ОККУПАЦИЯ (1941-1944) / Тайны беларуской полиции / Березинское национально-ориентированное подполье (1941-1942)

Андрей ТИСЕЦКИЙ — СЫЩИК от ИСТОРИИ /
БЕЛАРУСКОЕ ИСТОРИКО-ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО

ПОСВЯЩАЕТСЯ

не выдуманным патриотам Беларуси

«Каго любіш?» – «Люблю Беларусь!» – «То ўзаемна!»
(пароль беларуских инсургентов национально — освободительно восстания народов бывшей Речи Посполитой 1863-1864 годов)



Фотооткрытка начала XX века

Советская и официальная современная историография в Беларуси и России представляла и продолжает представлять развернувшуюся на оккупированной гитлеровскими войсками БССР подпольную и партизанскую борьбу практически всецело идейно просоветской, ориентированной на Кремль и политику маниакального упыря — «вождя всех народов» товарища Сталина. Согласно убогой пропагандистской логике, изнывающие под нацистской оккупацией беларусы в массе своей только и жаждали, как снова вернутся в коммунистическое колхозное рабство и жернова ГУЛАГа.

Однако современные исследования показывают, что идеологически возвращаться под лоно коммунистической Московы наш народ стал не по собственной воле, а в результате обоюдных действий красно-коричневых. На это, с одной стороны, его подвигла совершенно недальновидная оккупационная политика III Рейха и её карательных органов, холокост, отношение к военнопленным и оставшимся на территории Беларуси окруженцам, из числа местных жителей, и т.н. приписников, из числа представителей других советских республик. Вкупе с победами Красной Армии и деятельностью массово засылаемых через линию фронта организаторов партизанского движения по линии ЦШПД/БШПД/НКВД/НКГБ/ГРУ НКО СССР.

До весны-лета 1942 года организованное подполье и партизанское движение в Беларуси в основном создавалось национально ориентированными кадрами и военнослужащими РККА различных национальностей, оставшимися в окружении, или бежавшими из плена. И зачатки этого подполья и партизанского движения преимущественно носили или национально ориентированный, или же интернациональный общенацистский характер.

Причем виды на послевоенное будущее представителей обоих этих взаимосвязанных направлений беларуского Сопротивления (АК и ОУН-УПА – отдельная тема) в основном существенно отличались от планов имперской коммунистической Москвы и её кремлевских лидеров. Борясь с коричневой чумой, они не были рьяными сторонниками реванша красной. При всём при том, что среди этих людей было много довоенных доморощенных членов ВКП(б) и ВЛКСМ, как, впрочем, и среди многочисленных рьяных коллаборационистов.

Впоследствии те, кто стоял на означенных позициях, с большего были подчинены или ликвидированы засланцами с «Большой земли», совместно с местными апологетами советской власти в Беларуси, вкупе с гитлеровскими оккупантами и их приспешниками. При многочисленных примерах предательства и двурушничества, которые, к слову, можно вовсю наблюдать и в день сегодняшний со стороны многих рьяных подстрекателей-«революционеров», а также некоторых, позиционирующих себя как независимые, СМИ, по сути же, беспринципных и нечистых на руку падальщиков/рыночных торговцев и жёлтой прессы.

Одним из самых характерных примеров в этом плане является деятельность Березинского национально ориентированного подполья с лета-осени 1941-го по апрель 1942-го года.

Знаменательно, что события, о которых пойдет речь в данной исследовательской работе, происходили на территории бывшего Игуменского повета (уезда) Минской губернии, традиционно одного из самых мятежных и национально ориентированных в Беларуси, чему были посвящены мои многочисленные тематические исследовательские работы.

1. Письмо на имя Мазурова К.Т.

В 1964 году, в год 20-летия освобождения Беларуси от гитлеровских оккупантов на имя первого лица в республике было выслано следующее коллективное обращение.

Кандидату в члены Президиума ЦК КПСС
Первому секретарю ЦК КПСС Белоруссии
Товарищу Мазурову К.Т.

От членов КПСС, бывших партизан Великой Отечественной
войны Витковской С.Г., Данейко Н.П., Лаптёнка М.С.,
Лесковца И.А., проживающих г.п.Березино Червенского района

(Справочно: 25 декабря 1962 — Указом Президиума Верховного Совета БССР от 25 декабря 1962 года «Об укрупнении сельских районов БССР» Березинский район Минской области был упразднён, а его территория вошла в состав Червенского района Минской области. 6 января 1965 года район восстановлен – А.Т.)

ЗАЯВЛЕНИЕ

В годы Великой Отечественной войны все мы находились в разных партизанских отрядах, действовавших на территории Березинского района.

Нам известно, что в конце 1941 – начале 1942 года в Березино существовала подпольная организация. Руководил этой патриотической группой ШУНЕЙКО Леонид Бернардович, работал в то время начальником районной полиции; ГАНСОВСКАЯ (Гансевская –А.Т.) Елизавета Ефимовна, работала переводчицей в немецкой комендатуре; ЕРМАЛКЕВИЧ Евгений, работал старостой Мощаницкой волости Березинского района; ГЛИНСКИЙ Фёдор Фёдорович, работал редактором березинской газеты; ПЕКАРЬ Альберт Герасимович, работал помощником начальника полиции Мощаницкой волости. К руководству этой группы втерся в доверие заместитель Шунейко, фамилия которого нами точно не установлена – Корж или Василенко.

Нам известны некоторые факты деятельности этой группы в пользу Советской Родины.

В 1941 году эта группа вела большую работу по спасению советских людей от расправ гитлеровцев. Спасла многих советских воинов, бежавших из немецкого плена, а также бойцов, попавших в окружение и пробирающихся на восток. Были спасены также многие коммунисты, жители района.

Начальник Мощаницкой полиции, ярый профашист Артюшевский, как будто за связь с партизанами и с целью выслужиться перед гитлеровцами, арестовал больше десятка так называемых приписников (бывших воинов Советской Армии), проживающих на территории Мощаницкого и Беличанского сельсоветов. Под охраной таких же предателей, как и сам, Артюшевский направил их в Березинскую немецкую комендатуру.

Об этом кто-то предупредил Шунейко Л.Б. Он перехватил арестованных и всех лично освободил.

Коммунисты Корик Феодосий Сидорович и Сарвиро до Отечественной войны работали в Березино. Сарвиро – зав. Райзо, а Корик – на разных руководящих работах. В сентябре 1941 года оба они по заданию ЦК КПБ прибыли в Березинский район. Этим товарищам почему-то понадобились пропуска в Гомель. Они через жену КОРИКА обратились к Гансковской Е.Е. с просьбой оформить им необходимые документы. Гансовская выполнила их просьбу, оформила документы и выписала им пропуска на Гомель. Гансовская Е.Е. хорошо знала, кто такие Корик и Сарвиро. Получив пропуска, они последовали на выполнение спецзадания.

