Афганистан: спецоперация, по плану занимавшая три дня обернулась девятилетней войной
43 года назад начиналась кровавая и бессмысленная война в Афганистане. Его глава Хафизулла Амин наивно полагал, что советские войска входят помочь ему в борьбе с мятежниками. На самом деле Политбюро уже подписало Амину смертный приговор из-за подозрения в связях с США.
Мы постарались сделать самую подробную реконструкцию ввода войск, штурма резиденции и вероломного убийства главы Афганистана. Тогда казалось, что всё закончится за несколько часов. Может быть, эти уроки еще не поздно учить.
1979 год. После падения монархии Афганистан переживает череду переворотов. Президента Мухаммеда Дауда свергают коммунисты, но смертельная схватка начинается уже среди них самих. Лидер революционеров Нур Мохаммад Тараки задушен подушкой по приказу своего премьера Хафизуллы Амина.
Как и его предшественники, новый глава Афганистана Хафизулла Амин начинает с репрессий, в том числе — против армии. Ответной реакцией становится массовое дезертирство и мятежи.
Амин заваливает Москву просьбами ввести войска и помочь ему удержаться у власти.
Но в Советском союзе Амину не доверяют. Его выходка с убийством лидера афганских коммунистов Тараки, слухи о связях с США и политическая нестабильность заставляют Москву опасаться резкой смены внешнего курса Афганистана.
Несмотря на резкие возражения генштаба и премьера Косыгина, Политбюро принимает решение о силовой замене ненадежного Амина на «в доску своего» афганского коммуниста Бабрака Кармаля.
Сделать это решено под видом удовлетворения просьб Амина о военной помощи. К тому же Афганистан уже до такой степени наводнен военными советниками из СССР, что они приставлены даже к личной охране Амина.
Ключевая задача запланированного переворота — штурм резиденции Амина и его убийство. Для этого решено использовать «мусульманский» батальон, составленный из таджиков, узбеков и туркмен, знающих фарси и способных при необходимости мимикрировать под афганских солдат.
По договоренности с Амином батальон перебрасывают в непосредственную близость дворца для его «охраны».
24 декабря 1979 года. В войска поступает совершенно секретная директива № 312/12/001.
«С учетом военно-политической обстановки на Среднем Востоке последнее обращение правительства Афганистана рассмотрено положительно. Принято решение о вводе некоторых контингентов советских войск, дислоцированных в южных районах страны, на территорию Демократической Республики Афганистан в целях оказания интернациональной помощи дружественному афганскому народу, а также создания благоприятных условий для воспрещения возможных антиафганских акций со стороны сопредельных государств.
Министр обороны СССР
Маршал Советского Союза Д. Устинов
Начальник Генерального штаба
Маршал Советского Союза Н. Огарков»
Советские военачальники собираются в посольстве в Кабуле для утверждения плана захвата резиденции главы Афганистана Хафизуллы Амина. Первым докладывает военный советник командира охраны этого дворца полковник Л. Попышев.
Сославшись на то, что его афганский «начальник» никуда его от себя не отпускает, Попышев заранее отказался командовать штурмом, а значит, ему ничего не стоит доложить, что предусмотренных сил и средств для этой задачи предостаточно.
— Видимо, он не очень напрягался, поскольку к непосредственному выполнению этого плана он отношения не имел, и поэтому с планом руководства согласился, — вспоминает участник совещания полковник Колесник.
После «безмятежного» доклада Попышева слово берет полковник Василий Колесник, которого генералы наметили командовать штурмом. Он указывает на то, что дворец расположен на господствующей высоте, его охраняют 2500 афганских солдат с пулеметами, орудиями и даже вкопанными танками.
Полковник Колесник не исключает и вмешательства двух афганских танковых бригад, расквартированных под Кабулом. Если во время штурма дворца к нему из них прорвется хотя бы один батальон, ввиду отсутствия противотанковых средств остановить его будет совершенно нечем.
Заканчивая доклад, полковник Колесник заявляет, что план руководства неприемлем. Генералы удивленно переглядываются.
Полковник запрашивает дополнительные силы для блокирования охраны дворца прямо в военных городках, а на случай прорыва танков — взвод с противотанковыми ракетами.
Советский посол в Кабуле заранее ставит в известность Амина о принятом решении на ввод советских войск. Глава Афганистана распоряжается оказать им всяческое содействие.
Для уточнения вопросов взаимодействия генерал Тухаринов (на фото) встречается с афганским генералом Бабаджаном
Главный военный советник Салтан Магометов (на фото) наконец-то снова собирает военачальников. Пора решить принципиальный вопрос: кто будет руководить операцией, а значит, и возложит на себя ответственность за ее исход?
— Вопрос обсуждался долго. Слишком скользким он был, щекотливым. Возглавлять такое дело мало кому хотелось. Все понимали: если провал — перед афганцами повинятся, заявят, что у офицеров что-то случилось с головой, руководство СССР здесь совершенно ни при чем. Наконец, буквально каждый боец понимал: идти с такими скромными силами в бой — самоубийство. Так что назначали, скорее, крайнего, а не руководителя операции, — вспоминает командир одной из рот «мусульманского» батальона Владимир Шарипов
После долгих дебатов генералитет все же соглашается с исправлениями полковника Колесника и назначает его руководителем штурма.
Его правой руке, командиру мусульманского батальона Хабибджану Холбаеву (на фото) главный военный советник Магометов напоследок говорит:
— Вам, то есть вашим солдатам и офицерам, отступать некуда, и помощи тоже нет. Надеяться надо только на свои силы и возможности. В случае неудачного исхода операции тебя поставлю к стенке. Скажу, что командир отряда перепил и натворил всё на пьяную голову.
Главный военный советник Магомедов и только что назначенный руководитель штурма Колесник прибывают на переговорный пункт, развернутый на стадионе недалеко от американского посольства. Они заходят в переговорную кабинку и просят соединить с начальником Генштаба маршалом Огарковым.
Телефонистка долго отказывается соединять командующего штурмом Колесника, всего лишь полковника, аж с целым маршалом — начальником генштаба. Говорит, его нет в специальных списках. Наконец, голос в трубке все же отвечает:
— Здравствуй, полковник! Что ты мне можешь доложить?
Уверенный, что говорит с начальником генштаба (на самом деле телефонистка соединила все-таки с его первым замом Ахромеевым, находящимся не в Москве, а в узбекском Термезе) полковник Колесник передает свои замечания к плану генералов.
— Я начал докладывать, что объект находится на господствующей высоте, задачу по его охране и обороне выполняют рота личной охраны, бригада охраны, и от ударов с воздуха дворец прикрыт зенитным полком. Орудия и пулеметные установки полка находятся на позициях, которые позволяют вести огонь по наземному противнику в случае такой надобности. Общая численность данных воинских частей составляет около двух с половиной тысяч человек. Кроме того, не исключена возможность вмешательства двух танковых бригад, расквартированных под Кабулом. Я сказал, что в случае прибытия к дворцу, пусть и с некоторым опозданием, хотя бы одного танкового батальона, остановить его будет нечем ввиду отсутствия противотанковых сил и средств. Я объяснил, что батальоны бригады расквартированы в трех городках. Для блокирования каждого нужно не менее роты, а также рота для штурма дворца. Заканчивая доклад, я сказал, что, исходя из вышеизложенного, мне необходима рота десантников и взвод ПТУРС, — вспоминает Колесник.
Голос в трубке интересуют все детали предстоящего штурма. Он делает замечания, дает указания и обещает обеспечить необходимые силы.
На выходе из переговорной кабины генерал Магометов бросает Колеснику:
— Ну, полковник, у тебя теперь или грудь в крестах, или голова в кустах.
Главный военный советник Магометов ставит задачу командиру мусульманского батальона Холбаеву: забрать некого человека в месте, координаты которого укажет КГБ, и привезти в расположение отряда.
В случае проблем на маршруте этот человек не должен попасть живым в руки афганцев, то есть Холбаев должен погибнуть после него.
Холбаев обещает, что доставит его живым и здоровым.
Советские солдаты на афганской границе, не зная о том, проводят свой последний спокойный вечер. Перед отбоем сержант-понтонер Николай Нестеренко записывает в дневнике:
«Впервые попробовал „насвай“. Этот зеленый порошок, что кладется под язык, здесь очень популярен даже у детей. Кайфу никакого, а плюешься как верблюд. Папиросы с „травкой“ гораздо смешнее. Старшине за вредность бросили в печную трубу горсть патронов — фейерверк и бесплатное шоу. „Правда“ пишет о досужих вымыслах насчет советских войск на границе с Афганистаном. Значит, нас здесь нет?»
Главная газета СССР «Правда», которую сегодня читал сержант Нестеренко, действительно категорически отвергает «слухи» о вводе войск в Афганистан:
— В последнее время западные, особенно американские, СМИ распространяют заведомо инспирированные слухи о некоем «вмешательстве» Советского Союза во внутренние дела Афганистана. Дело доходит до утверждения, что на афганскую территорию будто бы введены советские «боевые части». Всё это, разумеется, — чистейшей воды вымысел.
Два понтонно-мостовых полка начинают наведение наплавного понтонного моста через реку Амударью в районе узбекского города Термеза.
По ту сторону реки — Афганистан. Выражение «побывать за речкой» в ближайшее десятилетие в войсках будет означать «на афганской войне».
Соотношение сил «мусульманского» батальона и охраны дворца Амина настолько не в пользу советского отряда, что выполнить задачу можно только военной хитростью. «В противном случае им никому живыми не уйти», — заключает начальник нелегальной разведки КГБ Юрий Дроздов.
Чтобы усыпить бдительность афганцев, мусульманский батальон начинает постоянные «учения»: выход по тревоге, занятие обороны, стрельбу холостыми, высадку десанта из бронетехники на ходу.
На кабульском аэродроме Хаджи Раваш собирается верхушка аппарата военных советников: генералы Магометов, Иванов и Гуськов.
— Озабоченное ожидание. Наконец, звонок из Москвы. Все спешат в будку, — передает атмосферу полковник из главного управления боевой подготовки Е. Чернышев.
В войска поступает приказ № 312/1/030 — перейти советско-афганскую границу.
Главнокомандующему Военно-воздушными силами
Командующему войсками Туркестанского военного округа
Командующему воздушно-десантными войсками
Главнокомандующему Сухопутными войсками
Главнокомандующему войсками ПВО страны
Начальнику оперативной группы Генерального штаба (г. Термез)
Переход и перелет государственной границы Демократической Республики Афганистан войсками 40-й армии и авиации ВВС начать в 15.00 25 декабря 1979 года (время московское).
Министр обороны СССР
Маршал Советского Союза Д. Устинов
Военные советники с облегчением выходят из переговорной кабинки: «Всё, наконец, решение принято, можно действовать», — описывает их настрой полковник Евгений Чернышев.
Генералы начинают бурно обсуждать задачи «по поддержанию спокойствия в кабульском гарнизоне», то есть, по нейтрализации афганских воинских частей на период ввода войск. Также признано необходимым перехватить контроль над всем афганским ПВО, чтобы обеспечить высадку советских десантников в Кабуле и Баграме.
За несколько часов до ввода войск в мусульманском батальоне случается ЧП. К его расположению подъезжает машина с афганцами в гражданском. Они завязывают разговор с постовым, неожиданно захватывают и увозят его. Комбат Холбаев и его ближайшие помощники бросаются в погоню.
Афганцев, захвативших пленника, настигают в доме неподалеку. Командир мусульманского батальона Холбаев забирает своего бойца и возвращает в расположение отряда.
Хоть простой солдат и не мог знать о штурме, главный военный советник Магометов нервничает: «О чем они там говорили?»
Из Баграма на усиление мусульманского батальона прибывает знаменитая в будущем 9-я рота. Ее переодевают в афганскую форму.
— Форма была в основном маленькая, а у меня самый маленький солдат был ростом 178 см. Но ничего, переоделись, — вспоминает командир роты В. А. Востротин.
Первые советские батальоны пересекают границу с Афганистаном по понтонному мосту через реку Амударью в районе города Термез.
4-й батальон чирчикской десантно-штурмовой бригады без остановок едет захватвать Саланг — единственный горный перевал, через который можно добраться до Кабула.
На афганском берегу Амударьи советские войска встречает импровизированный митинг.
— Спасибо вам, русские солдаты, — заявляет с трибуны афганский генерал, — что первая машина, съехавшая на афганский берег, была не танком, а грузовиком с вашей русской землей!
«А для нас это была всего лишь глина, необходимая для подсыпки берегового звена», — вспоминает сержант-понтонер Николай Нестеренко
В Афганистан вступает вновь сформированная 40-я армия генерала Тухаринова. В её составе сухопутную советско-афганскую границу пересекают 5-я, 108-я и 201-я мотострелковые дивизии, пять отдельных бригад, четыре отдельных полка, трубопроводная и материального обеспечения бригады.
Военно-транспортная авиация СССР начинает переброску 103-й воздушно-десантной дивизии в афганские Кабул и Баграм.
В следующие двое суток 343 рейса перевезут через границу 7700 человек, 894 боевых машин и тысячу тонн грузов.
На аэродромы Кабула и Баграма прибывают первые советские самолеты. Среди их «пассажиров» — целая 103-я воздушно-десантная дивизия.
«Полно иностранных корреспондентов. Щёлкают фото прибывающих советских самолётов и наших военных», — запишет в дневнике востоковед Владимир Пластун.
— На смотровой площадке аэропорта Кабул пассажиры, индусы и пакистанцы, в ожидании своего рейса наблюдали за реальным десантированием Советской армии. Самолеты садились с минимальными интервалами, не выключали двигатели, притормозив, начинали разгрузку. Толстобрюхие транспортники освобождались от бронированных машин, вооружения, десантников и без промедления уходили на взлет, — запишет в дневнике впечатления этого дня военный советник, полковник ВВС Валерий Аблазов
Механик афганской 15-й танковой бригады Мухаммад Захир смотрит вместе с сослуживцами новости по телевизору.
— Приземляются большие самолеты. Что в них? — спрашивает Амина корреспондент.
— Самолеты наших друзей привозят товары первой необходимости, — отвечает глава Афганистана
Капитан Николай Антамонов на диспетчерской вышке аэропорта Баграма принимает заходящие на посадку военные транспортники. Вдалеке он замечает две вспышки и немедленно сообщает о них на аэродром Кабула, но оттуда не следует никакой реакции.
— Они просто не знали, сколько бортов к ним шло, приземлились три — значит так и надо. Вспомнили о моей информации, когда в Чимкент одна машина не вернулась, — сетует Антамонов.
Пулеметчик Владимир Королев, только что выскочивший в Баграме из салона Ил-76 и обеспечивающий съезд на землю боевых машин десанта, слышит сильный грохот. В нескольких километрах от аэропорта над горами растет огромное зарево.
