ДЕЛО ОБ УБИЙСТВЕ ПРИСТАВА ЛЯЦКОГО/ или Последние жертвы душителей восстания
Андрей ТИСЕЦКИЙ — СЫЩИК от ИСТОРИИ
«Беларуское историко-детективное агентство»
В печатном виде опубликовано в 2014г. в третьем выпуске “Запісаў Таварыства аматараў беларускай гісторыі імя Вацлава Ластоўскага” — «1863. «Шляхецкае паўстаннне ці народная рэвалюцыя?» во второй части очерка „Правда о «зверствах» повстанцев“, inbelhist.org/treci-vypusk-zapisa%D1%9E-tabg-1863-shlyaxeckae-pa%D1%9Estannne-ci-narodnaya-revalyucyya/ .
В 2012 году исполнилось 95 лет беларусской милиции. Но до недавнего времени как-то не принято было у нас вспоминать, что с конца XVIII века и вплоть до марта 1917г. ее предшественницей у нас была царская полиция, представители которой, находясь по разные стороны баррикад, приняли самое активное участие в восстании 1863-1864гг.
В связи с этим, хотелось бы повторить цитату одного из активнейших его душителей председателя следственной комиссии по полевым делам жандарсмского полковника Б.К.Рейхарта из его донесения князю В.А. Долгорукому от 26 апреля 1863г.: «..., неудобством при теперешних обстоятельствах оказывается то, что полиция городская и земская без малого изъятия состоит из католиков, впрочем, и некоторые туземные православные (бывшие униаты) не лучше их, особенно у которых жены католички, — тому служит доказательством то, что нашлись между ними охотники присоединиться к повстанцам…» [1].
В то же врем против повстанцев действовал пристав 2-го стана Игуменского уезда Беликович [2] и уездный исправник майор Костагоров[3]. А уездный исправник Сущинский [4] и становой пристав в местечке Березино (нижнее) Круковский [5] вкупе с гражданским городской головой Винцентом Томашкевичем [6], наоборот, всеми силами помогали им.
Среди полицейских Борисовского уезда, напротив, следует выделить активных душителей восстания. Так, из архивных материалов Национального Исторического Архива Республики Беларусь известны уездный исправник майор Иосиф Воронец [7] и его помощник – подпоручик Мальберг [8], земский исправник Д(о)муховский [9], городничий А.Пекарский [10], становой пристав Богдановский [11].
Отдельно следует выделить пристава 2-го стана губернского секретаря Адама Ляцкого. Последний числился одним из лучших полицейских чиновников в губернии. Прославился же он тем, что был неутомим в преследовании политически неблагонадежных лиц. В период восстания он еще больше зарекомендовал себя как верный слуга царизма и ярый душитель мятежа, чем заслужил особую благосклонность и доверие начальства.
Выходец из обедневшей шляхецкой семьи Борисовского уезда, которая добровольно перешла из католичества в православие, Ляцкий навсегда разорвал связи с родиной и начал верой и правдой служить царскому режиму. Все его дела и поступки свидетельствовали об этом.
Когда в 1861 году была создана уездная политическая комиссия, именно Ляцкий добровольно взял на себя обязанности ее делопроизводителя, на которые тогда не нашлось желающих. Этим поступком он вызвал к себе ненависть и презрение со стороны многих революционных демократов и просто патриотически настроенных людей [12]. А когда началось восстание, Ляцкий организовал пристальный полицейский надзор за всеми подозрительными лицами своего стана, арестовал и передал суду многих патриотов, которые были осуждены на каторгу и высылку за границы своей родины.
Именно при проведении этой волны арестов, 18 февраля 1863 года был задержан за агитаторскую деятельность и призывы к восстанию Михал-Яухим Цюндевицкий.
ФотоН Михал Цюндзевицкий. Минск. Фотоателье Прушинского. 1863г.
Он родился на Борисовщине 20 марта 1939 года в фамильном имении Цюндевицких герба «Рудница» Вильяново Кищено-Слободской волости в семье маршалка Борисовского повета Мельхиора-Антония (1790-1860), который в войну 1812 года служил в российской армии, за мужество был награжден золотой саблей и ушел в отставку в чине полковника. К началу 1863 году М.Цюндевицкий проходил службу в чине прапорщика в нарезной легкой №3 батарее 8-й Артиллерийской бригады в С.-Петербурге. Мать Михала — Камила происходила из рода Богдановичей. Как и отец, он выбрал для себя военную службу. В Петербурге вошел в военную революционную организацию, по заданию которой в конце 1862 года взял отпуск и, облачившись в простой крестьянский кожух, начал объезжать деревни Минской и Виленской губерний и агитировать селян к восстанию. 18 февраля 1863 года он наведался в корчму возле д.Камень Борисовского уезда, где собралось много простого народа на крестины.
Михал стал угощать людей водкой, слово за слово и разговор перешел на тему вооруженного выступления. Цюндевицкий достал из кармана брошюру на беларусском языке (скорее всего «Мужицкую Правду») и стал ее громко читать. Один из крестьян высказал сомнение: мол, царь и так отдаст землю, зачем восстание? Михал ответил: «Хватит тому царю владеть нашей земелькой. Нужно за нее грудью стать. Теперь и нам и вам плохо, понастроили канцелярий, вам плата большая. Нужно про себя думать, и помните, чтобы готовы были воевать…. Что для нас значит в Борисове одна рота солдат? Мы их шапками закидаем…. Косы нужно готовить, заострив на две стороны».
Слова эти услышал деревенский сотский и донес властям. Цюндевицкого арестовали и доставили в Минскую тюрьму. Несколько крестьян подтвердили, что Михал агитировал их. А во время обыска, нашли фотографию, на котором он был заснят в кресле с изображением «Погони» и «Орла» — символов борьбы «за нашу и вашу свободу» [13].