Сарвиро в настоящее время живёт в Барановичах, улица Пирогова, 2.

Корик погиб в бою в партизанском отряде. Его жена – Цедрик Анастасия Сергеевна живёт в г.п.Березино, улица Положинская, 20.

В 1941 году Березинская немецкая комендатура арестовала учительницу Бабахину Анастасию Романовну с 5-летним сыном, как жену коммуниста и бывшего работника райкома партии. Спасла Бабахину А.Р. и её малолетнего сына от расправы гитлеровцев Гансовская Е.Е. Видимо ей в этом помогал Шунейко.

Несколько позже, осенью 1941 года, из немецкого плена бежал муж Бабахиной А.Р. Левшинский Тимофей Иванович. Он еле живой добрался до Березино, скрывался. Бабахина А.Р. обратилась к Гансовской Е.Е. Последняя оформила соответствующие документы, выдала два пропуска, и эта семья ушла на свою родину – Быховский район, а оттуда оба ушли в партизанский отряд. Левшинский Т.И. после войны умер. Бабахина А.Р. теперь работает директором 25-й школы гор.Минска.

Гансовская Е.Е. ведала выдачей пропусков, спасла десятки и сотни людей. Она выдала пропуск какой-то Финской, которая была связана с Минским подпольем. А теперь она живёт в Бобруйске.

Близким людям Гансовская Е.Е. говорила, что теперь всеми силами и средствами надо спасать советских людей. Она со своими товарищами по подполью осуществляла это на практике. Работая переводчицей, войдя в доверие к немцам, она многих спасла от зверской расправы, часто на допросах переводила так, что это спасало жизнь арестованного.

В начале 1942 года по доносу предателя немецкая комендатура арестовала коммуниста Копку Алексея Семёновича, как будто за связь с партизанами. Спасли этого товарища от расправы, Гансовская Е.Е. и Шунейко Л.Б. В настоящее время Копко А.С. живёт в дер.Тростянка Березинского сельсовета Червенского района. Также был спасен коммунист той же деревни Тростянка Романовский Иван Афанасьевич.

В конце 1941 года или начале 1942 года полиция арестовала коммуниста Шумского (Рябова) Николая Даниловича. Последний до Отечественной войны работал третьим секретарем РК КПБ. Шунейко Л.Б. знал, кто такой Шумский и лично освободил его. Теперь Шумский Н.Д. живет в Брестской обл.

В декабре 1941 года березинская полиция напала на сильно вооруженную партизанскую группу. Но получила крепко по зубам. Много предателей, рвавшихся в бой за Гитлера, нашли себе могилу. В отместку за неудачу гестаповцы и полиция начали в Березино массовые аресты подозрительных им людей, в том числе арестовали коммуниста Ивана Агеевича Лесковца вместе с братом Михаилом (до войны работал в Березинской милиции).

Лесковец И.А. был отправлен в тыл противника для организации подпольной работы. Обоим Лесковцам грозила неминуемая смерть. При допросе Лесковца И.А. Шунейко Л.Б. доложили, что Лесковец в прошлом редактор районной газеты, член бюро райкома партии. Несмотря на это, Шунейко Л.Б. освободил обоих. Один на один Шунейко сказал Лесковцу И.А.: «Я знаю кто ВЫ. Впредь не попадайтесь. Попались бы в гестапо, висели бы оба, как те, которых повесили гестаповцы, пока я здесь с вами возился». Действительно, в этот момент гитлеровцы повесили под видом партизан первых попавшихся им под руки несколько человек.

Старостой дер.Жуковец Мощаницкого сельсовета работал ярый предатель Лаппо Антон, который вынюхивал обо всём и доносил оккупационным властям. Он подал в полицию заявление о том, что в деревне Жуковец «приписник» Бережной В.В. организует партизанскую группу. Шунейко Л.Б. через Глинского Ф.Ф. предупредил Бережного и его товарищей. За предателем было установлено наблюдение. Позднее по указанию Шунейко этот предатель получил по заслугам.

Шунейко Л.Б. комплектовал полицейские участки за счёт своих людей и готовил вооруженное выступление. Через Пекаря Л.Г. и Ермолкевича Е. был связан с командиром партизанского отряда Дербаном Н.Л., который в то время находился на территории Мощаницкого сельсовета и создал отряд. Через Глинского Ф.Ф. Шунейко был связан так же с командиром партизанского отряда Бережным В.В., который в то время находился около деревни Жуковец Мощаницкого сельсовета и заканчивал организацию партизанского отряда.

В начале апреля 1942 года Шунейко Л.Б. вместе со своим заместителем приезжал в Жуковец. С глазу на глаз разговаривал с Витковским Петром Григорьевичем (из группы Бережного). Ему дали задание готовить переправу через реку Березину. Спустя некоторое время Шунейко через Глинского договорился о встрече с Бережным В.В. Эта встреча состоялась в 10-20-х числах апреля 1942 года в лесу между деревнями Жорновка и Жуковец. На встрече присутствовали Шунейко, его заместитель, Глинский Бережной, Роднов Андрей (он теперь живет в городе Минске) и Титов Михаил, который нам неизвестно где теперь. Шунейко передал Бережному воз оружия, боеприпасов и продуктов. Это оружие он вывез из Березино под видом усиления вооружения Мощаницкого полицейского участка, в связи с тем, что появились партизаны отрядов Бережного и Дербана.

Немцы пытались восстановить работу Березинской типографии. Шунейко Л.Б. вызвал к себе довоенного заведующего типографией комсомольца Ермоковича Ивана Харитоновича и сказал ему: «Я знаю, что ты комсомолец и работать на оккупантов не хочешь, но для дела спасения родины надо работать. Будешь выполнять только мои указания». Шунейко предложил Ермоковичу разбирать сыпь (шрифты) и не спешить, а по окончании разбора сказать, что не достает отдельных, наиболее ходовых букв. Так и делалось.

Шунейко Л.Б. дал задание Глинскому Ф.Ф. и Гансовской Е.Е. подготовить текст листовки с обращением к населению об усилении борьбы с гитлеровцами и об усилении всемерной помощи партизанам. Эта листовка с соответствующими предосторожностями была напечатана большим тиражом. Топилась печь, рядом с печатной машиной была насыпана груда сыпи. И в случае тревоги набор должны были выбросить на сыпь, а листовки в печь. Готовые листовки забрала Гансовская Е.Е. Шунейко горячо поблагодарил рабочих, сказал им, что родина этого не забудет, и предупредил всех в случае провала держаться стойко и никого не выдавать. Остаток бумаги распорядился сжечь. Заместитель Шунейко в типографии при печатании листовок не присутствовал.