Оперативная группа ВВС в Кабуле во главе с полковником Скидановым, учитывающая прибывающие транспортные самолеты, обращает внимание на отсутствие доклада о посадке очередного Ил-76. Офицеры запрашивают оперативную группу в Москве, но получают лишь выволочку «за невнимательность»
Посол СССР в Непале Абдурахман Везиров получает телеграмму, в которой ему предписывается посетить непальского премьера или министра иностранных дел и от имени советского правительства заявить следующее:
«Как хорошо известно повсюду в мире, в том числе и правительству Непала, в течение длительного времени имеет место вмешательство извне во внутренние афганские дела, в том числе и с прямым использованием вооруженной силы. Совершенно очевидно, что целью этого вмешательства является ниспровержение демократического строя, установленного в результате победы Апрельской революции в 1978 году. Афганский народ, его вооруженные силы активно отражают эти агрессивные акты, дают отпор покушениям на демократические завоевания, суверенитет и национальное достоинство нового Афганистана. Однако акты внешней агрессии продолжаются, причем во все более широких масштабах, из-за рубежа и по сей день засылаются вооруженные формирования, оружие.
В этих условиях руководство государства Афганистан обратилось к Советскому Союзу за помощью и содействием в борьбе против внешней агрессии. Советский Союз, исходя из общности интересов Афганистана и нашей страны в вопросах безопасности, что зафиксировано также в Договоре о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве от 1978 года, интересов сохранения мира в этом районе, откликнулся положительно на эту просьбу руководства Афганистана и принял решение направить в Афганистан ограниченные воинские контингенты для выполнения задач, о которых просит руководство Афганистана. При этом Советский Союз исходит из соответствующих положений Устава ООН, в частности статьи 51, предусматривающей право государств на индивидуальную и коллективную самооборону в целях отражения агрессии и восстановления мира.
Советское правительство, информируя обо всем этом правительство Непала, считает необходимым также заявить, что после отпадения причин, вызвавших эту акцию Советского Союза, он намерен вывести свои воинские контингенты с территории Афганистана.
Советский Союз вновь подчеркивает, что, как и прежде, его единственным желанием является видеть Афганистан в качестве независимого, суверенного государства, проводящего политику добрососедства и мира, твердо уважающего и выполняющего свои международные обязательства, в том числе и по Уставу ООН».
Командующего ВДВ Сухорукова (на фото слева) вызывает начальник генштаба Огарков. Он уже знает, что один из Ил-76 потерян над Афганистаном.
— Что будем делать?
— Продолжать десантирование и выполнять поставленную задачу, — отвечает Сухоруков.
— Хорошо, министру я уже доложил.
В ночное время мусульманский батальон переходит на новые методы «приучения» афганцев к своей активности. Отряд постоянно перемещает БТР и БМП и запускает сигнальные ракеты. Последнее вызывает беспокойство охраны дворца.
В расположение мусульманского батальона приезжает правая рука Амина — глава его охраны Сабри Джандад. Его уверяют, что идут тренировки по обороне дворца. Джандад в ответ просит солдат, чтобы они не слишком шумели: двигатели бронетехники мешают главе Афганистана спать.
Москва требует от оперативной группы ВВС выяснить, куда исчез Ил-76. Офицеры узнают у экипажа следующего по счету самолета, что при подходе к Кабулу слева по курсу тот наблюдал яркую вспышку, как от взрыва. Становится ясно, что Ил-76 с 43 военными на борту потерпел катастрофу.
Транспортные самолеты продолжают прибывать всю ночь и весь день. Горожане, задирая голову, с интересом наблюдают за самолетами. Офицеры-афганцы спрашивают у своих советников, что это означает? Им поясняют, что для афганской армии везут боеприпасы и оружие. Они понимающе улыбаются.
Подразделения разъезжаются с аэродромов каждое в своем направлении. Советская техника появляется и в микрорайонах, где живут семьи военных советников. Натерпевшись тревог за этот год, теперь они рады: «Пришли наши — все страхи позади», — запишет в дневнике полковник В. Аблазов.
Жительницы микрорайона военных советников узнают, что прибывшие солдаты две недели маются по снегам, мерзнут в броне и о горячей пище вспоминают только во сне. Для них быстро организуют суп. Некоторых удается затащить в гости, дать возможность умыться и нормально поесть.
Десантники не сразу справляются с таким «нападением», ведут себя напряженно и осторожно. Готовились они совсем к другому…
Зато дети облепляют боевые машины и безудержно лезут общаться. Местные афганцы тоже дружелюбны к пришельцам: угощают мандаринами, чаем, сигаретами.
Командир мусульманского батальона Холбаев едет забирать человека, которого ему приказано (https://t.me/novosyolov/6893) не отдавать живым в случае неприятностей. Но в условленном месте пригорода Кабула его встречает не один, а целых трое. Это видные противники Амина, ещё недавно имевшие посты в правительстве: вице-премьер Мохаммад Ватанджар, министр связи Саид Гулязбой и глава госбезопасности Асадулло Сарвари (все трое теперь уже уволены). Они тепло обнимают Холбаева.
Будущих министров, которые должны сменить правительство Амина, везут в расположение мусульманского батальона, расквартированного по соседству с его же собственной резиденцией.
На подъезде к дворцу машину неожиданно останавливают охранники-афганцы.
Охранники Амина требуют открыть кузов, дверь которого опечатана. Внутри — будущие министры. Бойцы Холбаева направляют на охранников автоматы. Сам командир говорит, что везёт секретные документы и открывать нельзя.
Начальник караула уступает его решительности и открывает шлагбаум.
В расположении мусульманского батальона будущее правительство Афганистана помещают в землянку под охрану спецназа «Гром». Все оставшееся время еду им будет приносить один и тот же солдат, а в туалет будущих министров будут выводить только ночью.
На советско-афганской границе к сержанту-понтонёру Николаю Нестеренко обращается знакомый переводчик из советского посольства. Говорит, что снимки, которые тот вчера тайно сделал на строящемся мосту, бесценны. Конечно, если их продать за рубеж.
«Естественно, я отказался. Мы комсомольцы и патриоты своей Родины», — запишет в дневнике возмущенный сержант.
Генерал Магометов вновь собирает военных советников. Приказывает им ни при каких обстоятельствах не допустить выступления афганских частей против советских войск.
— В каждом батальоне был один советник. Мы уважали этих людей, верили им. Накануне они лично проверяли боеготовность танков. Когда же через 4 дня после ввода войск мы получили команду выгрузить из машин боеприпасы, вдруг обнаружили, что все ударники в орудиях вынуты. Это сделали перед 27 декабря советники, — делится своим изумлением механик из афганской 15-й танковой бригады Мухаммад Захир.
Начальник афганского генштаба требует объяснений по поводу ввода войск в количестве, явно превышающем договоренности.
Главный военный советник Магометов выезжает к нему с коронным аргументом: схемой размещения советских войск в окрестностях Кабула для его обороны от мятежников.
В Кабуле запущены слухи об ожидающемся нападении мятежников. Это убеждает афганские власти в искренности советского руководства.
«Интересно, в начале войска ввели, а потом правительству стали давать объяснения, что выполняется их просьба», — запишет в дневнике полковник Чернышев.
За дворцом Амина продолжается круглосуточное наблюдение. Каждую ночь разведчики ползут по камням как можно ближе, один успел даже в клочья изорвать меховой костюм. «Он нам потом целый год не давал покоя — не могли списать», — вспоминает начальник нелегальной разведки КГБ Дроздов.
Для завершения подготовки не хватает плана штурмуемого здания. В него удается провести разведчиков, которые все внимательно осматривают и составляют поэтажный план дворца.
Спецназовцы «Грома» и «Зенита» проводят разведку огневых точек охраны, расположенных на ближайших высотах.
Помимо дворца в Кабуле предстоит захватить еще целый ряд объектов. Разведрота выходит в город на разведку подступов к «Радио Афганистана». Она изучает прилегающую к нему территорию, расположение охраны, определяет места для засад гранатометчиков, позиции взводов и каждой БМД.
В Кабул прилетает командир спецназа «Зенит» Григорий Бояринов.
— Григорий Иваныч, мы приехали — понятно, а ты чего приехал? Ты ведь уже повоевал, — спрашивает бывалого фронтовика подполковник Голубев.
— Война не закончена! Обстановка тяжёлая. Поверь, тут будет большая бойня!
По возвращению с разведки у «Радио Афганистана» роту инспектирует полковник Чернышев (на фото).
— Люди свои задачи знают хорошо. Настроены отлично. В одном взводе нет командира. Предлагаю на его место себя, улыбаются, отказываются, в себе уверены, — запишет в дневнике Чернышев.
От полковника Чернышева требуют из Москвы фамилии погибших в катастрофе Ил-76. Выясняется, что списки на весь полк как раз-таки и находились в этом самолете, поэтому определить фамилии невозможно.
На фото: район гибели Ил-76 на высоте 4269 метров, в 36 километрах от Кабула.
Начальник физподготовки Среднеазиатского ВО Карасенко звонит альпинисту Ерванду Ильинскому.
— Собери ребят. Желательно холостых. Надо срочно выезжать в командировку — на спасработы.
— Что случилось? Какая разница, семейные или холостые?
— Ну… это дело такое… мало ли что…
Альпинист Ильинский (на фото) звонит в Москву знакомому, который должен быть в курсе дела:
— Куда едем?
— Не имею право ничего говорить
— Но я ведь должен взять какое-то снаряжение! Дай мне хоть высоту! Категорию сложности!
— Ориентируйся на шесть тысяч, четвертая категория…
Ильинский обзванивает сильнейших альпинистов Казахстана: Юрия Попенко, Вадима Смирнова, Николая Пантелеева, Григория Лунякова, Сергея Фомина, Казбека Валиева, Валерия Хрищатого.
— Они могли отказаться. Но как отказаться от спасработ? У нас это не принято, — вспоминает Ильинский.
Накануне штурма мусульманский батальон устраивает прием для командования охраны дворца. Готовят плов, для которого на базаре закуплена всевозможная зелень.
Туго со спиртным, но выручают кагэбэшники: привозят ящик «Посольской» водки, коньяк, деликатесы. Стол получается на славу.
На прием приходят 15 начальников из охраны дворца во главе с командиром и замполитом.
Звучат тосты за советско-афганскую дружбу, за боевое содружество. Советские пьют гораздо меньше, а иногда солдаты, обслуживающие на приеме, вместо водки наливают в рюмки своих офицеров воду.
Во время приема афганцев стараются разговорить.
— Под русскую водочку всегда очень душевно беседуется. Замполит бригады, видимо, не рассчитал свои силы и утратил «революционную бдительность». Полагая, что за этим столом все друзья, он в порыве откровенности рассказал, как Джандад, начальник связи и он подушками удавили [смещенного Амином главу Афганистана] Тараки. Когда комбриг услышал, что несет его комиссар, он пришел в ярость, схватил его за грудки, но потом быстро пришел в себя и извинился перед нами, сказав, что его заместитель выпил лишнего и сам не понимает, что говорит. Конечно, мы и виду не подали, что нас это высказывание пьяного афганца каким-то образом заинтересовало, но на следующий день в Москву ушло сообщение о факте убийства Тараки как по линии КГБ, так и по нашей линии. Информация была очень важной, поскольку Амин, ведя переговоры с руководством СССР, использовал жизнь Тараки, как козырную карту. Он обещал сохранить ему жизнь в обмен на ввод наших войск в то время, как Тараки был уже мертв. Думаю, что эта информация помогла нашему правительству действовать более решительно, — вспоминает полковник Василий Колесник.
Глава нелегальной разведки КГБ Дроздов и подполковник ГРУ Швец в последний раз отрабатывают план штурма силами штурмовых групп «Гром» и «Зенит», обеспеченных внешним и внутренним кольцами окружения мусульманского батальона. Особое внимание уделяют вопросам связи и взаимодействия.
Кабул живет обычной жизнью. Оживленные торговые ряды, многолюдные улицы.
Начинается короткий рабочий день перед мусульманским выходным — пятницей. После обеда многие афганские военные должны уйти из частей в город, к своим семьям.
На советско-афганской границе сержант Николай Нестеренко обнаруживает вокруг палаток соседей шкурки от апельсинов.
«Всем понятно, что в порт Хайратон завезли цитрусовые и наши снова немножко пограбили „оскаров“ — афганских солдат, охранявших порт. На всю охрану у них был один автомат ППШ, да и тот хранился в караулке. А на посты „оскары“ выходили с палками», — объясняет Нестеренко.
Группа высших офицеров во главе с генералом А. А. Егоровым обследует на вертолете Ми-8 предполагаемый район катастрофы Ил-76. Из-за сильного снегопада точного места падения найти не удается, и группа возвращается на аэродром ни с чем.
Подполковник ГРУ Швец приезжает к главе охраны дворца Сабри Джандаду якобы с приглашением на день рождения одного из своих офицеров (там запланирован захват всего руководства охраны).
Однако Джандад отвечает, что они смогут присоединиться только вечером. Швецу удается лишь отозвать из батальонов охраны «на день рождения» своих военных советников, чтобы им не причинили вреда во время операции.
Никто из главных военных советников не решается подписать окончательный план штурма. Они лишь напутствуют полковника Колесника словами: «Действуйте!»
— Ясно было, что в то время, когда мы решали, как выполнить задачу, поставленную руководством страны, эти хитрецы думали о том, как избежать ответственности в случае неудачи нашей акции, — вспоминает Колесник.
Прямо в присутствии этих не слишком бравых генералов он пишет на документе: «План устно утвержден главным военным советником С. Магомедовым и главным военным советником КГБ Б. Ивановым. От подписи отказались», — и подписывает сам.
Будучи старшим по званию, глава нелегальной разведки КГБ Дроздов приглашает раздосадованного руководителя штурма Колесника в баню при посольской гостинице.
— По старому обычаю помылись, сменили белье, молча выпили бутылку коньяку. Впереди нас ждал бой, — вспоминает Дроздов.
Альпинисты собирают снаряжение и продукты перед выездом на аэродром.
— Взяли спирта литров пятнадцать. Надеялись, кого-то найдем живым — надо будет растирать спиртом обмороженных. Помогать оказалось некому, но спирт к Новому году пришелся к месту, — вспоминает Ерванд Ильинский.
После бани Дроздов заходит к своему руководству. Главный военный советник КГБ Иванов связывается с Центром и передает ему трубку. Говорит Юрий Андропов:
— Ты сам пойдешь? — спрашивает он. Дроздов отвечает утвердительно. — Зря не рискуй, думай о своей безопасности и береги людей.