По свидетельствам членов его семьи, на момент ареста генерал-губернатором Северо-Западного края был Владимир Назимов, который, как известно, отличался большим либерализмом, чем его последователи. Михалу Цюндевицкому был вынесен приговор, согласно которого он был разжалован в рядовые и должен был быть сослан на Кавказ, однако, сменивший Назимова Михаил Муравьев-Вешатель, принципиально заменил приговор на расстрел, который был приведен в исполнение 21 мая 1863 года в Минске при большом скоплении народа.
Свидетелем экзекуции был дядька Цюндевицкого Северин Дворецкий–Богданович, который позднее передал его родным последнее прощальное письмо. С того времени имя Михал сохраняется в каждом поколении Цюндевицких, и стало родовым [14].
В середине февраля в Борисовском уезде за призывы к восстанию, распространение повстанческой литературы и другие подобные действия попадают под следствие также Игнатий Валицкий (53 лет; в дальнейшем казнен), Стефан Микульский (31 год; в дальнейшем сослан на жительство в Олонецкую губернию), Цезарь Роговский (40 лет; в дальнейшем казнен), Адам Монюшка (66 лет; в дальнейшем поставлен под наблюдение полиции), Ян Лемешковский (43 лет; дальнейшая судьба неизвестна), и много других шляхтичей. Чудом избежал ареста Александр Цюндевицкий – брат Михала. Отправить отряд в имение Александра за 70 верст от Логойска отказался полковник российской армии Насохин. Нередко под следствие попадали и случайные люди, как это было с писарем зембинского волосного правления Аполинарием Сецким [15].
Через месяц после ареста Михала Цюндевицкого в местечке Камень(Камена), один из его жителей – 19 летний еврей Лейба Зискин – донес Ляцкому на шляхтича Константина Яновского из имения Смолевичи. Зискин рассказал, что Яновский читал перед ним и сельским старостой Виктором сочинение, «печатанное на простонародном языке под заглавием «Ясь с под Вiльна» [16].
Власти Борисова старательно раздували слухи про мятежников. Шло запугивание населения, была организована тотальная слежка за всеми подозрительными лицами, главным образом католического вероисповедания. Одним из первых подвергшихся репрессиям жителей города стал почтмейстер коллежский асессор Януарий Черневский, уличенный в сочувствии к политическому движению, развернувшемуся в крае. 2 апреля 1863 года он был отстранен от управления Борисовской почтовой конторой и уволен в отставку [17]. Под подозрением оказались уездный врач Константин Окулич с сыном Юрием, а также лекарь Мороз с сыном Георгием.
По требованию городничего А.Пекарского, все, кто вез что-то в город, а также вывозил из него съестные припасы, подвергались повальному обыску. 29 апреля в Борисовском суде слушалось дело про самовольную отлучку из города органиста Борисовского костела Станислава Густовского и писаря Борисовского земского суда дворянина Яна Самковича. В качестве истца по делу выступал сам городничий, который пытался доказать, что подсудимые принадлежат к мятежникам, однако сделать этого так и не смог.
Продолжались аресты и заведение уголовных дел на наиболее активных приверженцев восстания и в последующее время [18]. Многие из них прошли через борисовскую тюрьму, а четверо (по официальным данным властей только двое [19]) непосредственно в ней были лишены жизни [20]. Борисовские тюрьмы к началу июня 1863 года были переполнены арестованными. Многие из них категорически отрицали свое участие в восстании. Однако для властей даже небольшого подозрения было достаточно, чтобы причислить человека к числу политических преступников. По каждому арестованному велся подробный разбор. Суды не успевали выносить приговоры. 2 июня 1863 года военный начальник Борисовского уезда полковник Домбровский писал Минскому губернатору: «Так как количество политических преступников постоянно увеличивается, …не будет ли возможным перенести часть арестованных в город Минск для продолжения следствия» [21]. На 10 июля здесь содержалось 138 человек разных сословий, из них в остроге – 120, в госпитале – 10, на полковых гауптвахтах – 8 [22].
И это при том, что значительная часть арестованных, находящихся под следствием, к этому времени была уже выслана в Минск, а другая часть после вынесения приговора – к месту ссылки.
Подчеркивая особые заслуги в деле подавления восстания пристава Ляцкого, начальство писало, что именно он «удержал тот сильный пожар, который мог возгореться в Борисовском уезде» [23]. Все это не могло не отразиться на отношении повстанцев к данному полицейскому.
Первое покушение на его жизнь произошло 17 августа 1863 года. Однако тогда выстрелы не причинили Ляцкому никакого вреда. Был ранен только находившийся рядом с ним поручик Малоярославского пехотного полка Ризе.
Вслед за этим произошло покушение 19 сентября. В этот день пристав в два часа дня отправился с десятским по личным делам в свой фальварак Медухово, который находился в четырех верстах от местечка Логойск. Когда до дома оставалось меньше чем три версты, и они выехали из леса, неожиданно раздались выстрелы. Пристав Ляцкий получил смертельное ранение мелкой ружейной картечью в правую половину головы и, в частности, глаз.
Десятский был легко ранен в правое плечо и левую ногу. Согласно показаний последнего, сначала раздались два выстрела из леса им вслед, а затем «появился какой-то человек впереди коня и двумя выстрелами ранил коня и его самого». В эту же минуту десятский заметил, что Ляцкий лежит без чувств на бричке. Последний был доставлен в фальварок Медухово, где ему была оказана медицинская помощь. Однако раны были настолько серьезными, что спасти его не удалось.
