн. 1965. С.3
[74]Андрэй Аляхновiч. Пошукi прауды пра калектывiзацыю на Крупшчыне. (Крупскi рэгiен / Малое Палессе / Друцка-Бярэзiнскi край). Крупкi. 2014.С.63; Андрэй Аляхновiч (аутар-укладальнiк). Хронiка палiтычнага тэрору: 1918-2008. Крупки. С.84-159.
[75]https://ru.wikipedia.org/wiki/Горецкий,_Максим_Иванович.
[76]https://belaruspartisan.by/interview/429957/.
[77]Алесь Пашкевич. Летописец из Зазерья / Судьба и творчество Миколы Целеша // Неман – 2001. №4. С.221-232; Лявон Юрэвіч. Літаратурны рух на эміграцыі. Мн. Беларускі Гістарычны Агляд. 2002. С.213;https://librusec.pro/a/276691; be.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D1%96%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0_%D0%A6%D1%8D%D0%BB%D0%B5%D1%88; unicat.nlb.by/AUTH/pls/dict.prn_ref?tu=e&tq=v0&name_view=va_all&a001=BY-NLB-ar2267768&strq=l_siz=20.
[78]Алесь Пашкевич. Там же. С.225.
[79]Алесь Пашкевич. Там же. С.227, 228.
[80]https://knigogid.ru/books/762547-hmary-nad-backashchynay/toread#page-29/
[81]Одинцов А.И. Непокоренная Березина. М. Изд. ДОСААФ СССР. 1985. С.114-128.
[82]https://baza.vgdru.com/1/32019/.
[83]Алесь Пашкевич. Там же. С.224.
[84]Там же.
[85]Лявон Юрэвіч. Літаратурны рух на эміграцыі. С.213;https://librusec.pro/a/276691; be.wikipedia.org/wiki/%D0%A3%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B7%D1%96%D0%BC%D1%96%D1%80_%D0%94%D1%83%D0%B4%D0%B7%D1%96%D1%86%D0%BA%D1%96#cite_ref%D0%AE%D1%80%D1%8D%D0%B2%D1%96%D1%87%E2%80%942002%E2%80%94%E2%80%94_4-0.
[86]http://lists.memo.ru/index4.htm.
[87]https://be.wikipedia.org/wiki/%D0%A3%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B7%D1%96%D0%BC%D1%96%D1%80_%D0%94%D1%83%D0%B4%D0%B7%D1%96%D1%86%D0%BA%D1%96#cite_ref-%D0%AE%D1%80%D1%8D%D0%B2%D1%96%D1%87%E2%80%942002%E2%80%94%E2%80%94_4-0.
[88]https://knigogid.ru/books/762547-hmary-nad-backashchynay/toread#page-28.
[89]https://knigogid.ru/books/762547-hmary-nad-backashchynay/toread#page-31.
[90]Алесь Пашкевич. Летописец из Зазерья / Судьба и творчество Миколы Целеша // Неман – 2001, №4. С.232;
catalog.library.mogilev.by/kray/Znak_new/belinichi/r4p16_17.htm.
[91]Алесь Пашкевич. Там же. С.231.
[92]Алесь Пашкевич. Там же. С.226.
[93]https://knigogid.ru/books/762547-hmary-nad-backashchynay/toread#page-1.
[94]https://nn.by/?c=ar&i=180412&lang=ru.
[95] news.21.by/inosmi/2012/01/06/441201.html.
[96]https://nn.by/?c=ar&i=184267&lang=ru.
[97]https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A6%D0%B5%D0%BD%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D1%88%D1%82%D0%B0%D0%B1_%D0%BF%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%B8%D0%B7%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%B4%D0%B2%D0%B8%D0%B6%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%8F.
[98]Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. С.229.
[99]https://nn.by/?c=ar&i=184267&lang=ru.
[100]https://belaruspartisan.by/interview/429957/.
[101]Там же.
[102]Там же.
[103]https://nn.by/?c=ar&i=172832&lang=ru.
[104]https://nn.by/?c=ar&i=172832&lang=ru.
[105]Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. 1941-1944.C.484.
[106]Илья Борисов. Разведчик грядущей победы//Высокий долг. Сборник. Мн. Изд. «Беларусь». С.136; iknigi.net/avtor-feliks-kurlat/63386-geroi-osobogo-naznacheniya-specnaz-velikoy-otechestvennoy-feliks-kurlat/read/page-9.html.
[107]https://belaruspartisan.by/interview/429957/.
[108]Любовь Ляпко. В гостях у 94-летнего ветерана войны Василия Лавриновича. В последний раз… Вечерний Бобруйск. 04.05.2017. — bobruisk.ru/news/2017/05/04/v-poslednij-raz-v-gostyah-u-94-letnego-veterana.
[109]https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%BC%D0%BE%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F_(1943).
[110]ДЛМЯнК КП 16161.
[111]http://podvignaroda.ru/?#id=1535626569&tab=navDetailManAward.
[112]https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=1463759.