Глава Афганистана Хафизулла Амин пребывает в эйфории. Он наконец-то добился ввода советских войск! Теперь мятежники больше не угроза.
На радостях Амин устраивает во дворце торжественный обед.
Еще один повод обеда — возвращение из Москвы афганского коммуниста Панджшери, заверяющего Амина:
— В Кремле удовлетворены нашей версией смерти Тараки и сменой лидера страны. Визит еще больше укрепил отношения с СССР. Там подтвердили, что окажут Афганистану широкую военную помощь.
На столы подают шурпу, афганские пельмени ашак и гранатовый сок. Никто даже не догадывается, насколько ответственно повар отнесся к приготовлению блюд, ведь это внедренный на кухню Амина советский агент Михаил Талебов.
Амин торжественно объявляет гостям:
— Советские дивизии уже на пути сюда. Всё идет прекрасно. Я постоянно связываюсь по телефону с товарищем Громыко, и мы сообща обсуждаем вопрос, как лучше сформулировать для мира информацию об оказании нам советской военной помощи.
Из-за расстройства желудка Амин ест мало. Тем не менее, вскоре после обеда его и всех гостей начинает резко клонить в сон, самочувствие ухудшается.
— Может быть, нам что-то в еду подсыпали? Не яд ли это? Кстати, кто твой повар? — спрашивает его министр финансов Абдул Мисак.
— Не волнуйся, — отвечает Амин. — И повар, и врач-переводчик у меня советские.
В ответ на слова Амина о «надежном» советском поваре, министр финансов лишь пожимает плечами и спешит на свежий воздух. Снаружи — снег, погода морозная, и ему сразу легчает. Быстро распрощавшись, он уезжает в министерство и, едва опустившись в кресло, мгновенно и глубоко засыпает.
Жена Амина, не евшая за обедом, остается в сознании. Вызванный ею начальник охраны Джандад требует во дворец главу центрального госпиталя афганской армии, подполковника Велаята Хабиба. Также он приказывает усилить охрану дворца и привести кабульский гарнизон в боевую готовность.
На всех парах во дворец прилетают начальник Центрального госпиталя афганской армии Велаят Хабиб и его главный хирург Тутахель Абдул Каюм. Они сразу обнаруживают у Амина отравление.
Секретность операции столь высока, что о ней не знает даже начальник политотдела аппарата Главного военного советника Татушкин. Узнав о недомогании Амина, он отправляет во дворец высококвалифицированных врачей советского посольства, фактически срывая акцию по его отравлению.
Прибыв во дворец, советские врачи во главе с главным терапевтом поликлиники посольства Виктором Кузнеченковым начинают буквально доставать Амина с того света.
Не подозревая об этом, они делают неизбежным вооруженный штурм дворца, внутри которого сами и находятся.
Глава охраны дворца Джандад получает информацию о готовящемся штурме. Он не верит своим ушам, но посылает группу офицеров разведать происходящее в мусульманском батальоне. Советские военные тут же замечают слежку и немедленно докладывают руководству операцией.
Советские военачальники подозревают, что их план раскрыт. Из Центра через посольство приходит приказ приступить к штурму через час. Глава нелегальной разведки КГБ Дроздов и руководитель штурма Колесник немедленно собирают всех командиров в комнате Дроздова на втором этаже казармы.
Дроздов открывает совещание командиров штурмового отряда. Дает политическую оценку обстановки. Называет Амина агентом ЦРУ. Раскрывает (менее, чем за час до назначенного штурма) поставленную задачу.
Полковник Колесник (на переднем плане) отдает конкретные боевые приказы каждой отдельной штурмовой группе.
— Я внимательно смотрел на лица офицеров. Все собранные, немного напряженные. В каждом чувствовалась дисциплина, воля и решительность, — вспоминает генерал Дроздов.
В штурмовом отряде закипает подготовка к операции: задачи доводятся до подчиненных, организуется взаимодействие групп, устанавливаются новые радиочастоты и позывные, выдаются индивидуальные перевязочные пакеты, проверяется организация управления отряда и каждого его подразделения.
Полковник Колесник ставит задачу командиру одной из рот Владимиру Шарипову:
— Стартанешь на пяти машинах. Сразу же с началом движения откроешь огонь из всего оружия. Оцепишь здание так, чтобы никто не ушел. Внутри будет Комитет действовать, а твое задание — никого не упустить!
«Никого — это, в первую очередь, самого Амина», — поясняет в своих воспоминаниях Шарипов.
Генерал Дроздов предлагает лейтенанту Шарипову (на фото справа) посмотреть альбом со схемой здания.
— Дайте его в группу! — просит лейтенант.
— Нельзя! — мотает головой генерал. — И запомни! Нам отступать некуда. Я тебя, если неудача случится, в лучшем случае смогу сделать перед афганцами психом-дурачком. Смотри, чтоб Амин не ушел! Не дай Бог, объявится в другой стране!
Перед самым штурмом выясняется, что у спецназа «Зенит» (на фото) нет бронежилетов. Мусульманскому батальону приходится отдать свои 30 штук.
Зато в брониках полный достаток на пункте управления. О прибытии туда важных лиц в белых бронежилетах упоминает полковник Евгений Чернышев.
У большинства бойцов приказ о штурме государственной резиденции никаких чувств не вызывает: надо значит надо.
— После обеда нас построили, объявили, что Амин предатель и мы должны выполнить задание Родины. Каких-то особенных чувств у меня тогда не было, — вспоминает Б. Хамза.
Лишь самый старший боец штурмового отряда, 42-летний Геннадий Зудин испытывает дурное предчувствие.
— Перед началом штурма он решил поначалу всё скрупулезно записывать: кому две гранаты дал, кому — три, кому — сколько-то патронов. А потом плюнул и говорит: «Да берите всё подряд, чего хотите». И мы взяли весь боекомплект. Какая-то отрешенность была в человеке. Такое ощущение, что он прямо из жизни уходит. Он у нас в группе «дедом» считался — 42 года. Наверное, жизненный опыт сказывался. Видимо, с годами человек тяжелее переживает ситуации, связанные с риском для жизни. Я тогда этого не понимал. Сейчас понимаю, — вспоминает командир одной из подгрупп, будущий командир «Альфы» Виктор Карпухин.
Несмотря на то, что «час Ч» наступил, приказа о непосредственном начале штурма не поступает. Весь день его будут переносить: сначала сразу на 22:00, затем на 21:00, на 20:00 и лишь в конечном итоге на 19:30, вспоминает командир мусульманского батальона Хабиб Холбаев.
Замначальника политуправления армии Афганистана обращается к командирам с призывом вызвать всех преданных партии офицеров на свои рабочие места.
Советские военные советники, приставленные к этим командирам, немедленно докладывают об этом своим руководителям.
Альпинисты приезжают на аэродром Алма-Аты. Их встречает генерал:
— В командировку летите, ребята?
— Летим.
— Документы, наверное, взяли с собой.
— А как же!
— Ну что, ребята, приказ такой: паспорта сдать, оружие получить!
По команде альпинистам приносят ящик с пистолетами.
Альпинисты допытывают генерала: «Куда летим?» Тот пожимает плечами: не знаю, мол. Другие военные подают намек, что какая-то авиакатастрофа в районе Душанбе.
С ящиком пистолетов и объёмом медикаментов, которыми можно вылечить полгорода, самолет взлетает с аэродрома Николаевка.
В самолете с альпинистами звучит сирена и «металлический» голос: «Пролетаем над государственной границей Советского Союза». Они заходят в кабину пилотов:
— Ребята, куда летим-то?
— Как куда? В Кабул.
— Так в Душанбе же надо было нам?
— У нас команда — в Кабул.
При посадке альпинисты прилипают к иллюминаторам: взлетная полоса окружена военными палатками, а по периметру стоят боевые машины.
— Видно было, что это не мирный аэродром, а настоящий военный плацдарм, ощетинившийся оружием в сторону гор, — вспоминает Евранд Ильинский.
По прилету альпинистов сразу ведут в штаб ВВС. Там наконец объясняют, что разбился Ил-76. Надо собрать останки, найти черный ящик, документы…
Предупреждают: «Здесь всё довольно серьезно. Крикнут «стой!» — надо стоять, иначе эти афганцы и пристрелить могут, как нечего делать!».
Здесь же, при штабе ВВС альпинистам ищут комнату на ночь.
Сопровождающий их полковник бракует одну за другой:
— Эта простреливается, не подходит… Эта тоже…
— Какой там «простреливается»! Нам переночевать да поехали, — возражает старший группы Ильинский.
— Не все так просто!
Альпинистам наконец находят подходящую комнату. Только они успевают заварить чай, к ним заходит седовласый мужчина, называет себя «генералом Орловым»:
— Ребята, тут минут через двадцать стрельба начнется. Но вы пейте себе чай спокойно, не обращайте внимания. Только дверь закройте на щеколду. Если кто постучится, подойдите и так, из-за угла, спросите, кто там. Если на русском обратятся, тогда надо будет помочь. Если на ломаном русском или по-арабски — стреляйте прямо через дверь.
— Вы с ума сошли, мы же застрелить кого-то можем!
После трех часов упорных попыток советских врачей привести Амина в чувства он наконец-то открывает глаза:
— Почему это случилось в моем доме? Кто это сделал? Случайность или диверсия?
Близкие главы Афганистана по-прежнему остаются в бессознательном состоянии.
Из расположения советского отряда на грузовике ГАЗ-66 выдвигается группа капитана Сахатова. Ее задача — «снять» из снайперских винтовок часовых, находящихся на пути штурмовых групп, и овладеть танками, вкопанными на высотах вокруг дворца Амина.
Командиру афганской бригады, расквартированной под Кабулом, капитану Ахмадджану поступает приказ ввести в столицу 1-й батальон. Личный состав бросается к танкам. Мгновенно начинают реветь их двигатели.
Однако командир бригады, при котором неотлучно находится советский военный советник Пясецкий, приказа о выходе батальона пока не отдает.
— Объявили тревогу. Мы начали получать оружие и строиться. Что случилось, мы не знали. Думали, что опять какие-то беспорядки. Тогда постоянно так было, что ни выходные, так какая-то заварушка: то бунт в какой-нибудь части кабульского гарнизона, то демонстрации. Нас приводили в боевую готовность, но воевать нам не приходилось. Поэтому мы на этот раз подумали, что просто побудем некоторое время в боевой готовности, и на этом все закончится, — вспоминает боец афганской национальной гвардии Абдул Рашид Седигзай.
Проезжая мимо расположения 3-го батальона афганцев, группа Сахатова видит, что он получает оружие и строится. Сахатов приказывает подъехать поближе и подзывает командира батальона. Как только тот подходит, советские бойцы захватывают его и скрываются с места.
— Все наши командиры доверяли советским военным. Поэтому, когда советский офицер подозвал нашего командира, тот пошел к машине без всяких предосторожностей. Он еще не успел подойти, как его схватили и забросили в машину. Для нас это было настолько неожиданно, что мы не сразу поняли, что нужно делать, — вспоминает боец национальной гвардии Абдул Рашид Седигзай.
Начинается погоня. Группа Сахатова с захваченным афганским комбатом доезжает до небольшого арыка, выскакивает из грузовика и занимает оборону.
— Через некоторое время кто-то из офицеров пришел в себя и приказал преследовать машину. Многие побежали, но все еще были настолько в шоке, что даже не думали, что они делают, и побежали толпой. Поэтому, когда советские начали стрелять, много солдат было убито и ранено. Только после этого люди стали приходить в себя: начали искать укрытие, осознанно стрелять в цель. Но в этот момент на нас вышли штук 15 бронемашин. Они стреляли по нам из всех стволов. Мы тоже не сразу поняли, что это советские машины. Когда стрельба утихла, мы услышали, как люди у машин говорят по-русски, — вспоминает боец национальной гвардии Абдул Рашид Седигзай.
— Когда афганцы начали преследование, мы открыли огонь на поражение. Так как место было открытое, и они были у нас как на ладони, то и потери у них были большие, — вспоминает капитан А. Джамолов.
Группе из семи БМП ставят задачу: двумя машинами сбить внешние посты охраны и подавить караульное помещение, а на остальных прорваться к дворцу и запустить внутрь спецназ «Гром» для убийства Амина.
— Нам уточнили задачу: доставить ко дворцу офицеров КГБ и окружить его. Внутрь не входить, живым никого из афганцев не выпускать, — вспоминает лейтенант Хамидулла Абдуллаев.
Изготовившиеся к броску БМП выстроены в колонну. Спецназовцы из «Грома» достают бутылку, разливают по сто грамм.
— Часы отсчитывали последние мирные минуты. Или пан, или пропал! А внутри было нехорошо до тошноты. Был все же страх, был! — вспоминает лейтенант Владимир Шарипов.
Лейтенант Шарипов подзывает водителя первой БМП:
— Иди-ка сюда! — дает кружку.
Боец нюхает и смотрит на него.
— Это ж водка! — удивленно отвечает солдат: шутит, что ли, командир?
— Пей давай!
— Спасибо, товарищ старший лейтенант! — убегает к машине повеселевший солдат.
Группа диверсантов КГБ подъезжает к колодцу центрального узла секретной связи между военными и гражданскими объектами Кабула. Их УАЗ как бы случайно «глохнет» прямо над его люком. Пока к машине не спеша идет афганский часовой, диверсанты успевают опустить в люк взрывчатку.
Через 5 минут после того, как УАЗ диверсантов «чудесным образом» заводится и покидает место над центральным узлом секретной связи, гремит взрыв. Не только военные объекты, но и весь Кабул остается без телефонной связи.
Звук взрыва становится сигналом к началу боевых действий.
С оглушительным взрывом узла секретной связи и шумом боя группы Сахатова дальнейшие меры по внезапности утрачивают смысл. Командир мусульманского батальона Холбаев двумя красными ракетами и по радиосети подает сигнал к штурму.
На дворец Амина обрушивается шквал огня.
Советник Пясецкий просит афганского комбрига, построившего танковый батальон, еще раз связаться с командованием и уточнить задачу. Но связи больше нет. Это становится поводом для советника предложить комбригу проверить состояние телефонного провода на территории бригады. На это уходит еще 30 минут.
— Когда стемнело, началась стрельба. Экипажи бросились к машинам. Но танки не вышли за КПП. Командир дал приказ остаться на местах. Сейчас он в тюрьме… К нам пришел заместитель начальника политотдела. С ним был советник. Они собрали всех поговорить. В это время ваши БМД окружили танки и казармы. Блокировали парк, — вспоминает гвардеец Мухаммад Захир.
БМП рвутся к дворцу, обстреливая все его окна, каждое из которых «закреплено» за конкретной машиной. В ответ по ним начинают бить из крупнокалиберных пулеметов.