Командир 5-й роты Малоярославского пехотного полка поручик Ризе отправился на поиски тех, кто стрелял, но безрезультатно [24]. Отец Ляцкого, восьмидесятилетний старик, засвидетельствовал, что убийство совершено не «проходящими шайками», а врагами его покойного сына. При этом он «высказал свое подозрение» на Жебровских, Попроцких, Федоровича, Осетимских, и Андрушкевичей [25].
Получив известие про убийство одного из лучших своих полицейских чинов, командующий войсками в Минской губернии генерал-лейтенант Заблоцкий, не мешкая, приказал на всю шляхту, проживавшую во 2-м стане Борисовского уезда, наложить контрибуцию в размере от 15 до 25 рублей с каждого двора, за исключением чиншевой шляхты, про которую покойный всегда хорошо отзывался; составить список шляхты, проживающей вблизи от места преступления, с указанием земельных владений и состава семей, для дальнейшего выселения из Беларуси в центральные губернии; привлечь к расследованию лиц, которые были указаны отцом убитого. Их считали главными подозреваемыми [26]. Непосредственно под следствие попали Мартин Валейнич (59 лет, мещанин) и Доминик Ивашкевич (77 лет, дворянин). Оба в дальнейшем были освобождены за недоказанностью их причастности к казни [27].
Однако на этом дело не было закрыто.
Его продолжение я неожиданно обнаружил на «Неофициальном сайте г.Березино» в разделе, посвященном рассматриваемому восстанию. Среди приведенных там персоналий лиц, каким-либо образом с ним связанным, находим:
Холево МодестаРод. ок. 1815. Шляхтянка Минской губернии Борисовского уезда. Находилась под секретным надзором полиции с 12 сентября 1865 года «по обвинению в знании о заговоре об убийстве бывшего станового пристава Ляцкого». Проживает в Повенце, выслана из Минской губернии. Ничем не занимается. Имеет при себе сына, состоящего также под надзором полиции. Получает арестантское содержание. Аттестация полиции: «Ведет себя хорошо». НАРК, ф.1, оп.67, д.1/3, л.110об-111.
Холево Франц. Род. ок. 1850. Шляхтич Минской губернии Борисовского уезда. Находился под секретным надзором полиции с 12 августа 1865 года «за неуличение на очных ставках двоюродного брата своего, Телесфора Холево, согласно прежним своим показаниям, по делу об убийстве пристава Ляцкого». Проживает в Повенце, выслан из Минской губернии. Ничем не занимается. Имеет мать, состоящую также под надзором полиции. Получает арестантское содержание. Аттестация полиции: «Ведет себя хорошо». НАРК, ф.1, оп.67, д.1/3, л.107 об-108.
Узнав, что в деле об убийстве пристава Ляцкого был замешан некто Телесфор Холево, в интернете я зашел на портал « Центр генеалогических исследований» и набрал эту фамилию. В открывшемся списке нашел:
Холево Анна (1868) 29 лет на 1867 г., дворянка, прибыла добровольно, с 1865 г. находилась в Омске, при ней ребенок, замужем за участником Польского восстания 1863-64г.г., сосланным в Сибирь.
Холево Владислав Фадеевич(1868) 41 год на 1865г., дворянин, сослан без лишения прав пр. на жительство, с 1865г. находился в Омске, при нем ребенок и жена, участник Польского восстания 1863-64гг., сосланный в Сибирь.
Холево Станислав Фадеевич(1868) 38 лет на 1865г., дворянин, сослан без лишения прав пр. на жительство, с 1865г. находился в Омске, при нем ребенок и жена, участник Польского восстания 1863-64гг., сосланный в Сибирь.
Холево Томаш (1863) участник Польского восстания. Шляхтич Минского уезда Минской губернии. В 1864 как политический преступник по суду лишен прав состояний и имущество конфисковано в казну.
Согласно полученных данных следует, что мужские представители рода приняли самое активное участие в восстании, а жены двух из них, как и многие жены «декабристов», не бросили своих мужей и в ссылке.
Далее я заглянул на интернетпортал беларусских коллаборационистов России «Западная Русь», и нашел там статью Олега Карповича «Невинные жертвы Муравьева, или за что казнили участников польского восстания 1863-1864 гг.».
Согласно сведениям автора, из 128-ми казненных участников восстания на территории Северо-Западного края, непосредственно на землях современной территории Беларуси было казнено 56 человек (по официальным данным властей только 40[28]). Автор приводит список этих лиц с формулировками вынесенных им приговоров, несколько из которых, как справедливо замечает О.Карпович, было вынесено вполне справедливо за общеуголовные преступления. Я вполне согласен с тем фактом, что к любому даже самому праведному делу всегда примазываются и подонки, но в рамках данного исследования меня интересуют не они, а лица, обозначенные под №53, 54. Читаем, корректируя путаницу автора:
— Холево Телесфор, дворянин. Казнен в Боровлянах 28.03.(8.04)1865г. за участие в вооруженных столкновениях с войсками, за убийство станового пристава борисовского уезда Ляцкого в качестве главного исполнителя преступления;
— Царевич (Харевич_Т.А.) Эдвард, дворянин. Казнен в Боровлянах 30.05.1864г. за убийство станового пристава борисовского уезда Ляцкого.
Итак, мстители установлены и «Дело» можно закрыть?
Однако когда этот очерк мною был уже практически написан, 05 октября 2013 года, на интернетпортале газеты «Наша Нiва», появилась статья Василя Герасимчика «Першая i апошняя ахвяры паустання», из которой я, наконец, получил недостающие мне данные по двум последним, из рассмотренных, лицам.