Ермокович И.Х. (наборщик) живет в г.п.Березино, Шех Василий Романович (печатник) живёт в дер.Светлица Березинского сельсовета Червенского района.

Примерно в это время в Березино по ул.Красина, 38 у матери Пекаря А.Г. – Пекарь Ядвиги Степановны состоялась встреча с руководством подпольной группы. Здесь присутствовали Шунейко Л.Б., его заместитель, Гансовская Е.Е., Глинский Ф.Ф., Ермолкевич Е., Пекарь А.Г., Майорова Зинаида Сергеевна (жена Шунейко). Договорились о выходе группы на открытую вооружённую борьбу с гитлеровцами.

Пекарь Я.С. в настоящее время живёт в Березино по тому же адресу.

По прибытии из Березино в Мощаницу, Ермалкевич Е. и Пекарь А.Г. доложили об этом командиру партизанского отряда Дербану Н.Л. Последний считал, что вооруженное восстание преждевременно, что его отряд к серьезным боевым действиям ещё не готов. Пытался отложить вооруженное выступление группы Шунейко Л.Б. С этой целью Дербан из Мощаницы обратно в Березино к Шунейко направил Ермалкевича Е. Дербан просил Шунейко встретиться с ним для разработки общего плана.

В это время заместитель Шунейко выдал всю эту группу гестапо. В Березино арестовали всех участников группы. Поспешно были отправлены отряды гитлеровцев во все волости для ареста других участников группы. Большая группа гитлеровцев выехала в деревни Жуковец и Мощаницу. По дороге они встретили и арестовали Ермалкевича Е., который по заданию Дербана ехал в Березино к Шунейко. Гестаповцы в Жуковце арестовали Глинского Ф.Ф. Витковскому П.Г. удалось скрыться. Арестовали его спустя три дня и расстреляли. По доносу жены предателя Лаппо гитлеровцы арестовали Корсак Эмилию, которая действительно пекла хлеб для отряда Бережного. В Мощанице арестовали лейтенанта Шукана М.А. и расстреляли его.

О том, что эту группу выдал заместитель Шунейко говорят следующие факты. Этот предатель не знал о печатании листовок. Поэтому работников типографии не тронули. Он не знал о том, что Глинский Ф.Ф. был связан со студентом медицинского института Бацкелем Василием Лукьяновичем, который в то время жил в Березино. У последнего был радиоприёмник. Они вместе слушали Москву, а потом через близких людей передавали последние известия населению. Семья Бацкеля В.Л. в то время оказалась не тронутой. Правда через год, за активную помощь партизанам эти патриоты – Бацкель В.Л., его сестра и некоторые другие были замучены оккупантами и их приспешниками.



Фото: Василий Бацкель

Из руководства группы Шунейко Л.Б. не тронули только его заместителя, которого немцы после этого в скором времени куда-то перевели. Это также говорит о том, что он предал группу.

При аресте у Гансовской Е.Е. изъяли чемодан с оружием и чемодан с листовками. Часть листовок через Глинского Ф.Ф. оказалась в дер.Жуковец. Оттуда они попали в партизанские отряды Бережного, Кускова, Дербана.

На допросах все арестованные держались мужественно, никого не выдали.

23 апреля 1942 года фашисты и их приспешники публично повесили Шунейко Л.Б., Гансовскую Е.Е., Глинского Ф.Ф., Ермалкевича Е. и Майорову З.С. Во время казни эта пятерка держалась стойко. Очевидцы рассказывают, что на казнь Гансовская шла с гордо поднятой головой. Говорят, что она вскрикнула: «Прощайте дорогие дети!» Глинский выкрикнул» Да здравствует Родина!» Всего по этому делу гитлеровцы расстреляли 60-70 человек. В том числе жену Ермалкевича, жену Глинского и других.

При разоружении и аресте Погостского полицейского участка гестаповцами, начальник участка пытался бежать, но был ранен и утонул в реке. Его заместитель Токарев, видя безвыходное положение, застрелился. В сапогах у него в одном голенище гестаповцы нашли партийный билет, в другом – воинский билет политрука.

Мы здесь привели только часть фактов, подтверждающих существование в Березино подпольной группы, которые достоверно нам известны. Значительную часть приведенных здесь фактов подтверждает командир партизанской бригады Дербан Н.Л., проживающий в Бегомле, улица Кирова, 9.

Что нам известно о повешенных.

Шунейко Л.Б., 1918 года рождения, уроженец Сенненского района. В 1935 году он с семьей переехал в Ветренку Быховского района. В том же году умер его отец. Шунейко Л.Б. уехал в Пятигорск, где жил у своего старшего брата по матери – Курсакова Павла Трофимовича.

В 1939 году Шунейко возвратился в Белоруссию. ЦК ЛКСМБ направил его на комсомольскую работу в Кировск Могилевской области. В 1940 году призван в Армию. Служил в танковых частях.

Старший брат генерал-майор Курсаков П.Т. умер в 1952 году в Минске. Второй брат Курсаков А.Т., пенсионер, живёт в Бобруйске. В годы Великой Отечественной войны был комиссаром 278-го партизанского отряда на Кличевщине. Третий брат погиб в ноябре 1941 года на фронте. Четвертый брат погиб в 1945 году в боях с японцами. Жена одного из братьев заживо сожжена гитлеровцами.







Шунейко Л.Б. знал немецкий язык. Но в Березино скрывал это и пользовался только переводчиком. Он часто ездил в Минск. Шофёр, Шагойко Зиновий Наумович, проживающий в настоящее время в г.п.Березино, рассказывает, что один раз возил Шунейко в Минск. Заезжали на Шорную улицу. Оттуда он привозил какие-то ящики. Шунейко из дома по Шорной провожали какие-то женщины, одна седая. Шунейко в Березино никогда не носил формы. В Минск ездил только в форме.

Гансовская Е.Е., 1913 года рождения, уроженка г.п.Березино. Работала учительницей. В первый день оккупации Березино немцы расстреляли её мужа (тоже учитель), его брата и её родного отца. У Гансовской остались трое маленьких детей. Она всеми доступными ей средствами мстила немцам, помогала в те страшные дни советским людям. Очевидцы рассказывают, что эта внешне хрупкая женщина при разговоре с людьми представлялась очень мужественной, решительной и сильной.

Ермалкевич Е. в прошлом учитель школы глухонемых. Те, кто близко знал и встречался с ним в годы войны, характеризуют его как волевого, настойчивого, патриотически настроенного человека. После его гибели и убийства его жены осталось трое маленьких детей, один ребёнок через некоторое время умер, а двоих Дербан передал в годы войны на воспитание надежным людям. После войны он определи этих сирот в детский дом.