— Вдруг слышу какой-то дробный звук. Думаю: двигатель, что ли, застучал? Оказывается, осколки и пули по броне. И чем дальше мы едем, тем больше долбят. Я потом, после боя, фальшборт на своей БМП оглядел — решето! Самое настоящее решето, дуршлаг, хоть макароны отбрасывай, — вспоминает боец спецназа «Гром» С. В. Кувылин.
Зенитные самоходки «Шилка» (на фото) бьют по дворцу насколько низко, что первая БМП попадает под их «дружественный» огонь. Вот как об этом вспоминает раненый ими лейтенант Х. Абдуллаев.
…Идем по серпантину на приличной скорости. В пути «наматываем» на гусеницы нескольких гвардейцев. «Шилки» работают по дворцу. На линии огня самоходок получаю первое ранение. Снаряд влетает между катками, пробивает корпус и уже на излете утыкается в пятку левой ноги. Тупой удар. Боли не чувствую, но в сапоге начинает хлюпать кровь.
Механик докладывает: «Двигатель заглох — поврежден воздухопровод». Приказываю: «Запускай аккумулятором». Удалось! Продолжаем движение. Тараним ворота рядом с караульным помещением и въезжаем на площадку перед Тадж-Беком (дворцом Амина — прим.). На ней стоят с десяток новеньких ГАЗ-24. Мы их давим. Останавливаемся.
Изо всех окон дворца личная охрана Амина обстреливает нас. Десант спешивается и идет на штурм. Откидываю крышку люка и хватаюсь руками за ее края, чтобы выбраться наружу. В этот момент пуля из автомата насквозь прошивает кисть левой руки. Вторая очередь разбивает приклад АКМ. Это спасает от третьего ранения. Опускаюсь на место. Достаю из подсумка гранату, бросаю, но она не долетает. Швыряю вторую, попадаю в окно.
Сделал себе два укола промедола, второй шприц взял у механика-водителя. Злюсь на самого себя: наши дерутся, а я ранен.
Сколько было офицеров КГБ, не знаю, но хорошо запомнил одного из них — Алексея Баева. Мы вместе лечились в госпитале. Парень в рубашке родился: пуля насквозь пробила ему шею, не задев жизненно важных артерий.
Увидев дружественный огонь зениток, лейтенант Шарипов пытается сообщить об этом комбату с помощью переносной радиостанции.
…Тут вдруг чувствую, шнур от радиостанции натянулся, и меня аж развернуло всего. У нас ведь радиостанции какие? Сама она на спине у бойца-связиста, а наушники и переговорное устройство — у командира. Боец, бывает, повернется неловко и потянет за собой все это хозяйство. Я только развернулся бойца ругнуть, а он уже — всё, готов, на землю валится.
И тут вижу: в арыке рядом с нами афганец лежит, прячется от огня. В память почему-то врезалось: у него на руке часы с рубиново-красным циферблатом. Я по нему очередь дал. Вроде попал, а он подпрыгивает. Я еще очередь — он опять подпрыгивает. А это пули АКМовские тело прошивают и от бетона рикошетом тело подбрасывают.
Только повернулся в другую сторону, мимо БМП афганец-офицер с ПМом (пистолет Макарова — прим.) в руке бежит. Я его свалил из автомата. Пистолет подобрал, зачем-то Бояринову из «Грома» показываю. А он мне: «Ну давай, бери, первый твой боевой трофей».
От огня из дворца загорается следующая БМП в колонне. Она теряет ход и блокирует дорогу остальным машинам. БМП с трудом заводят и пускают вниз по склону, бросив гранату в десантное отделение. Боезапас детонирует, и оторванная башня отлетает метров на сто, едва не угодив в своих.
Третья БМП продолжает движение к дворцу. Там она попадает под шквальный огонь. Экипажу приходится высаживаться прямо под ним. Один из спецназовцев тут же сражен пулей.
О животном страхе и его преодолении вспоминает боец Б. Хамза.
…Некоторое время была тишина. Мотор, конечно, работал. Не было никаких других звуков: никто в БМП не разговаривал, все притихли.
Через некоторое время по нашей БМП стали стрелять. Причем с двух сторон. Мне стало совсем страшно. Ехали неравномерно: то быстрее, то медленнее, то совсем остановились, то опять быстро поехали. Когда подъехали к дворцу, командир БМП дал команду, что приехали. Все «старики» (спецназовцы — прим.) попрыгали из машины. Я тоже в порыве рванул, но увидел, как один из «стариков» упал, получив пулю, и не вышел из БМП.
Несколько мгновений я боролся с собой — выходить или нет. Все-таки заставил себя выйти. Точнее, выползти наружу. Там залег и огляделся. Часть «стариков» ворвалась во дворец, но большинство было еще снаружи. Кто у дворца в «мертвой зоне» залег, кто за БМП спрятался. Наши тоже залегли, кто где.
Со всех сторон стреляли. Было очень страшно…
Огонь из дворца такой, что поначалу кажется, подняться из укрытий и подойти к нему будет просто невозможно.
— С первых же секунд меня оглушили грохот выстрелов и людские крики. Раскрыв рот, я тоже что-то кричал, не слыша собственного голоса, — вспоминает рядовой Ш. Н. Мирзоев.
— Под таким плотным огнем не то, что десантироваться, а высунуться — и то было просто безрассудно, — вспоминает командир одной из подгрупп Виктор Карпухин. Он решается на дерзкий маневр: командует своей БМП подъехать как можно ближе ко входу во дворец, где ее неудобно обстреливать из окон.
— Благодаря этому в моей подгруппе легко ранили только двух человек из пяти. Все остальные подгруппы пострадали гораздо сильнее. Я выскочил первым, рядом со мной оказался Плюснин Саша. Открыли прицельный огонь по афганцам, которые стреляли из окон. Тем самым дали возможность десантироваться всем остальным бойцам нашей подгруппы. Они сумели быстро проскочить под стены и прорваться во дворец.
Считанные мгновения, в течение которых афганцы не могут стрелять из окон, дают советским бойцам возможность подняться из укрытий и ворваться во дворец.
— Огонь из дворца на момент уменьшился, и «старики» (спецназовцы — прим.) стали со всех сторон забираться во дворец. Кто бегом, кто ползком, кто в двери, кто в окна. Несколько человек из нашей роты тоже рванули туда. Ротный что-то кричал: то ли звал назад, то ли в атаку — я не расслышал. По крайней мере, я не побежал. Сколько наших побежало, я не помню. Человек шесть-восемь. Может, немного больше. Нас-то было всего 10 пулеметчиков из роты. Много «стариков» было ранено еще на подходе ко дворцу. Ранило и нескольких наших. В том числе командира роты и командира взвода, — вспоминает боец Б. Хамза.
Несмотря на мощное сопротивление охраны, 15-20 спецназовцев врываются на первый этаж через парадные двери дворца.
— Мы попали под жесточайший обстрел гвардейцев. Заняли позиции и на огонь ответили огнем. Так началось кровавое столкновение профессионалов. Должен признаться, у нас не было должной психологической устойчивости. Да и откуда она? Наверное, научиться воевать можно только на войне, как бы жестоко это не звучало. А мы привыкли видеть войну в кино. По-киношному она и воспринималась. Помогли нам мощный напор и, как ни странно, безысходность. Ранены были практически все. Гвардейцы отчаянно защищали дворец, мы отчаянно рвались вперед, — вспоминает капитан Виктор Карпухин.
Бой во дворце сразу же принимает бескомпромиссный характер. Если из помещений не выходят с поднятыми руками, двери выбивают и бросают внутрь гранату, затем — очередь из автомата
— Мы шли напролом, уничтожая всё живое, что встречалось на нашем пути. Сопротивлявшихся убивали на месте. Тех, кто сдавался, не трогали, — вспоминает рядовой Ш. Мирзоев.
Во время одной из таких зачисток гибнет советский врач Виктор Кузнеченков, на свою беду вернувший с того света отравленного Амина.
— Кругом началась стрельба, стало ясно, что штурмуют дворец… Мы укрылись в какой-то комнате. Я упал за диван, мой коллега тоже где-то спрятался. Вдруг в комнату вбежал какой-то боец в афганской форме, но похож на нашего. Пока я соображал, что к чему, что делать, терапевт в своём углу шевельнулся. Боец моментально всадил туда очередь и побежал дальше. Когда я подполз к нему, он уже был мёртв, — вспоминает его коллега Анатолий Алексеев.
— Крики слились в душераздирающий рёв. Так, наверное, кричат в преисподней. Кто-то выстрелил из ракетницы в живот афганскому офицеру. Он вспыхнул бенгальским огнём. Во все стороны с шипением и треском полетели искры. Я ещё успел удивиться, как это человек может гореть зелёным пламенем, — вспоминает ефрейтор Шавкат Азаматов.
— Очистили первый этаж. Занимаем второй. Как поршнем, выдавливаем аминовцев на третий и в чердачные помещения. Везде множество трупов военных и гражданских. Самое жуткое то, что среди них встречаются тела мёртвых женщин и детей. Это был уже не бой, а бойня. Моя душа как будто оцепенела. Не отпускала только мысль о матери. О том, что она не переживёт, если меня убьют, — делится рядовой Ш. Мирзоев.
— Запомнилась убитая женщина — грузная такая, полная. Все её тело с ног до головы было залито кровью. У меня на глазах погиб боец «Грома». Охранники Амина срезали его пулемётной очередью в упор. Было страшно. Ничего не боится только полный идиот, — вспоминает ефрейтор Ш. Азаматов.
Лейтенант Шарипов, рота которого осуществляет поддержку спецназа, получает ранение в ногу.
— Меня вдруг как кирпичом по левому бедру ударило. Я сразу и не понял, что ранен. Добрался до входа, вижу: Бояринов (https://t.me/novosyolov/6934) лежит — убит. Забрало шлема у него было поднято, видно, что пуля прямо в лицо попала. Кое-как я к своей БМП доковылял. Вколол себе промедол из аптечки. Чувствую надо еще. Подзываю сержанта Джумаева: «Бегом за аптечкой!»
Сержант Джумаев добегает до другой БМП взять промедол лейтенанту Шарипову. Здесь он видит пулемётчика Хезретова, который в одиночку сдерживает афганцев:
— Ему пулей нижнюю челюсть своротило, кровища хлещет, а он стреляет!
Джумаев полотенцем кое-как подвязывает челюсть Хезретову.
Фото: спецназ «Зенит» на самоходке «Шилка» на фоне дворца Амина
— Тут бой начал стихать. Кто-то из «Грома» мне машет: «Всё! Амина убили! Докладывай!» Мы поднялись по лестнице. Амин лежал в трусах и майке около бара. Плеча левого, считай, как и не было. То ли его из «Шилки» достали, то ли гранатой — не разберёшь, — вспоминает лейтенант Шарипов.
Фото: внутри дворца Амина после штурма
— Когда я и Р. Эшонкулов начали вытаскивать Амина из-за барной стойки, то его левая рука, за которую я взялся, почти оторвалась. Плечо было просто разворочено осколком. Мне запомнились золотые часы «Сейко» на левой руке. Один из кагэбэшников предложил мне взять часы себе на память в качестве трофея. Но я отказался, — вспоминает лейтенант Рашид Абдуллаев.
Фото: дворец Амина после штурма
Получив доклад об убийстве Амина, к дворцу на БМП приезжает командир мусульманского батальона Хабибджан Холбаев:
— Я увидел Холбаева, принял строевую стойку, руку к козырьку и начал докладывать о выполнении задачи. Я-то думал, что он меня прервёт, и мы зайдём внутрь дворца. А он встал на вытяжку, тоже руку к головному убору приложил и… так весь доклад выслушал. А стоять у здания было ещё опасно, постреливали. [Руководитель штурма] Колесник ситуацию понял, говорит: «Зайдите в здание. Опасно здесь», — вспоминает лейтенант Владимир Шарипов.
Одновременно с комбатом Холбаевым к дворцу приезжает капитан Ниёзитдин Намозов. Здесь он видит раненого подростка — внука Амина. Его отправляют в медпункт, но слишком поздно: подросток умрет от потери крови.
В холле дворца капитан Намозов видит еще около 25 мертвых афганцев, среди которых — дети. Ему говорят, что это семья Амина и его приближенные.
Намозов получает приказ похоронить тела. Вместе с подчиненными он выкопает для них братскую могилу, а сыновей Амина похоронит отдельно.
Насмотревшись на убитых женщин и детей, на офицера, горевшего, как бенгальский огонь, ефрейтор Шавкат Азаматов, по его словам, «становится другим человеком»:
— Один офицер КГБ достал из бара, набитого спиртным, бутылку дорогого коньяка, вышиб пробку, хлебнул сам и протянул нам: «Пейте, мужики, сейчас можно. Это война».
На удивление взвешенную оценку ввода войск даст будущий глава КГБ и организатор ГКЧП Владимир Крючков.
… В истории Афганистана наступил новый этап, который открыл перед афганским народом реальную возможность начать достойную жизнь… Но, к сожалению, история распорядилась по-иному.
Дальнейшие события в Афганистане не пошли по тому сценарию, который вырисовывался в самом начале.
Когда в 1979 году решался вопрос о вводе советских войск в Афганистан, никто не предполагал, что их пребывание в этой стране затянется на целых 10 лет. Небольшой советский воинский контингент, вопреки нашему желанию, втягивался то в одну, то в другую конфликтную ситуацию со всеми вытекавшими отсюда последствиями…
Скудный паек и бедность солдат в сочетании с оружием на руках будут все чаще толкать их на конфликты с населением.
Военкор В.Киселев объясняет, как «прогулки» по кишлакам в поисках съестного привели к тому, что жители начали их минировать: «Захотел покушать — остался без ноги».
Валерий Востротин, начинавший войну командиром легендарной 9-й роты, объясняет, как со временем воевать против советской армии стало практически всё население Афганистана.
— Боевые действия двух-трех месяцев — они просто всё население Афганистана развернули против нас. Потому что, ведя боевые действия, мы топтали посевы, мы разрушали их дома, мы вольно или невольно убивали мирных жителей, детей там…
После Афгана и военной академии Востротин 9 лет будет заместителем Сергея Шойгу.
Всю войну советских солдат в Афгане будет посещать с концертами бывший врач скорой помощи и бард Александр Розенбаум.
— Я никогда не видел такого большого количества больных глаз, как на войне. Больных… Потому что нас с вами не учили убивать. Идёте вы на кишлак, на операцию. Тихо, птички поют. Нервы ваши представляете, как напряжены, да? Куст шевельнулся метрах в десяти от вас… А там двое детей: девочке три года и мальчику шесть лет. Ну и что? Кто вы после этого? После этого вы больной человек. Вы никогда не были убийцей. И никогда не собираетесь быть в дальнейшем убийцей. Но вы попали в такую ерунду, которая перевернула всю вашу жизнь.