Выяснилось, что Телесфор Холево стал последним казненным беларусским повстанцем на современной территории Беларуси.
Родился он в 1841 году в семье не богатого шляхича Юзефа Холевы из околицы Холевщина Минского уезда. С началом восстания поступил в партию Мельхиора Чижика и провоевал до поздней осени 1863 года, вплоть до роспуска отряда, после чего получил от последнего 10 рублей и фальшивый паспорт.
Попался он в составе вооруженной группы в июле 1864 года. Во время следствия на вопрос о том, почему до этого времени не сдался властям, Телеосфор ответил, что командир отряда, отпуская их, приказал переждать с этими документами зиму, а к лету собраться снова.
Т.Холево ждал новой волны восстания, перебивался как мог, даже пробовал промышлять разбоем. В.Герасимчик, в своей статье пишет, что польский историк Вацлав Студницкий отмечал: «Обвиняемый признался, что однажды потребовал денег от одного гражданина, но когда тот давал ему 60 копеек, то не взял. И еще раз потребовал от двух минчан евреев денег, или еды, но когда они пояснили, что в шабас (у евреев — суббота – Т.А.) ничего при себе не имеют, отпустил их».
Кроме этих горе-разбоев, Телесфору инкриминировали убийство пристава Адама Ляцкого. Один из друзей Халево, шляхтич Эдвард Харевич, был уже признан виновным в его убийстве и, как мною было указано выше, расстрелян 7 декабря 1864 года. Телесфор же отрицал свое соучастие.
В.Герасимчик в своей статье пишет, что доказательств, которые подтверждали бы причастность Харевича, и тем более Халево, к убийству, не было. Российские власти занимались поиском преступников не столько настоящих, сколько «нужных». Для них был важен символичный момент: желание забить последний гвоздь в гроб восстания.
И активный инсургент Холево стал именно такой символической жертвой, казненной, как и его товарищ по несчастью, в районе д.Боровляны нынешнего Минского района, где и было совершено последнее покушение на полицейского пристава Адама Ляцкого.
P.S.
Об еще же одной жертве восстания, уже, по моей версии, действительно последней, и со стороны тех, кто способствовал его подавлению на Борисовщине, читайте в статье «Последний выстрел повстанцев/ или Экспоприации XIX века на Борисовщине/ — bramaby.com/ls/blog/history/4009.html.
Ссылки:
[1] (Восстание в Литве и Белоруссии 1863 – 1864гг.: Сборник документов. – М.Вроцлав: Наука. 1965. С.421).
[2] НИАБ. Ф.295. Оп.1. Д.1538, Л.3-3об.
[3] Там же. Д.1615. Л.45-46об.
[4] Конопасевич А. Воспоминания о жизни и мученической кончине в 1863 году священника Богушевичской Крестовоздвиженской церкви Минской губернии Даниила Стефановича Конопасевича, записанные сыном его со слов очевидицы его смерти, жены его, Елены Ивановны //Минские епархиальные ведомости. – 1909. — №1. с.16-17.
[5] Щеглов Г. Год 1863 забытые страницы. Мн. Изд. «Врата». 2013г. С.53
[6] НИАБ. Ф.295. Оп.1 Д.1615. Л.18-18об., 20.
[7] НИАБ. Ф.295. Оп.1 Д.1527. Л.94-95.
[8] Анicкевiч Г. Iмены, вартыя памяцi нашчадкау. Гоман Барысаушчыны. №2(95) 2007г.
[9] НИАБ. Ф.295. Оп.1. Д.1527. Л.55, 56, 73,74.
[10] Там же. Л.59060; Д.1610. Л.6-6об.
[11] Там же. Л.59-60.
[12] Анiскевiч Г. Пра забойства паустанцамi прыстава Ляцкага. Гоман Барысаушчыны. №3(96), 2007.
[13] Герасiмчiк В. Першая i апошняя ахвяра паустання. Наша Нiва, 05.10.2013г.
[14] Витальд Ханецкий. «Цюндзявицкiя: род, якi пакiнуу глыбокi след на Барысаушчыне», ГБ, №9 (126), 2009г.
[15] НИАБ. Ф.295. Оп.1. Д.1527. Л.22-25.
[16] Там же. Л.34-36.
[17] Там же. Л.65.
[18] НИАБ. Ф.295. Оп.1 Д.1509.Л.1-1об.
[19] Отчет канцелярии временного полевого аудитора П.Неелова о покарании смертью по Виленскому военному округу 1863-1864гг. (февраль 1865) – ЦГИА Лит. ССО. Ф.378. ПО. 1865г. Д.446. Л.2-7.
[20] Мацэльскi М. Барысаушчына ад старажытных часоу да сучаснасцi. Гоман Барысаушчыны, №1(34), 2002г.
[21] Анискевiч Г. Паустанне 1863 года у нашым краi. Гоман Барысаушчыны. №1(94), 2007, С.12.
[22] НИАБ. Ф.295. Оп.1. Д.1509. Л.4-5.
[23] НИАБ. Ф.295. Оп.1. Д.1554. Л.7-8.
[24] Анискевiч Г. Пра забойства паустанцамi прыстава Ляцкага. Гоман Барысаушчыны, №3(96), 2007.
[25] НИАБ. Ф.295. Оп.1. Д.1554. Л.7об.
[26] Там же. Л.7об.-8.
[27] Мацэльскi М. Барысаушчына ад старажытных часоу да сучаснасцi. Гоман Барысаушчыны, №2(35), 2002г.
[28] Отчет канцелярии временного полевого аудитора П.Неелова о покарании смертью по Виленскому военному округу 1863-1864гг. (февраль 1865) – ЦГИА Лит. ССО. Ф.378. ПО. 1865г. Д.446. Л.2-7.