Глинский Ф.Ф. – уроженец города Турова. До войны учился в Минске на историческом факультете университета. Был женат. Жена — уроженка деревни Жуковец. Поэтому он попал в Березинский район. Есть разговоры, что на работу в редакцию его послал Бережной. После смерти Глинского и его жены, у них осталась маленькая дочь. Первое время она жила у знакомых людей, после войны воспитывалась у тёти. Теперь учится в высшем учебном заведении.

Майорова З.С., 1922 года рождения, уроженка дер.Ветренка Быховского района, дочь рабочего стеклодува. Есть слухи, что в Березино она была не только женой Шунейко, но и выполняла ответственные задания.



Мы считаем, что кроме людей, непосредственно соприкасавшихся в то время с этой группой и знавших о её делах, должны быть материалы о её деятельности в архивах. Бережной В.Н. был весьма аккуратным товарищем. Погиб он в 1943 году. Нам кажется, что в отчётах, которые он представлял в штаб партизанского движения, должны быть данные о работе этой группы. Некоторые материалы об этой группе должны быть и в архивах противника. Не может быть, чтобы нигде не оставалось никакого следа. Ведь это довольно редкий случай.

Разоблачение этой группы и казнь её участников не напугала наших людей. А наоборот, это вселяло уверенность у населения в победу советского народа над врагом. В то время среди жителей не только Березино, но и среди населения всего района было очень много разговоров об этой группе. Все восхищались героической борьбой этих отважных людей, их бесстрашием, мужеством, преданностью Родине. Воодушевленное этим примером, население поднималось на борьбу, мстило врагу за их смерть, за смерть других людей. За горе и слезы, за смерть и разорение, что принесли гитлеровцы советским людям.

Мы просим вас, Кирилл Трофимович, поручить кому Вы сочтете нужным, глубоко изучить работу этой группы, и как-то восстановить её. Ведь мы не имеем право забыть об этих людях, которые в тяжёлые годы войны смело вступили в борьбу с врагом, пошли на смерть за свободу и независимость Родины, за счастье людей.

Теперь, когда мы празднуем 20-летие освобождения Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков, необходимо по заслугам оценить этих героев. Которые сделали всё, что могли, чтобы приблизить день победы над врагом.

Мы надеемся, что рано или поздно будут отысканы документы, подтверждающие деятельность и боевые дела этой патриотической группы, и народ узнает всю правду о ней. Ведь теперь об этих героях в народе ходят легенды. Из уст в уста передаются рассказы о них. Настало время, чтобы легенда ожила и молодое поколение узнало всё подробно обо всём, чтобы могла воспитываться на этих примерах.

Четыре подписи[1].

Заявление это было переадресовано на место в Березинский РИК, и было тут в конце концов заволокичено, несмотря на многочисленные последующие попытки заинтересованных лиц довести это дело до официального признания деятельности подпольной организации. Во многом это было связано с тем, что подполье искажало официозную коммунистическую лубочную псевдоисторическую картинку, согласно которой только: «20 июля 1942 г. начал действовать Березинский подпольный райком КПБ (считай, первая «настоящая» серьёзная подпольная организация в районе), секретарем райкома был избран Соколовский Иосиф Петрович (до апреля 1944г.; уроженец д.Боровино Березинского района, с 1939 года и до начала советско-германской войны заведующий оргинструкторского отдела Березинского РК КП(б)Б[2]), Баранов Кондрат Антонович (с апреля 1944г.; уроженец д.Капланцы Березинского района, в период 1937 — апрель 1941 гг. председатель Березинского райисполкома[3]»[4].

По факту же оба указанных партийных коммунистических номенклатурщика считай год оккупации просидели по хатам «как мышь под веником».

Но самое главное, что заставляло местные власти откладывать материалы проверки в долгий ящик — это то, что деятельность Березинского подполья хоть и носила антинацистский характер, но, в конечном счёте, явно не была ориентирована на Москву и её многовековую имперскую антибеларускую политику.

2. Предпосылки деятельности Березинского национально-ориентированного подполья

Следует отметить, что в центральной части Беларуси именно у представителей национально ориентированного крыла подполья были все возможности продвигать на руководящие должности, создаваемой гитлеровцами гражданской оккупационной администрации и полицию порядка, своих людей.

Вот, например, что по этому поводу свидетельствовал в 1975 году бывший борисовский бургомистр Станислав Станкевич (пер. с бел.мовы мой – А.Т.):



Фото: Станислав Станкевич

«… Беларуский национальный актив сразу после занятия Беларуси немецкой армией ставил первой своей задачей заполнить местную гражданскую администрацию, где это было возможно, надежными с национальной точки зрения людьми, чтобы активизировать там национальную деятельность и иметь контроль на подконтрольной этой администрации территорией.

Сначала это удалось на территории всей Минской области, на которую распространялось военное руководство благосклонной и доброжелательной к беларусам немецкой Военной комендатуры, и частично в городе Витебске.

Гражданская администрация в б.Восточной Беларуси была заполнена или преимущественно русифицированными местными жителями, или насланными туда перед войной русскими. Люди эти были преимущественно равнодушными, а иногда и враждебными к беларускому (национальному) движению.

Гражданскую администрацию почти на всей территории б.Западной Беларуси сначала захватили враждебные беларусам шовинистические польские круги, которые использовали это свое положение против беларуского национального актива, провокационно сдавая беларусов немцам, как активных коммунистов, что стало причиной арестов и даже расстрелов многих из них…»[5].

Справочно:Минскую область в данном случае следует рассматривать в её современны границах, с учетом районов, входивших ранее в бывшие Барановичскую, Вилейскую, Молодеченскую и даже Могилевскую области — Столбцовского, Молодеченского, Несвижского, Березинского, бывших Бегомльского и Холопеничского.

Согласно академической историографии, после начала оккупации Беларуси, территория Витебской области, некоторых районов Минской (на восток от Борисова, Руденска, Пухович), Могилёвской, почти всей Гомельской области входила в зону армейского тыла гитлеровских войск[6].

Генеральный округ «Беларусь» был разделен на две части: гражданскую и военную зоны. Гражданская немецкая администрация контролировала территории на запад от реки Березины. Территории на восток от Березины, включая беларуские Смоленщину и часть Брянщины, контролировались немецкой военной администрацией[7].
Однако по факту некоторые пограничные районы двух этих зон, такие как Крупский, Холопеничский и Березинский, находились в зоне двойного подчинения как военной, так и гражданской оккупационной администрации.