Реконструкцию ввода войск в Афганистан для вас готовила команда проекта «Минута в минуту».
Мы постарались сделать самую подробную реконструкцию ввода войск, штурма резиденции и вероломного убийства главы Афганистана. Тогда казалось, что всё закончится за несколько часов. Может быть, эти уроки еще не поздно учить.
1979 год. После падения монархии Афганистан переживает череду переворотов. Президента Мухаммеда Дауда свергают коммунисты, но смертельная схватка начинается уже среди них самих. Лидер революционеров Нур Мохаммад Тараки задушен подушкой по приказу своего премьера Хафизуллы Амина.
Как и его предшественники, новый глава Афганистана Хафизулла Амин начинает с репрессий, в том числе — против армии. Ответной реакцией становится массовое дезертирство и мятежи.
Амин заваливает Москву просьбами ввести войска и помочь ему удержаться у власти.
Но в Советском союзе Амину не доверяют. Его выходка с убийством лидера афганских коммунистов Тараки, слухи о связях с США и политическая нестабильность заставляют Москву опасаться резкой смены внешнего курса Афганистана.
Несмотря на резкие возражения генштаба и премьера Косыгина, Политбюро принимает решение о силовой замене ненадежного Амина на «в доску своего» афганского коммуниста Бабрака Кармаля.
Сделать это решено под видом удовлетворения просьб Амина о военной помощи. К тому же Афганистан уже до такой степени наводнен военными советниками из СССР, что они приставлены даже к личной охране Амина.
Ключевая задача запланированного переворота — штурм резиденции Амина и его убийство. Для этого решено использовать «мусульманский» батальон, составленный из таджиков, узбеков и туркмен, знающих фарси и способных при необходимости мимикрировать под афганских солдат.
По договоренности с Амином батальон перебрасывают в непосредственную близость дворца для его «охраны».
24 декабря 1979 года. В войска поступает совершенно секретная директива № 312/12/001.
«С учетом военно-политической обстановки на Среднем Востоке последнее обращение правительства Афганистана рассмотрено положительно. Принято решение о вводе некоторых контингентов советских войск, дислоцированных в южных районах страны, на территорию Демократической Республики Афганистан в целях оказания интернациональной помощи дружественному афганскому народу, а также создания благоприятных условий для воспрещения возможных антиафганских акций со стороны сопредельных государств.
Министр обороны СССР
Маршал Советского Союза Д. Устинов
Начальник Генерального штаба
Маршал Советского Союза Н. Огарков»
Советские военачальники собираются в посольстве в Кабуле для утверждения плана захвата резиденции главы Афганистана Хафизуллы Амина. Первым докладывает военный советник командира охраны этого дворца полковник Л. Попышев.
Сославшись на то, что его афганский «начальник» никуда его от себя не отпускает, Попышев заранее отказался командовать штурмом, а значит, ему ничего не стоит доложить, что предусмотренных сил и средств для этой задачи предостаточно.
— Видимо, он не очень напрягался, поскольку к непосредственному выполнению этого плана он отношения не имел, и поэтому с планом руководства согласился, — вспоминает участник совещания полковник Колесник.
После «безмятежного» доклада Попышева слово берет полковник Василий Колесник, которого генералы наметили командовать штурмом. Он указывает на то, что дворец расположен на господствующей высоте, его охраняют 2500 афганских солдат с пулеметами, орудиями и даже вкопанными танками.
Полковник Колесник не исключает и вмешательства двух афганских танковых бригад, расквартированных под Кабулом. Если во время штурма дворца к нему из них прорвется хотя бы один батальон, ввиду отсутствия противотанковых средств остановить его будет совершенно нечем.
Заканчивая доклад, полковник Колесник заявляет, что план руководства неприемлем. Генералы удивленно переглядываются.
Полковник запрашивает дополнительные силы для блокирования охраны дворца прямо в военных городках, а на случай прорыва танков — взвод с противотанковыми ракетами.
Советский посол в Кабуле заранее ставит в известность Амина о принятом решении на ввод советских войск. Глава Афганистана распоряжается оказать им всяческое содействие.
Для уточнения вопросов взаимодействия генерал Тухаринов (на фото) встречается с афганским генералом Бабаджаном
Главный военный советник Салтан Магометов (на фото) наконец-то снова собирает военачальников. Пора решить принципиальный вопрос: кто будет руководить операцией, а значит, и возложит на себя ответственность за ее исход?
— Вопрос обсуждался долго. Слишком скользким он был, щекотливым. Возглавлять такое дело мало кому хотелось. Все понимали: если провал — перед афганцами повинятся, заявят, что у офицеров что-то случилось с головой, руководство СССР здесь совершенно ни при чем. Наконец, буквально каждый боец понимал: идти с такими скромными силами в бой — самоубийство. Так что назначали, скорее, крайнего, а не руководителя операции, — вспоминает командир одной из рот «мусульманского» батальона Владимир Шарипов
После долгих дебатов генералитет все же соглашается с исправлениями полковника Колесника и назначает его руководителем штурма.
Его правой руке, командиру мусульманского батальона Хабибджану Холбаеву (на фото) главный военный советник Магометов напоследок говорит:
— Вам, то есть вашим солдатам и офицерам, отступать некуда, и помощи тоже нет. Надеяться надо только на свои силы и возможности. В случае неудачного исхода операции тебя поставлю к стенке. Скажу, что командир отряда перепил и натворил всё на пьяную голову.
Главный военный советник Магомедов и только что назначенный руководитель штурма Колесник прибывают на переговорный пункт, развернутый на стадионе недалеко от американского посольства. Они заходят в переговорную кабинку и просят соединить с начальником Генштаба маршалом Огарковым.
Телефонистка долго отказывается соединять командующего штурмом Колесника, всего лишь полковника, аж с целым маршалом — начальником генштаба. Говорит, его нет в специальных списках. Наконец, голос в трубке все же отвечает:
— Здравствуй, полковник! Что ты мне можешь доложить?
Уверенный, что говорит с начальником генштаба (на самом деле телефонистка соединила все-таки с его первым замом Ахромеевым, находящимся не в Москве, а в узбекском Термезе) полковник Колесник передает свои замечания к плану генералов.
— Я начал докладывать, что объект находится на господствующей высоте, задачу по его охране и обороне выполняют рота личной охраны, бригада охраны, и от ударов с воздуха дворец прикрыт зенитным полком. Орудия и пулеметные установки полка находятся на позициях, которые позволяют вести огонь по наземному противнику в случае такой надобности. Общая численность данных воинских частей составляет около двух с половиной тысяч человек. Кроме того, не исключена возможность вмешательства двух танковых бригад, расквартированных под Кабулом. Я сказал, что в случае прибытия к дворцу, пусть и с некоторым опозданием, хотя бы одного танкового батальона, остановить его будет нечем ввиду отсутствия противотанковых сил и средств. Я объяснил, что батальоны бригады расквартированы в трех городках. Для блокирования каждого нужно не менее роты, а также рота для штурма дворца. Заканчивая доклад, я сказал, что, исходя из вышеизложенного, мне необходима рота десантников и взвод ПТУРС, — вспоминает Колесник.
Голос в трубке интересуют все детали предстоящего штурма. Он делает замечания, дает указания и обещает обеспечить необходимые силы.
На выходе из переговорной кабины генерал Магометов бросает Колеснику:
— Ну, полковник, у тебя теперь или грудь в крестах, или голова в кустах.
Главный военный советник Магометов ставит задачу командиру мусульманского батальона Холбаеву: забрать некого человека в месте, координаты которого укажет КГБ, и привезти в расположение отряда.
В случае проблем на маршруте этот человек не должен попасть живым в руки афганцев, то есть Холбаев должен погибнуть после него.
Холбаев обещает, что доставит его живым и здоровым.
Советские солдаты на афганской границе, не зная о том, проводят свой последний спокойный вечер. Перед отбоем сержант-понтонер Николай Нестеренко записывает в дневнике:
«Впервые попробовал „насвай“. Этот зеленый порошок, что кладется под язык, здесь очень популярен даже у детей. Кайфу никакого, а плюешься как верблюд. Папиросы с „травкой“ гораздо смешнее. Старшине за вредность бросили в печную трубу горсть патронов — фейерверк и бесплатное шоу. „Правда“ пишет о досужих вымыслах насчет советских войск на границе с Афганистаном. Значит, нас здесь нет?»
Главная газета СССР «Правда», которую сегодня читал сержант Нестеренко, действительно категорически отвергает «слухи» о вводе войск в Афганистан:
— В последнее время западные, особенно американские, СМИ распространяют заведомо инспирированные слухи о некоем «вмешательстве» Советского Союза во внутренние дела Афганистана. Дело доходит до утверждения, что на афганскую территорию будто бы введены советские «боевые части». Всё это, разумеется, — чистейшей воды вымысел.
Два понтонно-мостовых полка начинают наведение наплавного понтонного моста через реку Амударью в районе узбекского города Термеза.
По ту сторону реки — Афганистан. Выражение «побывать за речкой» в ближайшее десятилетие в войсках будет означать «на афганской войне».
Соотношение сил «мусульманского» батальона и охраны дворца Амина настолько не в пользу советского отряда, что выполнить задачу можно только военной хитростью. «В противном случае им никому живыми не уйти», — заключает начальник нелегальной разведки КГБ Юрий Дроздов.
Чтобы усыпить бдительность афганцев, мусульманский батальон начинает постоянные «учения»: выход по тревоге, занятие обороны, стрельбу холостыми, высадку десанта из бронетехники на ходу.
На кабульском аэродроме Хаджи Раваш собирается верхушка аппарата военных советников: генералы Магометов, Иванов и Гуськов.
— Озабоченное ожидание. Наконец, звонок из Москвы. Все спешат в будку, — передает атмосферу полковник из главного управления боевой подготовки Е. Чернышев.
В войска поступает приказ № 312/1/030 — перейти советско-афганскую границу.
Главнокомандующему Военно-воздушными силами
Командующему войсками Туркестанского военного округа
Командующему воздушно-десантными войсками
Главнокомандующему Сухопутными войсками
Главнокомандующему войсками ПВО страны
Начальнику оперативной группы Генерального штаба (г. Термез)
Переход и перелет государственной границы Демократической Республики Афганистан войсками 40-й армии и авиации ВВС начать в 15.00 25 декабря 1979 года (время московское).
Министр обороны СССР
Маршал Советского Союза Д. Устинов
Военные советники с облегчением выходят из переговорной кабинки: «Всё, наконец, решение принято, можно действовать», — описывает их настрой полковник Евгений Чернышев.
Генералы начинают бурно обсуждать задачи «по поддержанию спокойствия в кабульском гарнизоне», то есть, по нейтрализации афганских воинских частей на период ввода войск. Также признано необходимым перехватить контроль над всем афганским ПВО, чтобы обеспечить высадку советских десантников в Кабуле и Баграме.
За несколько часов до ввода войск в мусульманском батальоне случается ЧП. К его расположению подъезжает машина с афганцами в гражданском. Они завязывают разговор с постовым, неожиданно захватывают и увозят его. Комбат Холбаев и его ближайшие помощники бросаются в погоню.
Афганцев, захвативших пленника, настигают в доме неподалеку. Командир мусульманского батальона Холбаев забирает своего бойца и возвращает в расположение отряда.
Хоть простой солдат и не мог знать о штурме, главный военный советник Магометов нервничает: «О чем они там говорили?»
Из Баграма на усиление мусульманского батальона прибывает знаменитая в будущем 9-я рота. Ее переодевают в афганскую форму.
— Форма была в основном маленькая, а у меня самый маленький солдат был ростом 178 см. Но ничего, переоделись, — вспоминает командир роты В. А. Востротин.
Первые советские батальоны пересекают границу с Афганистаном по понтонному мосту через реку Амударью в районе города Термез.
4-й батальон чирчикской десантно-штурмовой бригады без остановок едет захватвать Саланг — единственный горный перевал, через который можно добраться до Кабула.
На афганском берегу Амударьи советские войска встречает импровизированный митинг.
— Спасибо вам, русские солдаты, — заявляет с трибуны афганский генерал, — что первая машина, съехавшая на афганский берег, была не танком, а грузовиком с вашей русской землей!
«А для нас это была всего лишь глина, необходимая для подсыпки берегового звена», — вспоминает сержант-понтонер Николай Нестеренко
В Афганистан вступает вновь сформированная 40-я армия генерала Тухаринова. В её составе сухопутную советско-афганскую границу пересекают 5-я, 108-я и 201-я мотострелковые дивизии, пять отдельных бригад, четыре отдельных полка, трубопроводная и материального обеспечения бригады.
Военно-транспортная авиация СССР начинает переброску 103-й воздушно-десантной дивизии в афганские Кабул и Баграм.
В следующие двое суток 343 рейса перевезут через границу 7700 человек, 894 боевых машин и тысячу тонн грузов.
На аэродромы Кабула и Баграма прибывают первые советские самолеты. Среди их «пассажиров» — целая 103-я воздушно-десантная дивизия.
«Полно иностранных корреспондентов. Щёлкают фото прибывающих советских самолётов и наших военных», — запишет в дневнике востоковед Владимир Пластун.
— На смотровой площадке аэропорта Кабул пассажиры, индусы и пакистанцы, в ожидании своего рейса наблюдали за реальным десантированием Советской армии. Самолеты садились с минимальными интервалами, не выключали двигатели, притормозив, начинали разгрузку. Толстобрюхие транспортники освобождались от бронированных машин, вооружения, десантников и без промедления уходили на взлет, — запишет в дневнике впечатления этого дня военный советник, полковник ВВС Валерий Аблазов
Механик афганской 15-й танковой бригады Мухаммад Захир смотрит вместе с сослуживцами новости по телевизору.
— Приземляются большие самолеты. Что в них? — спрашивает Амина корреспондент.
— Самолеты наших друзей привозят товары первой необходимости, — отвечает глава Афганистана
Капитан Николай Антамонов на диспетчерской вышке аэропорта Баграма принимает заходящие на посадку военные транспортники. Вдалеке он замечает две вспышки и немедленно сообщает о них на аэродром Кабула, но оттуда не следует никакой реакции.
— Они просто не знали, сколько бортов к ним шло, приземлились три — значит так и надо. Вспомнили о моей информации, когда в Чимкент одна машина не вернулась, — сетует Антамонов.
Пулеметчик Владимир Королев, только что выскочивший в Баграме из салона Ил-76 и обеспечивающий съезд на землю боевых машин десанта, слышит сильный грохот. В нескольких километрах от аэропорта над горами растет огромное зарево.