20 ноября 2013 года
«Беларуское историко-детективное агентство»
В печатном виде опубликовано в 2014г. в третьем выпуске “Запісаў Таварыства аматараў беларускай гісторыі імя Вацлава Ластоўскага” — «1863. «Шляхецкае паўстаннне ці народная рэвалюцыя?» во второй части очерка „Правда о «зверствах» повстанцев“, inbelhist.org/treci-vypusk-zapisa%D1%9E-tabg-1863-shlyaxeckae-pa%D1%9Estannne-ci-narodnaya-revalyucyya/ .
В 2012 году исполнилось 95 лет беларусской милиции. Но до недавнего времени как-то не принято было у нас вспоминать, что с конца XVIII века и вплоть до марта 1917г. ее предшественницей у нас была царская полиция, представители которой, находясь по разные стороны баррикад, приняли самое активное участие в восстании 1863-1864гг.
В связи с этим, хотелось бы повторить цитату одного из активнейших его душителей председателя следственной комиссии по полевым делам жандарсмского полковника Б.К.Рейхарта из его донесения князю В.А. Долгорукому от 26 апреля 1863г.: «..., неудобством при теперешних обстоятельствах оказывается то, что полиция городская и земская без малого изъятия состоит из католиков, впрочем, и некоторые туземные православные (бывшие униаты) не лучше их, особенно у которых жены католички, — тому служит доказательством то, что нашлись между ними охотники присоединиться к повстанцам…» [1].
В то же врем против повстанцев действовал пристав 2-го стана Игуменского уезда Беликович [2] и уездный исправник майор Костагоров[3]. А уездный исправник Сущинский [4] и становой пристав в местечке Березино (нижнее) Круковский [5] вкупе с гражданским городской головой Винцентом Томашкевичем [6], наоборот, всеми силами помогали им.
Среди полицейских Борисовского уезда, напротив, следует выделить активных душителей восстания. Так, из архивных материалов Национального Исторического Архива Республики Беларусь известны уездный исправник майор Иосиф Воронец [7] и его помощник – подпоручик Мальберг [8], земский исправник Д(о)муховский [9], городничий А.Пекарский [10], становой пристав Богдановский [11].
Отдельно следует выделить пристава 2-го стана губернского секретаря Адама Ляцкого. Последний числился одним из лучших полицейских чиновников в губернии. Прославился же он тем, что был неутомим в преследовании политически неблагонадежных лиц. В период восстания он еще больше зарекомендовал себя как верный слуга царизма и ярый душитель мятежа, чем заслужил особую благосклонность и доверие начальства.
Выходец из обедневшей шляхецкой семьи Борисовского уезда, которая добровольно перешла из католичества в православие, Ляцкий навсегда разорвал связи с родиной и начал верой и правдой служить царскому режиму. Все его дела и поступки свидетельствовали об этом.
Когда в 1861 году была создана уездная политическая комиссия, именно Ляцкий добровольно взял на себя обязанности ее делопроизводителя, на которые тогда не нашлось желающих. Этим поступком он вызвал к себе ненависть и презрение со стороны многих революционных демократов и просто патриотически настроенных людей [12]. А когда началось восстание, Ляцкий организовал пристальный полицейский надзор за всеми подозрительными лицами своего стана, арестовал и передал суду многих патриотов, которые были осуждены на каторгу и высылку за границы своей родины.
Именно при проведении этой волны арестов, 18 февраля 1863 года был задержан за агитаторскую деятельность и призывы к восстанию Михал-Яухим Цюндевицкий.
ФотоН Михал Цюндзевицкий. Минск. Фотоателье Прушинского. 1863г.
Он родился на Борисовщине 20 марта 1939 года в фамильном имении Цюндевицких герба «Рудница» Вильяново Кищено-Слободской волости в семье маршалка Борисовского повета Мельхиора-Антония (1790-1860), который в войну 1812 года служил в российской армии, за мужество был награжден золотой саблей и ушел в отставку в чине полковника. К началу 1863 году М.Цюндевицкий проходил службу в чине прапорщика в нарезной легкой №3 батарее 8-й Артиллерийской бригады в С.-Петербурге. Мать Михала — Камила происходила из рода Богдановичей. Как и отец, он выбрал для себя военную службу. В Петербурге вошел в военную революционную организацию, по заданию которой в конце 1862 года взял отпуск и, облачившись в простой крестьянский кожух, начал объезжать деревни Минской и Виленской губерний и агитировать селян к восстанию. 18 февраля 1863 года он наведался в корчму возле д.Камень Борисовского уезда, где собралось много простого народа на крестины.
Михал стал угощать людей водкой, слово за слово и разговор перешел на тему вооруженного выступления. Цюндевицкий достал из кармана брошюру на беларусском языке (скорее всего «Мужицкую Правду») и стал ее громко читать. Один из крестьян высказал сомнение: мол, царь и так отдаст землю, зачем восстание? Михал ответил: «Хватит тому царю владеть нашей земелькой. Нужно за нее грудью стать. Теперь и нам и вам плохо, понастроили канцелярий, вам плата большая. Нужно про себя думать, и помните, чтобы готовы были воевать…. Что для нас значит в Борисове одна рота солдат? Мы их шапками закидаем…. Косы нужно готовить, заострив на две стороны».
Слова эти услышал деревенский сотский и донес властям. Цюндевицкого арестовали и доставили в Минскую тюрьму. Несколько крестьян подтвердили, что Михал агитировал их. А во время обыска, нашли фотографию, на котором он был заснят в кресле с изображением «Погони» и «Орла» — символов борьбы «за нашу и вашу свободу» [13].