И территория бывшего Игуменского уезда (повета) на части которой, с большого, и размещается Березинский район, представляла особый интерес для беларуского национального актива, т.к. антисоветское сопротивление и коммунистические репрессии продолжались тут весь межвоенный период с начала 1920-х и вплоть до июля 1941 года, а местное население в массе своей по известным причинам не испытывало особой любви к «родной советской власти».

Немаловажным фактором было и то, что в период политики беларусизации 1920-1930-х гг. в БССР местные хлопцы в основном служили во 2-й территориальной Белорусской Краснознаменной дивизии им.Фрунзе (бывшей Тульской)[8], 4-й стрелковый полк которой дислоцировался в г.Борисове, 5-й – в г.Червене, а все остальные части и подразделения в Минске (03.1923 – 10.1932). Далее, до начала Польской компании 1939г. 4-й и 5-й сп дислоцировались под Минском[9]. Переменный состав этих воинских формирований периодически призывался на военные сборы. Обучение военному делу и делопроизводство велось на беларуской мове. Воинские коллективы переменного состава на сборах во многом уже складывались на гражданке, поэтому спайка и слаженность военной службы (как и будущей партизанщины) происходила быстро[10].



Т.е. по факту в данном регионе имелись локальные зачатки именно беларуского войска. К слову, многие будущие командиры местных партизанских формирований, зародившихся только весной-летом 1942 года (о которых пойдет речь далее), прошли в свое время первоначальную военную подготовку именно в подразделениях 2-й территориальной Беларуской дивизии.

Уместно вспомнить и то, что в 1933 году ОГПУ БССР завел дело по деятельности т.н. “Белорусского национального центра”. В августе 1933 года произошло “раскрытие” и “ликвидация” “широко разветвленной контрреволюционной повстанческой и шпионско-диверсионной организации “БНЦ” и ее филиалов в Горках и Березино.
Из обвинительного заключения:

“В результате своей практической контрреволюционной работы контрреволюционная организация БНЦ к моменту ее ликвидации охватила своей деятельностью ряд хозяйственных и культурных учреждений, вузов, части РККА и
значительное количество районов Белорусской ССР…
Кроме того, ликвидировано филиалов и контрреволюционных организаций:
а) в Горках — численностью 21 чел.;
б) в Березино — численностью 27 чел.; (в Березино даже больше, чем в Горках, где была сельхозакадемия!)"[11].

Ещё раз хочу подчеркнуть, что в первый год гитлеровской оккупации Беларуси никаких предпосылок и благоприятных условий для зарождения в регионе выдуманного в последствии советскими идеологами-байкописцами на бумаге коммунистического антифашистского подполья и партизанского движения тогда просто не существовало.

Об этом можно судить даже по воспоминаниям высших партийных и советских деятелей БССР.

Так, согласно мемуаров Василия Ивановича Козлова, который с апреля 1941 года был вторым секретарем Минского обкома КПБ, а с июля 1941 года и до сентября 1942 года первым секретарём Минского подпольного обкома КПБ, и командиром Минского партизанского соединения[12], весной 1938-го было опубликовано специальное постановление ЦК компартии Беларуси: как только закончиться сев, переселить хуторян в села и колхозные поселки и провести эту компанию до уборочной. И первое, за что рьяно взялся на новом месте новый первый секретарь райкома партии Козлов В.И., так именно за сселение хуторов. Неоценимую помощь в этом ему оказал новый же второй секретарь, также видный в будущем партийный и государственный деятель БССР Роман Наумович Мачульский[13].



Фото: Василий Козлов



Фото: Роман Мачульский

О цене сселения хуторов можно, в том числе, узнать и из книги «Памяць. Чэрвеньскi раён» в разделе, посвященном жертвам коммунистических репрессий[14].

С началом советско-германской войны на последнем заседании бюро Минского обкома КПБ 26 июня 1941г. было решено перевести его в Червеньский район и уйти в подполье. В ночь с 26 на 27 июня члены обкома выехали в Червеньский район[15].

Как пишет автор воспоминаний:

«В Червене нас встретил второй секретарь райкома товарищ Чесский и провел в лес, к условленному месту. Там уже были сотрудники райкома и работники обкома партии… Вскоре обком получил распоряжение ЦК КП(б)Б переменить местонахождение, а секретарям обкома срочно выехать в район Могилева. Надо было немедленно пробираться в назначенное место, а это было нелегко…»[16].

Следует отметить, что члены обкома партии прибыли под Червень в ту самую ночь с 26 на 27 июня 1941г., когда недочеловеки из конвойных войск НКВД расстреляли возле г.Червень от более чем одной[17], до чуть ли не более четырех тысяч узников Червеньской, Каунасской и Минской тюрем – жертв необоснованных коммунистических репрессий[18], и, следовательно, не могли не быть свидетелями этого. В результате, члены Минской обкома партии не стали задерживаться под Червенем, а драпанули под Могилев. Именно драпанули, страшась справедливого возмездия со стороны местного населения за преступления советских карательных органов и свои собственные «перегибы на местах». Иначе как же понимать тот факт, что, прибыв в Могилеве в ЦК КП(б)Б, членам Минского обкома партии было тут же приказано вернуться обратно в соседний с Червенщиной район г.Березино для организации подпольной работы[19]?!

Надо думать, приказ был отдан не без угрозы репрессий, в случае его неисполнения. Но и в Березинском районе обком не стал задерживаться, а отступил вместе с войсками[20].

Сам В.И.Козлов, в партийной должности 1-го секретаря подпольного Минского обкома партии, а с июля 1942г. еще и как командир Минского партизанского соединения, до своего убытия в Москву в распоряжение ЦШПД, как и сменивший его Мачульский Р.Н., до августа 1943 года «геройски» просидели на островах в глухих болотах Любаньского района на задворках Минской области (в котором не успели лично «наследить» до начала войны) практически не имея реальных сведений о том, чем занималась большая часть партизан Минщины.

Первые партизанские отряды и группы в рассматриваемом регионе в основном состояли из специально оставленных по разнарядке свыше на местах сотрудников НКГБ-НКВД. По известным причинам оддержки у населения они не нашли и саморапустились, или же, будучи преследуемы карательными оккупационными формированиями (при активной помощи местного населения), были уничтожены или вытеснены из региона до зимы 1941 года.

Речь идет об отрядах, изначально закрепленных за следующими районами Минщины и Могилевщины:

— Червеньский — в составе 50 человек, командир отряда зам.нач. УНКГБ по Барановичской области капитана госбезопасности Зайцева;

— Березинский – в составе 96 человек, командир отряда – зам.нач. УНКГБ по Белостоцкой области лейтенант госбезопасности Юрин;

— Слуцкий – в составе 100 человек, командир отряда – начальник УНКГБ по Минской области капитан госбезопасности Василевский[21].