Оперативная группа ВВС в Кабуле во главе с полковником Скидановым, учитывающая прибывающие транспортные самолеты, обращает внимание на отсутствие доклада о посадке очередного Ил-76. Офицеры запрашивают оперативную группу в Москве, но получают лишь выволочку «за невнимательность»
Посол СССР в Непале Абдурахман Везиров получает телеграмму, в которой ему предписывается посетить непальского премьера или министра иностранных дел и от имени советского правительства заявить следующее:
«Как хорошо известно повсюду в мире, в том числе и правительству Непала, в течение длительного времени имеет место вмешательство извне во внутренние афганские дела, в том числе и с прямым использованием вооруженной силы. Совершенно очевидно, что целью этого вмешательства является ниспровержение демократического строя, установленного в результате победы Апрельской революции в 1978 году. Афганский народ, его вооруженные силы активно отражают эти агрессивные акты, дают отпор покушениям на демократические завоевания, суверенитет и национальное достоинство нового Афганистана. Однако акты внешней агрессии продолжаются, причем во все более широких масштабах, из-за рубежа и по сей день засылаются вооруженные формирования, оружие.
В этих условиях руководство государства Афганистан обратилось к Советскому Союзу за помощью и содействием в борьбе против внешней агрессии. Советский Союз, исходя из общности интересов Афганистана и нашей страны в вопросах безопасности, что зафиксировано также в Договоре о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве от 1978 года, интересов сохранения мира в этом районе, откликнулся положительно на эту просьбу руководства Афганистана и принял решение направить в Афганистан ограниченные воинские контингенты для выполнения задач, о которых просит руководство Афганистана. При этом Советский Союз исходит из соответствующих положений Устава ООН, в частности статьи 51, предусматривающей право государств на индивидуальную и коллективную самооборону в целях отражения агрессии и восстановления мира.
Советское правительство, информируя обо всем этом правительство Непала, считает необходимым также заявить, что после отпадения причин, вызвавших эту акцию Советского Союза, он намерен вывести свои воинские контингенты с территории Афганистана.
Советский Союз вновь подчеркивает, что, как и прежде, его единственным желанием является видеть Афганистан в качестве независимого, суверенного государства, проводящего политику добрососедства и мира, твердо уважающего и выполняющего свои международные обязательства, в том числе и по Уставу ООН».
Командующего ВДВ Сухорукова (на фото слева) вызывает начальник генштаба Огарков. Он уже знает, что один из Ил-76 потерян над Афганистаном.
— Что будем делать?
— Продолжать десантирование и выполнять поставленную задачу, — отвечает Сухоруков.
— Хорошо, министру я уже доложил.
В ночное время мусульманский батальон переходит на новые методы «приучения» афганцев к своей активности. Отряд постоянно перемещает БТР и БМП и запускает сигнальные ракеты. Последнее вызывает беспокойство охраны дворца.
В расположение мусульманского батальона приезжает правая рука Амина — глава его охраны Сабри Джандад. Его уверяют, что идут тренировки по обороне дворца. Джандад в ответ просит солдат, чтобы они не слишком шумели: двигатели бронетехники мешают главе Афганистана спать.
Москва требует от оперативной группы ВВС выяснить, куда исчез Ил-76. Офицеры узнают у экипажа следующего по счету самолета, что при подходе к Кабулу слева по курсу тот наблюдал яркую вспышку, как от взрыва. Становится ясно, что Ил-76 с 43 военными на борту потерпел катастрофу.
Транспортные самолеты продолжают прибывать всю ночь и весь день. Горожане, задирая голову, с интересом наблюдают за самолетами. Офицеры-афганцы спрашивают у своих советников, что это означает? Им поясняют, что для афганской армии везут боеприпасы и оружие. Они понимающе улыбаются.
Подразделения разъезжаются с аэродромов каждое в своем направлении. Советская техника появляется и в микрорайонах, где живут семьи военных советников. Натерпевшись тревог за этот год, теперь они рады: «Пришли наши — все страхи позади», — запишет в дневнике полковник В. Аблазов.
Жительницы микрорайона военных советников узнают, что прибывшие солдаты две недели маются по снегам, мерзнут в броне и о горячей пище вспоминают только во сне. Для них быстро организуют суп. Некоторых удается затащить в гости, дать возможность умыться и нормально поесть.
Десантники не сразу справляются с таким «нападением», ведут себя напряженно и осторожно. Готовились они совсем к другому…
Зато дети облепляют боевые машины и безудержно лезут общаться. Местные афганцы тоже дружелюбны к пришельцам: угощают мандаринами, чаем, сигаретами.
Командир мусульманского батальона Холбаев едет забирать человека, которого ему приказано (https://t.me/novosyolov/6893) не отдавать живым в случае неприятностей. Но в условленном месте пригорода Кабула его встречает не один, а целых трое. Это видные противники Амина, ещё недавно имевшие посты в правительстве: вице-премьер Мохаммад Ватанджар, министр связи Саид Гулязбой и глава госбезопасности Асадулло Сарвари (все трое теперь уже уволены). Они тепло обнимают Холбаева.
Будущих министров, которые должны сменить правительство Амина, везут в расположение мусульманского батальона, расквартированного по соседству с его же собственной резиденцией.
На подъезде к дворцу машину неожиданно останавливают охранники-афганцы.
Охранники Амина требуют открыть кузов, дверь которого опечатана. Внутри — будущие министры. Бойцы Холбаева направляют на охранников автоматы. Сам командир говорит, что везёт секретные документы и открывать нельзя.
Начальник караула уступает его решительности и открывает шлагбаум.
В расположении мусульманского батальона будущее правительство Афганистана помещают в землянку под охрану спецназа «Гром». Все оставшееся время еду им будет приносить один и тот же солдат, а в туалет будущих министров будут выводить только ночью.
На советско-афганской границе к сержанту-понтонёру Николаю Нестеренко обращается знакомый переводчик из советского посольства. Говорит, что снимки, которые тот вчера тайно сделал на строящемся мосту, бесценны. Конечно, если их продать за рубеж.
«Естественно, я отказался. Мы комсомольцы и патриоты своей Родины», — запишет в дневнике возмущенный сержант.
Генерал Магометов вновь собирает военных советников. Приказывает им ни при каких обстоятельствах не допустить выступления афганских частей против советских войск.
— В каждом батальоне был один советник. Мы уважали этих людей, верили им. Накануне они лично проверяли боеготовность танков. Когда же через 4 дня после ввода войск мы получили команду выгрузить из машин боеприпасы, вдруг обнаружили, что все ударники в орудиях вынуты. Это сделали перед 27 декабря советники, — делится своим изумлением механик из афганской 15-й танковой бригады Мухаммад Захир.
Начальник афганского генштаба требует объяснений по поводу ввода войск в количестве, явно превышающем договоренности.
Главный военный советник Магометов выезжает к нему с коронным аргументом: схемой размещения советских войск в окрестностях Кабула для его обороны от мятежников.
В Кабуле запущены слухи об ожидающемся нападении мятежников. Это убеждает афганские власти в искренности советского руководства.
«Интересно, в начале войска ввели, а потом правительству стали давать объяснения, что выполняется их просьба», — запишет в дневнике полковник Чернышев.
За дворцом Амина продолжается круглосуточное наблюдение. Каждую ночь разведчики ползут по камням как можно ближе, один успел даже в клочья изорвать меховой костюм. «Он нам потом целый год не давал покоя — не могли списать», — вспоминает начальник нелегальной разведки КГБ Дроздов.
Для завершения подготовки не хватает плана штурмуемого здания. В него удается провести разведчиков, которые все внимательно осматривают и составляют поэтажный план дворца.
Спецназовцы «Грома» и «Зенита» проводят разведку огневых точек охраны, расположенных на ближайших высотах.
Помимо дворца в Кабуле предстоит захватить еще целый ряд объектов. Разведрота выходит в город на разведку подступов к «Радио Афганистана». Она изучает прилегающую к нему территорию, расположение охраны, определяет места для засад гранатометчиков, позиции взводов и каждой БМД.
В Кабул прилетает командир спецназа «Зенит» Григорий Бояринов.
— Григорий Иваныч, мы приехали — понятно, а ты чего приехал? Ты ведь уже повоевал, — спрашивает бывалого фронтовика подполковник Голубев.
— Война не закончена! Обстановка тяжёлая. Поверь, тут будет большая бойня!
По возвращению с разведки у «Радио Афганистана» роту инспектирует полковник Чернышев (на фото).
— Люди свои задачи знают хорошо. Настроены отлично. В одном взводе нет командира. Предлагаю на его место себя, улыбаются, отказываются, в себе уверены, — запишет в дневнике Чернышев.
От полковника Чернышева требуют из Москвы фамилии погибших в катастрофе Ил-76. Выясняется, что списки на весь полк как раз-таки и находились в этом самолете, поэтому определить фамилии невозможно.
На фото: район гибели Ил-76 на высоте 4269 метров, в 36 километрах от Кабула.
Начальник физподготовки Среднеазиатского ВО Карасенко звонит альпинисту Ерванду Ильинскому.
— Собери ребят. Желательно холостых. Надо срочно выезжать в командировку — на спасработы.
— Что случилось? Какая разница, семейные или холостые?
— Ну… это дело такое… мало ли что…
Альпинист Ильинский (на фото) звонит в Москву знакомому, который должен быть в курсе дела:
— Куда едем?
— Не имею право ничего говорить
— Но я ведь должен взять какое-то снаряжение! Дай мне хоть высоту! Категорию сложности!
— Ориентируйся на шесть тысяч, четвертая категория…
Ильинский обзванивает сильнейших альпинистов Казахстана: Юрия Попенко, Вадима Смирнова, Николая Пантелеева, Григория Лунякова, Сергея Фомина, Казбека Валиева, Валерия Хрищатого.
— Они могли отказаться. Но как отказаться от спасработ? У нас это не принято, — вспоминает Ильинский.
Накануне штурма мусульманский батальон устраивает прием для командования охраны дворца. Готовят плов, для которого на базаре закуплена всевозможная зелень.
Туго со спиртным, но выручают кагэбэшники: привозят ящик «Посольской» водки, коньяк, деликатесы. Стол получается на славу.
На прием приходят 15 начальников из охраны дворца во главе с командиром и замполитом.
Звучат тосты за советско-афганскую дружбу, за боевое содружество. Советские пьют гораздо меньше, а иногда солдаты, обслуживающие на приеме, вместо водки наливают в рюмки своих офицеров воду.
Во время приема афганцев стараются разговорить.
— Под русскую водочку всегда очень душевно беседуется. Замполит бригады, видимо, не рассчитал свои силы и утратил «революционную бдительность». Полагая, что за этим столом все друзья, он в порыве откровенности рассказал, как Джандад, начальник связи и он подушками удавили [смещенного Амином главу Афганистана] Тараки. Когда комбриг услышал, что несет его комиссар, он пришел в ярость, схватил его за грудки, но потом быстро пришел в себя и извинился перед нами, сказав, что его заместитель выпил лишнего и сам не понимает, что говорит. Конечно, мы и виду не подали, что нас это высказывание пьяного афганца каким-то образом заинтересовало, но на следующий день в Москву ушло сообщение о факте убийства Тараки как по линии КГБ, так и по нашей линии. Информация была очень важной, поскольку Амин, ведя переговоры с руководством СССР, использовал жизнь Тараки, как козырную карту. Он обещал сохранить ему жизнь в обмен на ввод наших войск в то время, как Тараки был уже мертв. Думаю, что эта информация помогла нашему правительству действовать более решительно, — вспоминает полковник Василий Колесник.
Глава нелегальной разведки КГБ Дроздов и подполковник ГРУ Швец в последний раз отрабатывают план штурма силами штурмовых групп «Гром» и «Зенит», обеспеченных внешним и внутренним кольцами окружения мусульманского батальона. Особое внимание уделяют вопросам связи и взаимодействия.
Кабул живет обычной жизнью. Оживленные торговые ряды, многолюдные улицы.
Начинается короткий рабочий день перед мусульманским выходным — пятницей. После обеда многие афганские военные должны уйти из частей в город, к своим семьям.
На советско-афганской границе сержант Николай Нестеренко обнаруживает вокруг палаток соседей шкурки от апельсинов.
«Всем понятно, что в порт Хайратон завезли цитрусовые и наши снова немножко пограбили „оскаров“ — афганских солдат, охранявших порт. На всю охрану у них был один автомат ППШ, да и тот хранился в караулке. А на посты „оскары“ выходили с палками», — объясняет Нестеренко.
Группа высших офицеров во главе с генералом А. А. Егоровым обследует на вертолете Ми-8 предполагаемый район катастрофы Ил-76. Из-за сильного снегопада точного места падения найти не удается, и группа возвращается на аэродром ни с чем.
Подполковник ГРУ Швец приезжает к главе охраны дворца Сабри Джандаду якобы с приглашением на день рождения одного из своих офицеров (там запланирован захват всего руководства охраны).
Однако Джандад отвечает, что они смогут присоединиться только вечером. Швецу удается лишь отозвать из батальонов охраны «на день рождения» своих военных советников, чтобы им не причинили вреда во время операции.
Никто из главных военных советников не решается подписать окончательный план штурма. Они лишь напутствуют полковника Колесника словами: «Действуйте!»
— Ясно было, что в то время, когда мы решали, как выполнить задачу, поставленную руководством страны, эти хитрецы думали о том, как избежать ответственности в случае неудачи нашей акции, — вспоминает Колесник.
Прямо в присутствии этих не слишком бравых генералов он пишет на документе: «План устно утвержден главным военным советником С. Магомедовым и главным военным советником КГБ Б. Ивановым. От подписи отказались», — и подписывает сам.
Будучи старшим по званию, глава нелегальной разведки КГБ Дроздов приглашает раздосадованного руководителя штурма Колесника в баню при посольской гостинице.
— По старому обычаю помылись, сменили белье, молча выпили бутылку коньяку. Впереди нас ждал бой, — вспоминает Дроздов.
Альпинисты собирают снаряжение и продукты перед выездом на аэродром.
— Взяли спирта литров пятнадцать. Надеялись, кого-то найдем живым — надо будет растирать спиртом обмороженных. Помогать оказалось некому, но спирт к Новому году пришелся к месту, — вспоминает Ерванд Ильинский.
После бани Дроздов заходит к своему руководству. Главный военный советник КГБ Иванов связывается с Центром и передает ему трубку. Говорит Юрий Андропов:
— Ты сам пойдешь? — спрашивает он. Дроздов отвечает утвердительно. — Зря не рискуй, думай о своей безопасности и береги людей.
Глава Афганистана Хафизулла Амин пребывает в эйфории. Он наконец-то добился ввода советских войск! Теперь мятежники больше не угроза.
На радостях Амин устраивает во дворце торжественный обед.