По свидетельствам членов его семьи, на момент ареста генерал-губернатором Северо-Западного края был Владимир Назимов, который, как известно, отличался большим либерализмом, чем его последователи. Михалу Цюндевицкому был вынесен приговор, согласно которого он был разжалован в рядовые и должен был быть сослан на Кавказ, однако, сменивший Назимова Михаил Муравьев-Вешатель, принципиально заменил приговор на расстрел, который был приведен в исполнение 21 мая 1863 года в Минске при большом скоплении народа.
Свидетелем экзекуции был дядька Цюндевицкого Северин Дворецкий–Богданович, который позднее передал его родным последнее прощальное письмо. С того времени имя Михал сохраняется в каждом поколении Цюндевицких, и стало родовым [14].
В середине февраля в Борисовском уезде за призывы к восстанию, распространение повстанческой литературы и другие подобные действия попадают под следствие также Игнатий Валицкий (53 лет; в дальнейшем казнен), Стефан Микульский (31 год; в дальнейшем сослан на жительство в Олонецкую губернию), Цезарь Роговский (40 лет; в дальнейшем казнен), Адам Монюшка (66 лет; в дальнейшем поставлен под наблюдение полиции), Ян Лемешковский (43 лет; дальнейшая судьба неизвестна), и много других шляхтичей. Чудом избежал ареста Александр Цюндевицкий – брат Михала. Отправить отряд в имение Александра за 70 верст от Логойска отказался полковник российской армии Насохин. Нередко под следствие попадали и случайные люди, как это было с писарем зембинского волосного правления Аполинарием Сецким [15].
Через месяц после ареста Михала Цюндевицкого в местечке Камень(Камена), один из его жителей – 19 летний еврей Лейба Зискин – донес Ляцкому на шляхтича Константина Яновского из имения Смолевичи. Зискин рассказал, что Яновский читал перед ним и сельским старостой Виктором сочинение, «печатанное на простонародном языке под заглавием «Ясь с под Вiльна» [16].
Власти Борисова старательно раздували слухи про мятежников. Шло запугивание населения, была организована тотальная слежка за всеми подозрительными лицами, главным образом католического вероисповедания. Одним из первых подвергшихся репрессиям жителей города стал почтмейстер коллежский асессор Януарий Черневский, уличенный в сочувствии к политическому движению, развернувшемуся в крае. 2 апреля 1863 года он был отстранен от управления Борисовской почтовой конторой и уволен в отставку [17]. Под подозрением оказались уездный врач Константин Окулич с сыном Юрием, а также лекарь Мороз с сыном Георгием.
По требованию городничего А.Пекарского, все, кто вез что-то в город, а также вывозил из него съестные припасы, подвергались повальному обыску. 29 апреля в Борисовском суде слушалось дело про самовольную отлучку из города органиста Борисовского костела Станислава Густовского и писаря Борисовского земского суда дворянина Яна Самковича. В качестве истца по делу выступал сам городничий, который пытался доказать, что подсудимые принадлежат к мятежникам, однако сделать этого так и не смог.
Продолжались аресты и заведение уголовных дел на наиболее активных приверженцев восстания и в последующее время [18]. Многие из них прошли через борисовскую тюрьму, а четверо (по официальным данным властей только двое [19]) непосредственно в ней были лишены жизни [20]. Борисовские тюрьмы к началу июня 1863 года были переполнены арестованными. Многие из них категорически отрицали свое участие в восстании. Однако для властей даже небольшого подозрения было достаточно, чтобы причислить человека к числу политических преступников. По каждому арестованному велся подробный разбор. Суды не успевали выносить приговоры. 2 июня 1863 года военный начальник Борисовского уезда полковник Домбровский писал Минскому губернатору: «Так как количество политических преступников постоянно увеличивается, …не будет ли возможным перенести часть арестованных в город Минск для продолжения следствия» [21]. На 10 июля здесь содержалось 138 человек разных сословий, из них в остроге – 120, в госпитале – 10, на полковых гауптвахтах – 8 [22].
И это при том, что значительная часть арестованных, находящихся под следствием, к этому времени была уже выслана в Минск, а другая часть после вынесения приговора – к месту ссылки.
Подчеркивая особые заслуги в деле подавления восстания пристава Ляцкого, начальство писало, что именно он «удержал тот сильный пожар, который мог возгореться в Борисовском уезде» [23]. Все это не могло не отразиться на отношении повстанцев к данному полицейскому.
Первое покушение на его жизнь произошло 17 августа 1863 года. Однако тогда выстрелы не причинили Ляцкому никакого вреда. Был ранен только находившийся рядом с ним поручик Малоярославского пехотного полка Ризе.
Вслед за этим произошло покушение 19 сентября. В этот день пристав в два часа дня отправился с десятским по личным делам в свой фальварак Медухово, который находился в четырех верстах от местечка Логойск. Когда до дома оставалось меньше чем три версты, и они выехали из леса, неожиданно раздались выстрелы. Пристав Ляцкий получил смертельное ранение мелкой ружейной картечью в правую половину головы и, в частности, глаз.
Десятский был легко ранен в правое плечо и левую ногу. Согласно показаний последнего, сначала раздались два выстрела из леса им вслед, а затем «появился какой-то человек впереди коня и двумя выстрелами ранил коня и его самого». В эту же минуту десятский заметил, что Ляцкий лежит без чувств на бричке. Последний был доставлен в фальварок Медухово, где ему была оказана медицинская помощь. Однако раны были настолько серьезными, что спасти его не удалось.