Вот как «эффективно» на практике им удалось развернуть партизанскую деятельность на временно оккупированной гитлеровскими войсками территории Беларуси.

В докладной записке от 27 октября 1941 года командира указанного выше червенского партизанского отряда НКГБ БСССР Н.С.Зайцева, просуществовавшего до сентября 1941 года (до перехода линии фронта в советский тыл), на имя заместителя наркома внутренних дел СССР И.А.Серова указывалось:

«Первое время после того как мы остались в тылу противника, очень трудно было организовать питание такой большой группы людей (в отряде на момент создания насчитывалось 55 бойцов), так как связей среди населения мы не имели и последнее из-за боязни репрессий со стороны немцев остерегалось поддерживать связь с нами, тем более потому, что мы были в форме НКВД… На почве недоедания в отряде начались заболевания. Надежд на улучшение нашего положения в ближайшее время не было…»[22]

Так может у местных партийных чиновников и территориалов НКВД (НКГБ) дела обстояли значительно лучше?

Из мемуаров Ивана Леоновича Сацункевича, 1904 г.р., уроженца д.Маконь Рованичского сельсовета Червенского района, буквально за месяц до начала советско-германской войны назначенного секретарём Минского областного комитета ВКП(б)Б по промышленности:



Фото: Иван Сацункевич

«После возвращения нашей группы работников Минского обкома в Березино, я выехал в Червенский район. Всё говорило здесь о приближении врага. Но больше всего поразила обстановка неуверенности, какой-то подозрительности. Тактика гитлеровцев – распространение слухов, засылка диверсантов с целью деморализации населения – в эти первые дни войны была не совсем безуспешной (точнее очень даже успешной! – А.Т.)…
1 июля (1941г.) я выехал в Березино, где находился Минский обком КП(б)Б. Там я, как и некоторые другие ответственные работники, получил задание впредь оставаться на Минщине для организации партийной работы на временно оккупированной территории.

Со мною должен был остаться заведующий областным земельным отделом Свинцов. Но услышав, как упорно от отказывается от этого задания («меня все знают, сразу выдадут и т.д.») я даже доволен был, что останусь без него. Тогда я понимал, а потом много раз убеждался: трусливый друг, особенно в трудную минуту, опаснее врага. Трудных минут предстояло пережить немало. Так началась для меня переоценка прежних, мирного времени, мнений о людях. Уже не по анкете и не по тем или иным качествам, высоко ценимым иногда в обычной обстановке, приходилось узнавать людей. Другие, куда более жёсткие мерки ложились в основу характеристик.

До войны мирились с тем, что тот или иной работник «так себе», ни то ни сё». Да и как было оценить человека? Можно пуд соли вместе съесть, а настоящую цену ему так и не узнать. Иное дело – война. Совсем иное – в тылу врага. Тут в первой же переделке раскрывался каждый, сразу же проявлялись и достоинства его, и чревоточины. Не скажу, что все партизаны были ангелами, рыцарями без страха и упрёка. Отнюдь нет Самые обыкновенные люди. И влюбчивые, и бесстрастные, и трезвенники, и любители «замочить удачу», и по-армейски подтянутые, и несколько разболтанные, и тихие, и шумные, и весёлые, и мрачные – разные. В одном только, в главном, обязательно схожие: ненависть к врагу была в каждом сильнее всех недостатков и чаще всего искупала их.

Осталось нас человек пятнадцать – секретари Червенского райкома партии – Н.В.Медведев и В.С.Чешский, начальник межрайотдела НКВД С.Л.Симченко, секретарь РК ЛКСМБ К.К.Кравченко и работники различных учреждений Червенского района – П.Г.Мартысюк, В.М.Редько и другие. Сели в машины и направились в заранее намеченный небольшой лесной массив у деревни Слатвино. Шоссе Минск-Могилёв надо было пересечь у деревни Хутор. Поразила мёртвая тишина дороги, совсем недавно, час-полтора забитой людьми, повозками, машинами. Значит мы на «ничьей» земле. Но вот со стороны Червеня показался мотоцикл с коляской. В нём, в новеньком красноармейском обмундировании, люди. На коляске – пулемёт Дегтярёва. И все-таки это были гитлеровцы. Да и в полуторке, следовавшей метрах в четырёхстах за мотоциклом, в такой же, впервые надетой, не помятой ещё форме – тоже они.
Впрочем, никто из них не обратил на нас особого внимания. Видимо, это была разведка, искавшая арьергард нашей армии. Гражданские их пока не интересовали – никуда, мол, не денутся. Минут через 30 мы прибыли в намеченный пункт. Загнали подальше в лес машины, вывели их из строя. И направились в чащу вслед за нашим проводником – работником лесничества, отлично знавшим эти места.

Так днём 2 июля 1941 года для меня началась подпольная и партизанская жизнь…

В лесах в тот начальный период войны находились лишь отдельные небольшие партизанские группы, чаще всего состоявшие из местных коммунистов, беспартийных патриотов и окруженцев. Широкому развёртыванию боевых действий мешали малочисленность и разрозненность этих групп. Предстояло объединить их в отряды, вести массовую работу среди населения, готовится к приходу в партизаны большого числа людей. Мы много думали, немало спорили по поводу того, как вести эту работу. Окончательно определить тактику первой зимы помогли обстоятельства.

Несколько участников нашей группы, заболев ушли к своим родственникам, чтобы поправить здоровье, некоторые решили податься на Витебщину, поближе к родным местам. К.К.Кравченко и П.Г.Мартысюк направились в отдельные сельсоветы, где жили их семьи, чтобы организовать там подполье. Попрощавшись, мы договорились о встрече, о связях и связных, и я остался один. Забегая вперёд, скажу. Что они вернулись ко мне летом 1942 года…»[23]

А теперь обратимся к заключению от 21 августа 1944 года о целесообразности дальнейшей службы в органах НКГБ БССС довоенного пом.оперуполномоченного Червенского МРО НКГБ лейтенанта госбезопасности Редько Владимира Михайловича, до этого находившегося на оккупированной территории.

«… Редько показал: 1 июля 1941 года ввиду приближения немецких войск к гор.Червень он вместе с другими сотрудниками Червенского МРО райпартактивом эвакуировался в направлении гор.Могилёва.

Доехав до м.Речки, по распоряжению представителей ЦК КП(б) Белоруссии (фамилии которых он не помнит) вместе с сотрудниками НКГБ и партактивом Редько возвратился обратно в Червенский район с задачей в случае оккупации данного района остаться там и проводить борьбу с немецкими захватчиками в их тылу. Старшим в группе был секретарь Червенского райкома партии КП(б)Б тов.Медведев.