Еще один повод обеда — возвращение из Москвы афганского коммуниста Панджшери, заверяющего Амина:
— В Кремле удовлетворены нашей версией смерти Тараки и сменой лидера страны. Визит еще больше укрепил отношения с СССР. Там подтвердили, что окажут Афганистану широкую военную помощь.
На столы подают шурпу, афганские пельмени ашак и гранатовый сок. Никто даже не догадывается, насколько ответственно повар отнесся к приготовлению блюд, ведь это внедренный на кухню Амина советский агент Михаил Талебов.
Амин торжественно объявляет гостям:
— Советские дивизии уже на пути сюда. Всё идет прекрасно. Я постоянно связываюсь по телефону с товарищем Громыко, и мы сообща обсуждаем вопрос, как лучше сформулировать для мира информацию об оказании нам советской военной помощи.
Из-за расстройства желудка Амин ест мало. Тем не менее, вскоре после обеда его и всех гостей начинает резко клонить в сон, самочувствие ухудшается.
— Может быть, нам что-то в еду подсыпали? Не яд ли это? Кстати, кто твой повар? — спрашивает его министр финансов Абдул Мисак.
— Не волнуйся, — отвечает Амин. — И повар, и врач-переводчик у меня советские.
В ответ на слова Амина о «надежном» советском поваре, министр финансов лишь пожимает плечами и спешит на свежий воздух. Снаружи — снег, погода морозная, и ему сразу легчает. Быстро распрощавшись, он уезжает в министерство и, едва опустившись в кресло, мгновенно и глубоко засыпает.
Жена Амина, не евшая за обедом, остается в сознании. Вызванный ею начальник охраны Джандад требует во дворец главу центрального госпиталя афганской армии, подполковника Велаята Хабиба. Также он приказывает усилить охрану дворца и привести кабульский гарнизон в боевую готовность.
На всех парах во дворец прилетают начальник Центрального госпиталя афганской армии Велаят Хабиб и его главный хирург Тутахель Абдул Каюм. Они сразу обнаруживают у Амина отравление.
Секретность операции столь высока, что о ней не знает даже начальник политотдела аппарата Главного военного советника Татушкин. Узнав о недомогании Амина, он отправляет во дворец высококвалифицированных врачей советского посольства, фактически срывая акцию по его отравлению.
Прибыв во дворец, советские врачи во главе с главным терапевтом поликлиники посольства Виктором Кузнеченковым начинают буквально доставать Амина с того света.
Не подозревая об этом, они делают неизбежным вооруженный штурм дворца, внутри которого сами и находятся.
Глава охраны дворца Джандад получает информацию о готовящемся штурме. Он не верит своим ушам, но посылает группу офицеров разведать происходящее в мусульманском батальоне. Советские военные тут же замечают слежку и немедленно докладывают руководству операцией.
Советские военачальники подозревают, что их план раскрыт. Из Центра через посольство приходит приказ приступить к штурму через час. Глава нелегальной разведки КГБ Дроздов и руководитель штурма Колесник немедленно собирают всех командиров в комнате Дроздова на втором этаже казармы.
Дроздов открывает совещание командиров штурмового отряда. Дает политическую оценку обстановки. Называет Амина агентом ЦРУ. Раскрывает (менее, чем за час до назначенного штурма) поставленную задачу.
Полковник Колесник (на переднем плане) отдает конкретные боевые приказы каждой отдельной штурмовой группе.
— Я внимательно смотрел на лица офицеров. Все собранные, немного напряженные. В каждом чувствовалась дисциплина, воля и решительность, — вспоминает генерал Дроздов.
В штурмовом отряде закипает подготовка к операции: задачи доводятся до подчиненных, организуется взаимодействие групп, устанавливаются новые радиочастоты и позывные, выдаются индивидуальные перевязочные пакеты, проверяется организация управления отряда и каждого его подразделения.
Полковник Колесник ставит задачу командиру одной из рот Владимиру Шарипову:
— Стартанешь на пяти машинах. Сразу же с началом движения откроешь огонь из всего оружия. Оцепишь здание так, чтобы никто не ушел. Внутри будет Комитет действовать, а твое задание — никого не упустить!
«Никого — это, в первую очередь, самого Амина», — поясняет в своих воспоминаниях Шарипов.
Генерал Дроздов предлагает лейтенанту Шарипову (на фото справа) посмотреть альбом со схемой здания.
— Дайте его в группу! — просит лейтенант.
— Нельзя! — мотает головой генерал. — И запомни! Нам отступать некуда. Я тебя, если неудача случится, в лучшем случае смогу сделать перед афганцами психом-дурачком. Смотри, чтоб Амин не ушел! Не дай Бог, объявится в другой стране!
Перед самым штурмом выясняется, что у спецназа «Зенит» (на фото) нет бронежилетов. Мусульманскому батальону приходится отдать свои 30 штук.
Зато в брониках полный достаток на пункте управления. О прибытии туда важных лиц в белых бронежилетах упоминает полковник Евгений Чернышев.
У большинства бойцов приказ о штурме государственной резиденции никаких чувств не вызывает: надо значит надо.
— После обеда нас построили, объявили, что Амин предатель и мы должны выполнить задание Родины. Каких-то особенных чувств у меня тогда не было, — вспоминает Б. Хамза.
Лишь самый старший боец штурмового отряда, 42-летний Геннадий Зудин испытывает дурное предчувствие.
— Перед началом штурма он решил поначалу всё скрупулезно записывать: кому две гранаты дал, кому — три, кому — сколько-то патронов. А потом плюнул и говорит: «Да берите всё подряд, чего хотите». И мы взяли весь боекомплект. Какая-то отрешенность была в человеке. Такое ощущение, что он прямо из жизни уходит. Он у нас в группе «дедом» считался — 42 года. Наверное, жизненный опыт сказывался. Видимо, с годами человек тяжелее переживает ситуации, связанные с риском для жизни. Я тогда этого не понимал. Сейчас понимаю, — вспоминает командир одной из подгрупп, будущий командир «Альфы» Виктор Карпухин.
Несмотря на то, что «час Ч» наступил, приказа о непосредственном начале штурма не поступает. Весь день его будут переносить: сначала сразу на 22:00, затем на 21:00, на 20:00 и лишь в конечном итоге на 19:30, вспоминает командир мусульманского батальона Хабиб Холбаев.
Замначальника политуправления армии Афганистана обращается к командирам с призывом вызвать всех преданных партии офицеров на свои рабочие места.
Советские военные советники, приставленные к этим командирам, немедленно докладывают об этом своим руководителям.
Альпинисты приезжают на аэродром Алма-Аты. Их встречает генерал:
— В командировку летите, ребята?
— Летим.
— Документы, наверное, взяли с собой.
— А как же!
— Ну что, ребята, приказ такой: паспорта сдать, оружие получить!
По команде альпинистам приносят ящик с пистолетами.
Альпинисты допытывают генерала: «Куда летим?» Тот пожимает плечами: не знаю, мол. Другие военные подают намек, что какая-то авиакатастрофа в районе Душанбе.
С ящиком пистолетов и объёмом медикаментов, которыми можно вылечить полгорода, самолет взлетает с аэродрома Николаевка.
В самолете с альпинистами звучит сирена и «металлический» голос: «Пролетаем над государственной границей Советского Союза». Они заходят в кабину пилотов:
— Ребята, куда летим-то?
— Как куда? В Кабул.
— Так в Душанбе же надо было нам?
— У нас команда — в Кабул.
При посадке альпинисты прилипают к иллюминаторам: взлетная полоса окружена военными палатками, а по периметру стоят боевые машины.
— Видно было, что это не мирный аэродром, а настоящий военный плацдарм, ощетинившийся оружием в сторону гор, — вспоминает Евранд Ильинский.
По прилету альпинистов сразу ведут в штаб ВВС. Там наконец объясняют, что разбился Ил-76. Надо собрать останки, найти черный ящик, документы…
Предупреждают: «Здесь всё довольно серьезно. Крикнут «стой!» — надо стоять, иначе эти афганцы и пристрелить могут, как нечего делать!».
Здесь же, при штабе ВВС альпинистам ищут комнату на ночь.
Сопровождающий их полковник бракует одну за другой:
— Эта простреливается, не подходит… Эта тоже…
— Какой там «простреливается»! Нам переночевать да поехали, — возражает старший группы Ильинский.
— Не все так просто!
Альпинистам наконец находят подходящую комнату. Только они успевают заварить чай, к ним заходит седовласый мужчина, называет себя «генералом Орловым»:
— Ребята, тут минут через двадцать стрельба начнется. Но вы пейте себе чай спокойно, не обращайте внимания. Только дверь закройте на щеколду. Если кто постучится, подойдите и так, из-за угла, спросите, кто там. Если на русском обратятся, тогда надо будет помочь. Если на ломаном русском или по-арабски — стреляйте прямо через дверь.
— Вы с ума сошли, мы же застрелить кого-то можем!
После трех часов упорных попыток советских врачей привести Амина в чувства он наконец-то открывает глаза:
— Почему это случилось в моем доме? Кто это сделал? Случайность или диверсия?
Близкие главы Афганистана по-прежнему остаются в бессознательном состоянии.
Из расположения советского отряда на грузовике ГАЗ-66 выдвигается группа капитана Сахатова. Ее задача — «снять» из снайперских винтовок часовых, находящихся на пути штурмовых групп, и овладеть танками, вкопанными на высотах вокруг дворца Амина.
Командиру афганской бригады, расквартированной под Кабулом, капитану Ахмадджану поступает приказ ввести в столицу 1-й батальон. Личный состав бросается к танкам. Мгновенно начинают реветь их двигатели.
Однако командир бригады, при котором неотлучно находится советский военный советник Пясецкий, приказа о выходе батальона пока не отдает.
— Объявили тревогу. Мы начали получать оружие и строиться. Что случилось, мы не знали. Думали, что опять какие-то беспорядки. Тогда постоянно так было, что ни выходные, так какая-то заварушка: то бунт в какой-нибудь части кабульского гарнизона, то демонстрации. Нас приводили в боевую готовность, но воевать нам не приходилось. Поэтому мы на этот раз подумали, что просто побудем некоторое время в боевой готовности, и на этом все закончится, — вспоминает боец афганской национальной гвардии Абдул Рашид Седигзай.
Проезжая мимо расположения 3-го батальона афганцев, группа Сахатова видит, что он получает оружие и строится. Сахатов приказывает подъехать поближе и подзывает командира батальона. Как только тот подходит, советские бойцы захватывают его и скрываются с места.
— Все наши командиры доверяли советским военным. Поэтому, когда советский офицер подозвал нашего командира, тот пошел к машине без всяких предосторожностей. Он еще не успел подойти, как его схватили и забросили в машину. Для нас это было настолько неожиданно, что мы не сразу поняли, что нужно делать, — вспоминает боец национальной гвардии Абдул Рашид Седигзай.
Начинается погоня. Группа Сахатова с захваченным афганским комбатом доезжает до небольшого арыка, выскакивает из грузовика и занимает оборону.
— Через некоторое время кто-то из офицеров пришел в себя и приказал преследовать машину. Многие побежали, но все еще были настолько в шоке, что даже не думали, что они делают, и побежали толпой. Поэтому, когда советские начали стрелять, много солдат было убито и ранено. Только после этого люди стали приходить в себя: начали искать укрытие, осознанно стрелять в цель. Но в этот момент на нас вышли штук 15 бронемашин. Они стреляли по нам из всех стволов. Мы тоже не сразу поняли, что это советские машины. Когда стрельба утихла, мы услышали, как люди у машин говорят по-русски, — вспоминает боец национальной гвардии Абдул Рашид Седигзай.
— Когда афганцы начали преследование, мы открыли огонь на поражение. Так как место было открытое, и они были у нас как на ладони, то и потери у них были большие, — вспоминает капитан А. Джамолов.
Группе из семи БМП ставят задачу: двумя машинами сбить внешние посты охраны и подавить караульное помещение, а на остальных прорваться к дворцу и запустить внутрь спецназ «Гром» для убийства Амина.
— Нам уточнили задачу: доставить ко дворцу офицеров КГБ и окружить его. Внутрь не входить, живым никого из афганцев не выпускать, — вспоминает лейтенант Хамидулла Абдуллаев.
Изготовившиеся к броску БМП выстроены в колонну. Спецназовцы из «Грома» достают бутылку, разливают по сто грамм.
— Часы отсчитывали последние мирные минуты. Или пан, или пропал! А внутри было нехорошо до тошноты. Был все же страх, был! — вспоминает лейтенант Владимир Шарипов.
Лейтенант Шарипов подзывает водителя первой БМП:
— Иди-ка сюда! — дает кружку.
Боец нюхает и смотрит на него.
— Это ж водка! — удивленно отвечает солдат: шутит, что ли, командир?
— Пей давай!
— Спасибо, товарищ старший лейтенант! — убегает к машине повеселевший солдат.
Группа диверсантов КГБ подъезжает к колодцу центрального узла секретной связи между военными и гражданскими объектами Кабула. Их УАЗ как бы случайно «глохнет» прямо над его люком. Пока к машине не спеша идет афганский часовой, диверсанты успевают опустить в люк взрывчатку.
Через 5 минут после того, как УАЗ диверсантов «чудесным образом» заводится и покидает место над центральным узлом секретной связи, гремит взрыв. Не только военные объекты, но и весь Кабул остается без телефонной связи.
Звук взрыва становится сигналом к началу боевых действий.
С оглушительным взрывом узла секретной связи и шумом боя группы Сахатова дальнейшие меры по внезапности утрачивают смысл. Командир мусульманского батальона Холбаев двумя красными ракетами и по радиосети подает сигнал к штурму.
На дворец Амина обрушивается шквал огня.
Советник Пясецкий просит афганского комбрига, построившего танковый батальон, еще раз связаться с командованием и уточнить задачу. Но связи больше нет. Это становится поводом для советника предложить комбригу проверить состояние телефонного провода на территории бригады. На это уходит еще 30 минут.
— Когда стемнело, началась стрельба. Экипажи бросились к машинам. Но танки не вышли за КПП. Командир дал приказ остаться на местах. Сейчас он в тюрьме… К нам пришел заместитель начальника политотдела. С ним был советник. Они собрали всех поговорить. В это время ваши БМД окружили танки и казармы. Блокировали парк, — вспоминает гвардеец Мухаммад Захир.
БМП рвутся к дворцу, обстреливая все его окна, каждое из которых «закреплено» за конкретной машиной. В ответ по ним начинают бить из крупнокалиберных пулеметов.
— Вдруг слышу какой-то дробный звук. Думаю: двигатель, что ли, застучал? Оказывается, осколки и пули по броне. И чем дальше мы едем, тем больше долбят. Я потом, после боя, фальшборт на своей БМП оглядел — решето! Самое настоящее решето, дуршлаг, хоть макароны отбрасывай, — вспоминает боец спецназа «Гром» С. В. Кувылин.