Командир 5-й роты Малоярославского пехотного полка поручик Ризе отправился на поиски тех, кто стрелял, но безрезультатно [24]. Отец Ляцкого, восьмидесятилетний старик, засвидетельствовал, что убийство совершено не «проходящими шайками», а врагами его покойного сына. При этом он «высказал свое подозрение» на Жебровских, Попроцких, Федоровича, Осетимских, и Андрушкевичей [25].
Получив известие про убийство одного из лучших своих полицейских чинов, командующий войсками в Минской губернии генерал-лейтенант Заблоцкий, не мешкая, приказал на всю шляхту, проживавшую во 2-м стане Борисовского уезда, наложить контрибуцию в размере от 15 до 25 рублей с каждого двора, за исключением чиншевой шляхты, про которую покойный всегда хорошо отзывался; составить список шляхты, проживающей вблизи от места преступления, с указанием земельных владений и состава семей, для дальнейшего выселения из Беларуси в центральные губернии; привлечь к расследованию лиц, которые были указаны отцом убитого. Их считали главными подозреваемыми [26]. Непосредственно под следствие попали Мартин Валейнич (59 лет, мещанин) и Доминик Ивашкевич (77 лет, дворянин). Оба в дальнейшем были освобождены за недоказанностью их причастности к казни [27].
Однако на этом дело не было закрыто.
Его продолжение я неожиданно обнаружил на «Неофициальном сайте г.Березино» в разделе, посвященном рассматриваемому восстанию. Среди приведенных там персоналий лиц, каким-либо образом с ним связанным, находим:
Холево МодестаРод. ок. 1815. Шляхтянка Минской губернии Борисовского уезда. Находилась под секретным надзором полиции с 12 сентября 1865 года «по обвинению в знании о заговоре об убийстве бывшего станового пристава Ляцкого». Проживает в Повенце, выслана из Минской губернии. Ничем не занимается. Имеет при себе сына, состоящего также под надзором полиции. Получает арестантское содержание. Аттестация полиции: «Ведет себя хорошо». НАРК, ф.1, оп.67, д.1/3, л.110об-111.
Холево Франц. Род. ок. 1850. Шляхтич Минской губернии Борисовского уезда. Находился под секретным надзором полиции с 12 августа 1865 года «за неуличение на очных ставках двоюродного брата своего, Телесфора Холево, согласно прежним своим показаниям, по делу об убийстве пристава Ляцкого». Проживает в Повенце, выслан из Минской губернии. Ничем не занимается. Имеет мать, состоящую также под надзором полиции. Получает арестантское содержание. Аттестация полиции: «Ведет себя хорошо». НАРК, ф.1, оп.67, д.1/3, л.107 об-108.
Узнав, что в деле об убийстве пристава Ляцкого был замешан некто Телесфор Холево, в интернете я зашел на портал « Центр генеалогических исследований» и набрал эту фамилию. В открывшемся списке нашел:
Холево Анна (1868) 29 лет на 1867 г., дворянка, прибыла добровольно, с 1865 г. находилась в Омске, при ней ребенок, замужем за участником Польского восстания 1863-64г.г., сосланным в Сибирь.
Холево Владислав Фадеевич(1868) 41 год на 1865г., дворянин, сослан без лишения прав пр. на жительство, с 1865г. находился в Омске, при нем ребенок и жена, участник Польского восстания 1863-64гг., сосланный в Сибирь.
Холево Станислав Фадеевич(1868) 38 лет на 1865г., дворянин, сослан без лишения прав пр. на жительство, с 1865г. находился в Омске, при нем ребенок и жена, участник Польского восстания 1863-64гг., сосланный в Сибирь.
Холево Томаш (1863) участник Польского восстания. Шляхтич Минского уезда Минской губернии. В 1864 как политический преступник по суду лишен прав состояний и имущество конфисковано в казну.
Согласно полученных данных следует, что мужские представители рода приняли самое активное участие в восстании, а жены двух из них, как и многие жены «декабристов», не бросили своих мужей и в ссылке.
Далее я заглянул на интернетпортал беларусских коллаборационистов России «Западная Русь», и нашел там статью Олега Карповича «Невинные жертвы Муравьева, или за что казнили участников польского восстания 1863-1864 гг.».
Согласно сведениям автора, из 128-ми казненных участников восстания на территории Северо-Западного края, непосредственно на землях современной территории Беларуси было казнено 56 человек (по официальным данным властей только 40[28]). Автор приводит список этих лиц с формулировками вынесенных им приговоров, несколько из которых, как справедливо замечает О.Карпович, было вынесено вполне справедливо за общеуголовные преступления. Я вполне согласен с тем фактом, что к любому даже самому праведному делу всегда примазываются и подонки, но в рамках данного исследования меня интересуют не они, а лица, обозначенные под №53, 54. Читаем, корректируя путаницу автора:
— Холево Телесфор, дворянин. Казнен в Боровлянах 28.03.(8.04)1865г. за участие в вооруженных столкновениях с войсками, за убийство станового пристава борисовского уезда Ляцкого в качестве главного исполнителя преступления;
— Царевич (Харевич_Т.А.) Эдвард, дворянин. Казнен в Боровлянах 30.05.1864г. за убийство станового пристава борисовского уезда Ляцкого.
Итак, мстители установлены и «Дело» можно закрыть?
Однако когда этот очерк мною был уже практически написан, 05 октября 2013 года, на интернетпортале газеты «Наша Нiва», появилась статья Василя Герасимчика «Першая i апошняя ахвяры паустання», из которой я, наконец, получил недостающие мне данные по двум последним, из рассмотренных, лицам.
Выяснилось, что Телесфор Холево стал последним казненным беларусским повстанцем на современной территории Беларуси.