2 июля 1941 года Редько вместе с указанной группой прибыл в Слотвинский лес Червенского района и находился там до 20 июля 1941 года. В это время кандидатскую карточку в члены ВКП(б) он сдал тов.Медведеву, а удостоверение личности и паспорт уничтожил.

20 июля 1941 года по распоряжению Медведева и секретаря Минского обкома партии тов.Сысункевича (Сацункевича – А.Т.) группа была распущена по деревням «с целью организации партизанских отрядов и проведения борьбы с немецкими захватчиками». Местным партизанам с этой же целью разрешалось с этой же целью идти по прежнему месту жительства.

28 июля 1941 года Редько пришёл к себе на родину в дер.Новосёлки Пуховичского района Минской области и проживал у своего отца до ноября месяца 1942 года. В сё это время работал только в хозяйстве своего отца (до ухода в партизаны)…»[24]

Советский публицист Василий Зеленский в своей книге «В боях испытанные» про причины распада партизанского отряда высказывается несколько более прямолинейно.

«По согласованию с руководством место своей деятельности Иван Леонович (Сацункевич) избрал Червенский район, в котором каждая деревня, дорога, тропинка были ему знакомы с детства. Секретарей райкома, партии Н.В.Медведева и В.С.Чешского, а также К.К.Кравченко, П.Г.Мартысюка, В.М.Редько и других Сацункевич знал лично.

Однако буквально с первых дней в группе не всё пошло так, как предполагалось вначале. Сказалось отсутствие опыта подпольной работы. Не было оружия, чтобы обеспечивать им желающих бороться с врагом в партизанском отряде (а был ли их наплыв, вот вопрос? – А.Т.) Надо было подобрать надёжных людей, способных работать в гарнизонах врага. Отсутствие источников информации о положении на фронте не позволяло вести активную разъяснительную работу среди населения.

Скрываясь под чужой фамилией, Сацункевич начал изучать обстановку в деревнях, выяснять настроение жителей, подбирать надёжных и верных людей. Вскоре он пришёл в родные места – в деревню Маконь, в которой не был почти двенадцать лет»[25].

Ремарка

В первой декаде января 1942 года шестеро бывших военнослужащих Красной Армии, временно проживающих в Макони, Слободе и Соколах, под покровом морозной ночи ушли в лес. Это были капитан 55-1 стрелковой дивизии Егор Цветков, настоящая фамилия Гордюков, военюрист 1-го ранга Виктор Петрович Сушкевич, интендант 1-го ранга Николай Радин, называвший себя Орловым, политрук Игнатий Назаров, которого из уважения все величали «Назарычем», лейтенант Николай Терехов и младший лейтенант Георгий Холодов. Среди них был секретарь Минского обкома партии Иван Леонович Сацункевич. В лес они ушли по причине того, что получили информацию о своём скором аресте. Местом первой стоянки партизаны избрали лесистый берег заснеженного озера Песочное. Но постоянно там не жили – запутывали следы. Ночевали в шалашах, сделанных из хвойных веток. Восьмым партизаном стал житель Смолевич Григорий Белявский – бывший работник районного отделения милиции. Возле деревни Рудня разведчики Сацункевича встретили двенадцать военнослужащих, бежавших из плена. После этого, в феврале 1942 г., группа превратилась в отряд, вскоре названный «Разгром». На вооружении бойцов имелось два пулемёта. Винтовки, наганы, пистолеты, гранаты. Командиром отряда партизаны избрали стал Егора Цветкова. Сацункевич стал комиссаром[26], хотя отряд ещё долгое время называли отрядом Сацункевича. Первую настоящую боевую операцию партизаны провели 29 апреля 1942 года[27].

К слову, в своих мемуарах Иван Леонович как человек действительно образованный дал очень пронзительную и точную характеристику сущности тоталитарной оккупации (и коричневой, и красной – А.Т.), которая стала очень актуальной и в наши дни всяких разных гибридных оккупаций доморощенными недо-«освободителями», которые до сих пор хотят что-то повторить.

Дадим слово автору.

«Гитлеровцы не просто хотели уничтожить наш народ – часть его, по их замыслу, должна была пока остаться, чтобы служить Дойчланду, превратиться в рабов – там, в Германии, и здесь, на своей Родине. Для этого нужны были холуи на должности надсмотрщиков и работорговцев (чиновники-коллаборационисты – А.Т.). Собранное с этой целью на европейских задворках националистическое охвостье было ничтожно мало (тем более, что среди них всё же были и настоящие патриоты своей родины – А.Т.). Предстояло вербовать душепродавцев на местах.

Были и такие. Кто-то не мог простить Советской власти приговор за совершённую кражу, кто-то помнил своё крепкое кулацкое хозяйство, свою частную лавочку, а кое-кто просто спасал свою шкуру.

Гитлеровцы понимали, что среди тех, кого они пока оставили жить, нужна опора. И пропагандистская машина с первых дней оккупации заработала на полную мощь. Смотрите, какие честные и благородные советские воины! Они воюют только с Красной Армией. Вот они проезжают – откормленные, холёные, подвыпившие, с закатанными рукавами и расстёгнутыми воротами мундиров. Они веселы и добры. Вот фотоснимки: немецкие солдаты дают конфетки белорусской девочке. Вот принимают хлеб-соль от представителей крестьянства… Снимки пахнут типографской краской и газетной уткой. Тысячи экземпляров газет и листовок кричат о «великой миссии» Германии, каждый день сообщают об уничтожении советских дивизий, корпусов, а потом и всей Красной Армии.

Врут? Конечно врут! Но когда правду узнать не легко, ложь особенно опасна. На это и рассчитана была фашистская пропаганда. О, германское командование умеет ценить покорность. Кто сотрудничает с рейхом, получает вознаграждение – марки, чины, власть. Кто не хочет сотрудничать – расстрел. За всё. За появление вне дома в ночное время. За кусок хлеба, поданный прохожему. За то, что в хате посторонний. За то, что показался подозрительным, не так сказал, не так посмотрел, не так стоял. За то, что ты человек. За всё расстрел. Без суда и следствия (иногда ведь не до законов – А.Т.). Пусть все боятся. Может, покорнее будут. Побольше кровопусканий! Лагеря смерти. Они называются по-разному. Лагерь военнопленных – для всех наций. Гетто – для евреев. Концлагеря – для подозрительных. Принципиальной разницы нет. Смерть ждёт и там, и там.