Зенитные самоходки «Шилка» (на фото) бьют по дворцу насколько низко, что первая БМП попадает под их «дружественный» огонь. Вот как об этом вспоминает раненый ими лейтенант Х. Абдуллаев.
…Идем по серпантину на приличной скорости. В пути «наматываем» на гусеницы нескольких гвардейцев. «Шилки» работают по дворцу. На линии огня самоходок получаю первое ранение. Снаряд влетает между катками, пробивает корпус и уже на излете утыкается в пятку левой ноги. Тупой удар. Боли не чувствую, но в сапоге начинает хлюпать кровь.
Механик докладывает: «Двигатель заглох — поврежден воздухопровод». Приказываю: «Запускай аккумулятором». Удалось! Продолжаем движение. Тараним ворота рядом с караульным помещением и въезжаем на площадку перед Тадж-Беком (дворцом Амина — прим.). На ней стоят с десяток новеньких ГАЗ-24. Мы их давим. Останавливаемся.
Изо всех окон дворца личная охрана Амина обстреливает нас. Десант спешивается и идет на штурм. Откидываю крышку люка и хватаюсь руками за ее края, чтобы выбраться наружу. В этот момент пуля из автомата насквозь прошивает кисть левой руки. Вторая очередь разбивает приклад АКМ. Это спасает от третьего ранения. Опускаюсь на место. Достаю из подсумка гранату, бросаю, но она не долетает. Швыряю вторую, попадаю в окно.
Сделал себе два укола промедола, второй шприц взял у механика-водителя. Злюсь на самого себя: наши дерутся, а я ранен.
Сколько было офицеров КГБ, не знаю, но хорошо запомнил одного из них — Алексея Баева. Мы вместе лечились в госпитале. Парень в рубашке родился: пуля насквозь пробила ему шею, не задев жизненно важных артерий.
Увидев дружественный огонь зениток, лейтенант Шарипов пытается сообщить об этом комбату с помощью переносной радиостанции.
…Тут вдруг чувствую, шнур от радиостанции натянулся, и меня аж развернуло всего. У нас ведь радиостанции какие? Сама она на спине у бойца-связиста, а наушники и переговорное устройство — у командира. Боец, бывает, повернется неловко и потянет за собой все это хозяйство. Я только развернулся бойца ругнуть, а он уже — всё, готов, на землю валится.
И тут вижу: в арыке рядом с нами афганец лежит, прячется от огня. В память почему-то врезалось: у него на руке часы с рубиново-красным циферблатом. Я по нему очередь дал. Вроде попал, а он подпрыгивает. Я еще очередь — он опять подпрыгивает. А это пули АКМовские тело прошивают и от бетона рикошетом тело подбрасывают.
Только повернулся в другую сторону, мимо БМП афганец-офицер с ПМом (пистолет Макарова — прим.) в руке бежит. Я его свалил из автомата. Пистолет подобрал, зачем-то Бояринову из «Грома» показываю. А он мне: «Ну давай, бери, первый твой боевой трофей».
От огня из дворца загорается следующая БМП в колонне. Она теряет ход и блокирует дорогу остальным машинам. БМП с трудом заводят и пускают вниз по склону, бросив гранату в десантное отделение. Боезапас детонирует, и оторванная башня отлетает метров на сто, едва не угодив в своих.
Третья БМП продолжает движение к дворцу. Там она попадает под шквальный огонь. Экипажу приходится высаживаться прямо под ним. Один из спецназовцев тут же сражен пулей.
О животном страхе и его преодолении вспоминает боец Б. Хамза.
…Некоторое время была тишина. Мотор, конечно, работал. Не было никаких других звуков: никто в БМП не разговаривал, все притихли.
Через некоторое время по нашей БМП стали стрелять. Причем с двух сторон. Мне стало совсем страшно. Ехали неравномерно: то быстрее, то медленнее, то совсем остановились, то опять быстро поехали. Когда подъехали к дворцу, командир БМП дал команду, что приехали. Все «старики» (спецназовцы — прим.) попрыгали из машины. Я тоже в порыве рванул, но увидел, как один из «стариков» упал, получив пулю, и не вышел из БМП.
Несколько мгновений я боролся с собой — выходить или нет. Все-таки заставил себя выйти. Точнее, выползти наружу. Там залег и огляделся. Часть «стариков» ворвалась во дворец, но большинство было еще снаружи. Кто у дворца в «мертвой зоне» залег, кто за БМП спрятался. Наши тоже залегли, кто где.
Со всех сторон стреляли. Было очень страшно…
Огонь из дворца такой, что поначалу кажется, подняться из укрытий и подойти к нему будет просто невозможно.
— С первых же секунд меня оглушили грохот выстрелов и людские крики. Раскрыв рот, я тоже что-то кричал, не слыша собственного голоса, — вспоминает рядовой Ш. Н. Мирзоев.
— Под таким плотным огнем не то, что десантироваться, а высунуться — и то было просто безрассудно, — вспоминает командир одной из подгрупп Виктор Карпухин. Он решается на дерзкий маневр: командует своей БМП подъехать как можно ближе ко входу во дворец, где ее неудобно обстреливать из окон.
— Благодаря этому в моей подгруппе легко ранили только двух человек из пяти. Все остальные подгруппы пострадали гораздо сильнее. Я выскочил первым, рядом со мной оказался Плюснин Саша. Открыли прицельный огонь по афганцам, которые стреляли из окон. Тем самым дали возможность десантироваться всем остальным бойцам нашей подгруппы. Они сумели быстро проскочить под стены и прорваться во дворец.
Считанные мгновения, в течение которых афганцы не могут стрелять из окон, дают советским бойцам возможность подняться из укрытий и ворваться во дворец.
— Огонь из дворца на момент уменьшился, и «старики» (спецназовцы — прим.) стали со всех сторон забираться во дворец. Кто бегом, кто ползком, кто в двери, кто в окна. Несколько человек из нашей роты тоже рванули туда. Ротный что-то кричал: то ли звал назад, то ли в атаку — я не расслышал. По крайней мере, я не побежал. Сколько наших побежало, я не помню. Человек шесть-восемь. Может, немного больше. Нас-то было всего 10 пулеметчиков из роты. Много «стариков» было ранено еще на подходе ко дворцу. Ранило и нескольких наших. В том числе командира роты и командира взвода, — вспоминает боец Б. Хамза.
Несмотря на мощное сопротивление охраны, 15-20 спецназовцев врываются на первый этаж через парадные двери дворца.
— Мы попали под жесточайший обстрел гвардейцев. Заняли позиции и на огонь ответили огнем. Так началось кровавое столкновение профессионалов. Должен признаться, у нас не было должной психологической устойчивости. Да и откуда она? Наверное, научиться воевать можно только на войне, как бы жестоко это не звучало. А мы привыкли видеть войну в кино. По-киношному она и воспринималась. Помогли нам мощный напор и, как ни странно, безысходность. Ранены были практически все. Гвардейцы отчаянно защищали дворец, мы отчаянно рвались вперед, — вспоминает капитан Виктор Карпухин.
Бой во дворце сразу же принимает бескомпромиссный характер. Если из помещений не выходят с поднятыми руками, двери выбивают и бросают внутрь гранату, затем — очередь из автомата
— Мы шли напролом, уничтожая всё живое, что встречалось на нашем пути. Сопротивлявшихся убивали на месте. Тех, кто сдавался, не трогали, — вспоминает рядовой Ш. Мирзоев.
Во время одной из таких зачисток гибнет советский врач Виктор Кузнеченков, на свою беду вернувший с того света отравленного Амина.
— Кругом началась стрельба, стало ясно, что штурмуют дворец… Мы укрылись в какой-то комнате. Я упал за диван, мой коллега тоже где-то спрятался. Вдруг в комнату вбежал какой-то боец в афганской форме, но похож на нашего. Пока я соображал, что к чему, что делать, терапевт в своём углу шевельнулся. Боец моментально всадил туда очередь и побежал дальше. Когда я подполз к нему, он уже был мёртв, — вспоминает его коллега Анатолий Алексеев.
— Крики слились в душераздирающий рёв. Так, наверное, кричат в преисподней. Кто-то выстрелил из ракетницы в живот афганскому офицеру. Он вспыхнул бенгальским огнём. Во все стороны с шипением и треском полетели искры. Я ещё успел удивиться, как это человек может гореть зелёным пламенем, — вспоминает ефрейтор Шавкат Азаматов.
— Очистили первый этаж. Занимаем второй. Как поршнем, выдавливаем аминовцев на третий и в чердачные помещения. Везде множество трупов военных и гражданских. Самое жуткое то, что среди них встречаются тела мёртвых женщин и детей. Это был уже не бой, а бойня. Моя душа как будто оцепенела. Не отпускала только мысль о матери. О том, что она не переживёт, если меня убьют, — делится рядовой Ш. Мирзоев.
— Запомнилась убитая женщина — грузная такая, полная. Все её тело с ног до головы было залито кровью. У меня на глазах погиб боец «Грома». Охранники Амина срезали его пулемётной очередью в упор. Было страшно. Ничего не боится только полный идиот, — вспоминает ефрейтор Ш. Азаматов.
Лейтенант Шарипов, рота которого осуществляет поддержку спецназа, получает ранение в ногу.
— Меня вдруг как кирпичом по левому бедру ударило. Я сразу и не понял, что ранен. Добрался до входа, вижу: Бояринов (https://t.me/novosyolov/6934) лежит — убит. Забрало шлема у него было поднято, видно, что пуля прямо в лицо попала. Кое-как я к своей БМП доковылял. Вколол себе промедол из аптечки. Чувствую надо еще. Подзываю сержанта Джумаева: «Бегом за аптечкой!»
Сержант Джумаев добегает до другой БМП взять промедол лейтенанту Шарипову. Здесь он видит пулемётчика Хезретова, который в одиночку сдерживает афганцев:
— Ему пулей нижнюю челюсть своротило, кровища хлещет, а он стреляет!
Джумаев полотенцем кое-как подвязывает челюсть Хезретову.
Фото: спецназ «Зенит» на самоходке «Шилка» на фоне дворца Амина
— Тут бой начал стихать. Кто-то из «Грома» мне машет: «Всё! Амина убили! Докладывай!» Мы поднялись по лестнице. Амин лежал в трусах и майке около бара. Плеча левого, считай, как и не было. То ли его из «Шилки» достали, то ли гранатой — не разберёшь, — вспоминает лейтенант Шарипов.
Фото: внутри дворца Амина после штурма
— Когда я и Р. Эшонкулов начали вытаскивать Амина из-за барной стойки, то его левая рука, за которую я взялся, почти оторвалась. Плечо было просто разворочено осколком. Мне запомнились золотые часы «Сейко» на левой руке. Один из кагэбэшников предложил мне взять часы себе на память в качестве трофея. Но я отказался, — вспоминает лейтенант Рашид Абдуллаев.
Фото: дворец Амина после штурма
Получив доклад об убийстве Амина, к дворцу на БМП приезжает командир мусульманского батальона Хабибджан Холбаев:
— Я увидел Холбаева, принял строевую стойку, руку к козырьку и начал докладывать о выполнении задачи. Я-то думал, что он меня прервёт, и мы зайдём внутрь дворца. А он встал на вытяжку, тоже руку к головному убору приложил и… так весь доклад выслушал. А стоять у здания было ещё опасно, постреливали. [Руководитель штурма] Колесник ситуацию понял, говорит: «Зайдите в здание. Опасно здесь», — вспоминает лейтенант Владимир Шарипов.
Одновременно с комбатом Холбаевым к дворцу приезжает капитан Ниёзитдин Намозов. Здесь он видит раненого подростка — внука Амина. Его отправляют в медпункт, но слишком поздно: подросток умрет от потери крови.
В холле дворца капитан Намозов видит еще около 25 мертвых афганцев, среди которых — дети. Ему говорят, что это семья Амина и его приближенные.
Намозов получает приказ похоронить тела. Вместе с подчиненными он выкопает для них братскую могилу, а сыновей Амина похоронит отдельно.
Насмотревшись на убитых женщин и детей, на офицера, горевшего, как бенгальский огонь, ефрейтор Шавкат Азаматов, по его словам, «становится другим человеком»:
— Один офицер КГБ достал из бара, набитого спиртным, бутылку дорогого коньяка, вышиб пробку, хлебнул сам и протянул нам: «Пейте, мужики, сейчас можно. Это война».
На удивление взвешенную оценку ввода войск даст будущий глава КГБ и организатор ГКЧП Владимир Крючков.
… В истории Афганистана наступил новый этап, который открыл перед афганским народом реальную возможность начать достойную жизнь… Но, к сожалению, история распорядилась по-иному.
Дальнейшие события в Афганистане не пошли по тому сценарию, который вырисовывался в самом начале.
Когда в 1979 году решался вопрос о вводе советских войск в Афганистан, никто не предполагал, что их пребывание в этой стране затянется на целых 10 лет. Небольшой советский воинский контингент, вопреки нашему желанию, втягивался то в одну, то в другую конфликтную ситуацию со всеми вытекавшими отсюда последствиями…
Скудный паек и бедность солдат в сочетании с оружием на руках будут все чаще толкать их на конфликты с населением.
Военкор В.Киселев объясняет, как «прогулки» по кишлакам в поисках съестного привели к тому, что жители начали их минировать: «Захотел покушать — остался без ноги».
Валерий Востротин, начинавший войну командиром легендарной 9-й роты, объясняет, как со временем воевать против советской армии стало практически всё население Афганистана.
— Боевые действия двух-трех месяцев — они просто всё население Афганистана развернули против нас. Потому что, ведя боевые действия, мы топтали посевы, мы разрушали их дома, мы вольно или невольно убивали мирных жителей, детей там…
После Афгана и военной академии Востротин 9 лет будет заместителем Сергея Шойгу.
Всю войну советских солдат в Афгане будет посещать с концертами бывший врач скорой помощи и бард Александр Розенбаум.
— Я никогда не видел такого большого количества больных глаз, как на войне. Больных… Потому что нас с вами не учили убивать. Идёте вы на кишлак, на операцию. Тихо, птички поют. Нервы ваши представляете, как напряжены, да? Куст шевельнулся метрах в десяти от вас… А там двое детей: девочке три года и мальчику шесть лет. Ну и что? Кто вы после этого? После этого вы больной человек. Вы никогда не были убийцей. И никогда не собираетесь быть в дальнейшем убийцей. Но вы попали в такую ерунду, которая перевернула всю вашу жизнь.
Реконструкцию ввода войск в Афганистан для вас готовила команда проекта «Минута в минуту».
0 комментариев