[113]https://bramaby.com/ls/blog/history/4005.html; istpamyat.ru/diskussii-ocenka-novosti/zagadki-chervenskoj-tragedii/.
[114]https://vid1.ria.ru/ig/infografika/Sputnik/bel/KUPALARUS/Kupala.html.
[115]Ваупшасов С. Партизанская хроника. С.66-67.
[116]https://belaruspartisan.by/interview/429957/.
[117]http://evreimir.com/13293/; bobruisk.guru/kak-ponomarenko-yabednichal-stalinu/.
[118]http://www.stefanovich.net/work/235/.
[119] В творчестве Янки Купалы появляются новые открытия. Советская Белоруссия №142 (24525). 30 июля 2014 года; www.sb.by/articles/ot-yanki-k-frantishku.html.
[120]https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AF%D0%BD%D0%BA%D0%B0_%D0%9A%D1%83%D0%BF%D0%B0%D0%BB%D0%B0.
[121]ДЛМЯнК КП 16161.
[122]http://news.21.by/inosmi/2012/01/06/441201.html.
[123]Там же.
[124]Купала, Я. Жыве Беларусь: вершы, артыкулы / Я. Купала. – Мінск, 1993. С.321; ebooks.grsu.by/basuk/lektsyya-2-2.htm.
[125]Там же; Галiна Тычко. Публiцыстыка Янкi Купалы на старонках штодзеннай палiтычна-эканамiчнай i лiтаратурнай газеты «Звон»; ebooks.grsu.by/basuk/lektsyya-2-2.htm.
[126]https://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/504710. [127]https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A5%D0%B0%D1%80%D1%8C%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F_(1942). [128]https://ru.wikipedia.org/wiki/2%D1%8F_%D1%83%D0%B4%D0%B0%D1%80%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D0%B0%D1%80%D0%BC%D0%B8%D1%8F.
[129]https://weekend.rambler.ru/read/42711804-kak-na-samom-dele-vzyali-v-plen-generala-vlasova/?updated////.
[130]Язэп Найдзюк, Iван Касяк. Беларусь учора i сяння. Мн. «Навука i тэхнiка». 1993. С.293.
[131]Там же. С.294.
[132]Мюллер Н. Вермахт и оккупация (1941 — 1944). М., 1974. С. 268-269; www.jivebelarus.net/history/new-history/guarding-parts-from-self-defense-to-belarusian-police.html?page=2.
[133]Матох Василий. «Гаворыць Менск!» Оккупационное радио в Беларуси // Деды. Дайджест публикаций о Беларуской истории. №12-2013. С. 179-188; pawet.net/library/history/bel_history/_rwar/1942s/%D0%9C%D0%B0%D1%82%D0%BE%D1%85_%D0%92%D0%B0%D1%81%D0%B8%D0%BB%D0%B8%D0%B9._%D0%9E%D0%BA%D0%BA%D1%83%D0%BF%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%BE%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D0%B5_%D1%80%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D0%BE_%D0%B2_%D0%91%D0%B5%D0%BB%D0%B0%D1%80%D1%83%D1%81%D0%B8.html.
[134]Там же.
[135]Сергей Трефилов. Трагедия любви Петра Глебки: «Што ж ты нарабіла? На мяне глянулі хлопцы як на мужа здрадніцы...» // Комсомольская правда // Беларусь // 21 мая 2019 г. — www.kp.by/daily/26979/4038062/; nlb.by/content/news/library-news/tragediya-lyubvi-petra-glebki-shto-zh-ty-narabila-na-myane-glyanuli-khloptsy-yak-na-muzha-zdradnitsy/.
[136]https://news.tut.by/culture/648045.html.
[137]Михаил Бирин. Из Печищ Янка Купала отправился в Москву на смерть… — www.business-gazeta.ru/article/351005.
[138]https://nn.by/?c=ar&i=172832&lang=ru.
[139]Там же.
[140]Там же.
[141]
[142]Константин Груздев. В годы суровых испытаний. Изд. «Беларусь», Мн. 1976. С.183.
[143]https://nn.by/?c=ar&i=172832&lang=ru.
[144]ДЛМЯнК КП 475.
[145]Там же. КП 16161.
[146]https://betarask.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%B5%D0%BB%D0%B0%D1%80%D1%83%D1%81%D0%BA%D1%96%D0%BC_%D0%BF%D0%B0%D1%80%D1%82%D1%8B%D0%B7%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D0%BC_(%D0%B2%D0%B5%D1%80%D1%88).
[147]https://ru.wikipedia.org/wiki/Белорусский_корпус_самообороны; www.jivebelarus.net/history/new-history/guarding-parts-from-self-defense-to-belarusian-police.html?page=2.
[148]http://knigasvet.adu.by/be/chytacham/malavyadomyya-litaraturnyya-fakty/260-vera-mitskevich-shvager-yakuba-kolasa-akhvyara-gulaga.html.
[149]https://www.svaboda.org/a/794395.html; www.blagobor.by/article/person/mickevich; www.svaboda.org/a/28622337.html; www.zviazda.by/ru/news/20170717/1500298199-brat-yakuba-kolasa-uchitel-literator-perevodchik-evangeliya.