Родился он в 1841 году в семье не богатого шляхича Юзефа Холевы из околицы Холевщина Минского уезда. С началом восстания поступил в партию Мельхиора Чижика и провоевал до поздней осени 1863 года, вплоть до роспуска отряда, после чего получил от последнего 10 рублей и фальшивый паспорт.
Попался он в составе вооруженной группы в июле 1864 года. Во время следствия на вопрос о том, почему до этого времени не сдался властям, Телеосфор ответил, что командир отряда, отпуская их, приказал переждать с этими документами зиму, а к лету собраться снова.
Т.Холево ждал новой волны восстания, перебивался как мог, даже пробовал промышлять разбоем. В.Герасимчик, в своей статье пишет, что польский историк Вацлав Студницкий отмечал: «Обвиняемый признался, что однажды потребовал денег от одного гражданина, но когда тот давал ему 60 копеек, то не взял. И еще раз потребовал от двух минчан евреев денег, или еды, но когда они пояснили, что в шабас (у евреев — суббота – Т.А.) ничего при себе не имеют, отпустил их».
Кроме этих горе-разбоев, Телесфору инкриминировали убийство пристава Адама Ляцкого. Один из друзей Халево, шляхтич Эдвард Харевич, был уже признан виновным в его убийстве и, как мною было указано выше, расстрелян 7 декабря 1864 года. Телесфор же отрицал свое соучастие.
В.Герасимчик в своей статье пишет, что доказательств, которые подтверждали бы причастность Харевича, и тем более Халево, к убийству, не было. Российские власти занимались поиском преступников не столько настоящих, сколько «нужных». Для них был важен символичный момент: желание забить последний гвоздь в гроб восстания.
И активный инсургент Холево стал именно такой символической жертвой, казненной, как и его товарищ по несчастью, в районе д.Боровляны нынешнего Минского района, где и было совершено последнее покушение на полицейского пристава Адама Ляцкого.
P.S.
Об еще же одной жертве восстания, уже, по моей версии, действительно последней, и со стороны тех, кто способствовал его подавлению на Борисовщине, читайте в статье «Последний выстрел повстанцев/ или Экспоприации XIX века на Борисовщине/ — bramaby.com/ls/blog/history/4009.html.
Ссылки:
[1] (Восстание в Литве и Белоруссии 1863 – 1864гг.: Сборник документов. – М.Вроцлав: Наука. 1965. С.421).
[2] НИАБ. Ф.295. Оп.1. Д.1538, Л.3-3об.
[3] Там же. Д.1615. Л.45-46об.
[4] Конопасевич А. Воспоминания о жизни и мученической кончине в 1863 году священника Богушевичской Крестовоздвиженской церкви Минской губернии Даниила Стефановича Конопасевича, записанные сыном его со слов очевидицы его смерти, жены его, Елены Ивановны //Минские епархиальные ведомости. – 1909. — №1. с.16-17.
[5] Щеглов Г. Год 1863 забытые страницы. Мн. Изд. «Врата». 2013г. С.53
[6] НИАБ. Ф.295. Оп.1 Д.1615. Л.18-18об., 20.
[7] НИАБ. Ф.295. Оп.1 Д.1527. Л.94-95.
[8] Анicкевiч Г. Iмены, вартыя памяцi нашчадкау. Гоман Барысаушчыны. №2(95) 2007г.
[9] НИАБ. Ф.295. Оп.1. Д.1527. Л.55, 56, 73,74.
[10] Там же. Л.59060; Д.1610. Л.6-6об.
[11] Там же. Л.59-60.
[12] Анiскевiч Г. Пра забойства паустанцамi прыстава Ляцкага. Гоман Барысаушчыны. №3(96), 2007.
[13] Герасiмчiк В. Першая i апошняя ахвяра паустання. Наша Нiва, 05.10.2013г.
[14] Витальд Ханецкий. «Цюндзявицкiя: род, якi пакiнуу глыбокi след на Барысаушчыне», ГБ, №9 (126), 2009г.
[15] НИАБ. Ф.295. Оп.1. Д.1527. Л.22-25.
[16] Там же. Л.34-36.
[17] Там же. Л.65.
[18] НИАБ. Ф.295. Оп.1 Д.1509.Л.1-1об.
[19] Отчет канцелярии временного полевого аудитора П.Неелова о покарании смертью по Виленскому военному округу 1863-1864гг. (февраль 1865) – ЦГИА Лит. ССО. Ф.378. ПО. 1865г. Д.446. Л.2-7.
[20] Мацэльскi М. Барысаушчына ад старажытных часоу да сучаснасцi. Гоман Барысаушчыны, №1(34), 2002г.
[21] Анискевiч Г. Паустанне 1863 года у нашым краi. Гоман Барысаушчыны. №1(94), 2007, С.12.
[22] НИАБ. Ф.295. Оп.1. Д.1509. Л.4-5.
[23] НИАБ. Ф.295. Оп.1. Д.1554. Л.7-8.
[24] Анискевiч Г. Пра забойства паустанцамi прыстава Ляцкага. Гоман Барысаушчыны, №3(96), 2007.
[25] НИАБ. Ф.295. Оп.1. Д.1554. Л.7об.
[26] Там же. Л.7об.-8.
[27] Мацэльскi М. Барысаушчына ад старажытных часоу да сучаснасцi. Гоман Барысаушчыны, №2(35), 2002г.
[28] Отчет канцелярии временного полевого аудитора П.Неелова о покарании смертью по Виленскому военному округу 1863-1864гг. (февраль 1865) – ЦГИА Лит. ССО. Ф.378. ПО. 1865г. Д.446. Л.2-7.
20 ноября 2013 года
2 комментария