[150]Там же; nn.by/?c=ar&i=148805&lang=ru.
[151]Там же.
[152]Там же; www.svaboda.org/a/794409.html.
[153]http://lists.memo.ru/index13.htm.
[154]Юры Торонак. Людзi СБМ. Вiльня. Gudas. 2007. С.80.
[155]https://www.svaboda.org/a/794395.html.
[156]https://ru.wikipedia.org/wiki/Белорусская_краевая_оборона.
[157]https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BE%D1%81%D0%BC%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87,_%D0%94%D0%BC%D0%B8%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B9_%D0%94%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%81%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87.
[158]https://ru.wikipedia.org/wiki/Витушко,_Михаил_Афанасьевич.
[159]https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B8%D1%82%D1%83%D1%88%D0%BA%D0%BE,_%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B8%D0%BB_%D0%90%D1%84%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D1%81%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87; ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A7%D1%91%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BA%D0%BE%D1%82_(%D0%91%D0%B5%D0%BB%D0%BE%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F).
[160]https://bramaby.com/ls/blog/history/7631.html; bramaby.com/ls/blog/history/4068.html; bramaby.com/ls/blog/history/5900.html; bramaby.com/ls/blog/history/8789.html; bramaby.com/ls/blog/history/10757.html.
[161]https://bramaby.com/ls/blog/history/8340.html.

Литература и материалы


[1]Нинель Дмитриева, Леонид Соболь. Звезда Надежды/ Художественно-документальная повесть в рассказах о героях борисовского подполья, действовавшего в годы Великой Отечественной войны/ М. Агенство «ДОК». 1994. – 216 c.
[2]У горадзе над ракой Бярозай/ матэрыялы аб камунiстычным падполлi у Барысаве 1941-1944 гг. Аддзел прапаганды i агiтацыi Барысаускага Гаркома КП Беларусi. 1984 год. [3]Чекмарев К. В подполье. Борисовский стекольный /сборник материалов по истории Борисовского стеклозавода им.Дзержинского/ Изд. «Беларусь». Мн. 1974. – 128 c. с ил.
[4]Соловьев А.К. Они действовали под разными псевдонимами. Мн. «Навука i тэхнiка». 1994. 200 с.
[5]Доморад К.И. Разведка и контрразведка в партизанском движении Белоруссии. 1941-1944. Мн. «Навука i тэхнiка». 1995.- 256 с.: ил.
[6]Константин Груздев. В годы суровых испытаний. Мн. Изд. «Беларусь». 1976 – 192 с.; 12 с. ил.
[7]Данилочник П.М. Зарево над Вилией. Мн. «Беларусь». 1983. 142 с., ил.
[8]Василий Зеленский. В боях испытанные. Мн. Изд. «Беларусь». 1973. 336 с. с ил.
[9]Раманоўскі В.Саўдзельнікі ў злачынствах. Мн. Изд. «Беларусь». 1964. 288 с, ил.
[10]Нiколi не забудзем//Расказы беларускiх дзяцей аб днях Вялiкай Айчыннай вайны// Мн. Изд. «Юнацтва». 1989. 287 с.: ил.
[11]Народная помста. Лагойск 1959 г. 41 с. с ил.
[12]Раховiч В. Барысаушчына пад нямецкай акупацыяй. Гоман Барысаушчыны" №11(56)-12(57) за 2003г. и 1(58), 6(63), 8(85) за 2004г; rosenbloom.info/rahovich/ra_1.html.
[13]Виталь Скалабан. «Партызаны, партызаны, беларускiя сыны!»/Унiкальная гiсторыя аднаго верша/Беларусь Сегодня. 18.08.2006г.; www.sb.by/articles/partyzany-partyzany-belaruskiya-syny-.html.
[14]Ганна Севярынец. Уладзімір Дубоўка іранізуе. БелГазета. 26.10.2019; www.belgazeta.by/ru/blogs/731/39769/.
[15]Василий Брижевский «Следы пройденного пути». Рукопись (Машинопись). Из личного архива автора.
[16]Курбыко И.Е. «Жизнь моя и моих близких». Типографский самиздат. Электронная копия из архива автора.
[17]Рукописные воспоминания бывшего завуча Забашевской СШ М.А.Пашкевича. Из личного архива автора.
[18]Машинописные воспоминания бывшего комбрига п/м им.Щорса Дербана Н.Л. «50 лет КПСС». Рукопись (Машинопись). Копия из личного архива автора.
[19]Отчет (машинопись) Барановского А.А. «О работе подпольной партийно-патриотической группе Черневичского сельсовета Борисовского района Минской области в период немецко-фашистской оккупации». Копия из личного архива автора.
[20]Машинописные воспоминания Родича Ф.С. Копия из личного архива автора.
[21]Записи крупского краеведа М.А.Бараули по теме борисовского подполья и партизанского движения с опросами участников событий, их родственников и очевидцев.

05 декабря 2019 года