Тем, кто не пережил эту кошмарную трёхлетнюю ночь, наверное, трудно даже поверить, что такое может быть, что на это способны люди. Но так было: невыносимо, оглушающе, страшно. Кое-кто действительно не выдерживал, старался ничего не видеть, не слышать, не понимать. Спрятать голову. Не в меня выстрелили. Какое мне дело! Пытались убедить себя, что, наверное, всё-таки расстреливают за что-то, может быть, всё же не просто так. Это и было предусмотрено политикой оккупационных властей: запугать, убить всё мыслящее, всё человеческое.

Одновременно устанавливается система управления подданными «великого рейха» в Белоруссии: отряды жандармерии, СД, зондеркоманды СС, комендатуры, пограничные и запретные зоны, волости, старосты, бургомистры. Колхозы превращены в общины. С небольшой разницей: крестьяне будут работать, оккупанты – забирать урожай (по сути, ничего не изменив от тогдашнего советского уклада сельского хозяйства – А.Т.). Кроме этого неприкрытого грабежа – система налогов: на двор, на дом, на участок, на сад, на собаку (тем не менее, коммунисты после войны сразу это всё поему-то не отменили – А.Т.)… Хочешь держать дворовую собаку – налог сто рублей, комнатную – двести. Ещё плати на содержание германской армии, полиции, старосты, церкви, дорог, мостов. Плюс — постои гитлеровских отрядов и чиновников… Всё, что есть – отдай.

Эти грабительские поборы, постоянное унижение, жестокий террор ещё более усиливали ненависть народа к чужеземным захватчикам…»[28]

Но вернёмся к основной теме данной исследовательской работы.

Не лучше в начале войны обстояли дела с развёртыванием «всенародного партизанского движения» и у главного на то время чекиста Минщины Артёмия Евгеньевича Василевского. Несмотря на то, что до 1936 года он в составе спецбюро НКВД совместно с С.А.Ваупшасовым, В.З.Коржом, К.П.Орловским, А.М.Рабцевичем, А.К.Спрогисом занимался подготовкой партизанского резерва.


Фото: Артёмий Василевский

29 июня 1941 года капитан госбезопасности А.В.Василевский возглавил оперативную группу из числа сотрудников НКГБ-НКВД, основной задачей которой являлось поддержание государственного порядка в прифронтовых районах и борьба с разведывательно-диверсионными формированиями противника. ОЧГ находилась вместе с частями 20-го механизированного корпуса генерал-лейтенанта А. Никитина, которая удерживала переправу через реку Березину, что позволило советскому командованию занять новые рубежи на реке Днепр и организовать оборону Могилева.

Вскоре от Военного Совета Западного фронта А. Василевский, как начальник УНКГБ и член бюро Минского обкома, получил задание организовать партизанское движение на оккупированной территории. Распустив оперативную группу, он набрал 20 «добровольцев» – сотрудников УНКГБ. На двух грузовиках его отряд добрался до деревни Ухвала Крупского района, где под массированным перекрестным огнем врага перешел линию фронта. Местом дислокации Василевский избрал глухой треугольник болотистых лесов на стыке Крупского, Березинского и Белыничского районов.

Однако даже тут, в дебрях т.н. Малого Полесья, они не смогли закрепиться. Отряд состоял преимущественно из уроженцев России. Незнание местности, людей, отсутствие родственных и других прочных связей, униформа сотрудников НКГБ, которую они не снимали, и конечно же только русская речь оперработников не позволяли им в большинстве своём найти поддержку среди местного населения.

Уже 8 сентябре 1941 года трое местных жителей привели к партизанскому лагерю около 200 гитлеровцев. Василевскому с группой партизан удалось вырваться из окружения и добраться до урочища Пуховщина возле деревни Гибайловичи.

Однако в начале ноября место расположения группы было выдано гитлеровцам лесничим из д.Белавичи Гоцманом, который лично привел карателей к партизанской землянке. Чекистам снова пришлось с боем прорываться через кольцо окружения[29].

Ремарка

В своё время крупский краевед Михаил Адамович Барауля записал имеющиеся следующие свидетельства жителя д.Белавичи Березинского района Губича Ивана Никоновича, которые относятся к последним событиям.

«Слышал об этом и слышал бой. Было это на Деды осенние. Бургомистр из Белавич повел немцев и полицейских на место расположения десантников.

Они шли со стороны Могилёва, выпал уже снежок, на котором были заметны следы. Племянник бургомистра клеймил лес и нашёл их (партизан) в складке дров (брёвен). Сообщил в волость. Те приехали на двух машинах и поехали (дальше) в сторону Знаменки. Остановились у кладбища. Немцы не пошли, а только полицейские. Убили бургомистра и полицейского со Светлицы. Поймали только одну девушку. Привезли её сюда. Бабы, преданные новой власти, смеялись с неё, спрашивали: «А где твоя юбка?» Потом её повезли в Дмитровичи. Место, где шёл бой – Ореховский бор (д.Ореховка), около Белавич, 400-500 м за речкой».

Лесные мытарства стали причиной тяжелой болезни Василевского. Ни о какой партизанщине речь больше не шла. В ноябре 1941-го в деревне Козки Толочинского района группа разделилась. Уроженец Витебщины начальник секретариата УНКГБ сержант госбезопасности Владимир Лявошко остался с больным начальником, а остальные пошли к линии фронта. Отсутствие продуктов вынудило Лявошко обратиться к одному из местных жителей, кузнецу Филиппу Нарчуку. Однако тот поспешил сдать их оккупантам, и привел к убежищу, где укрывались чекисты, отряд карателей, которые забросали их схрон гранатами[30].

В это число можно добавить группу, которая осенью 1941г. некоторое время базировалась на границе с Березинщиной около д.Довжец (хотя не исключено, что это была группа Василевского), и в составе которой был Дмитрий Александрович Чигин, уроженец Пензенской области, сержант госбезопасности, довоенный начальник Мирского РО НКВД. Под псевдонимом Михаил Дмитриевич Колоснов он был оставлен в д.Гибайловичи связным под видом окруженца, который пошел в примаки к местной женщине. Позже Чигин руководил особым отделом 8-й Круглянской партизанской бригады и погиб в конце июля 1943 года во время неудачного налета на Дубовский гарнизон[31].

О не восприятии и даже враждебности местного населения к партизанским инициативам в начальный период советско-германской войны свидетельствуют и воспоминания известного отечественного эмигранта Антона Шукелойца. Последний был арестован сотрудниками НКВД 23.06.1941г. в Ошмянах за «националистическую пропаганду и шпионаж». В результате эвакуации ошмянской тюрьмы НКВД, был вывезен в г.Крупки. Во время налета германской авиации на город сумел убежать[32].



Фото: Антон Шукелойц

О том, что было дале А.Шукелойц пишет следующее:

«Яшчэ перад Барысавам я трапiу у нейкую веску. Пайшоу пераначаваць. Мяне вельмi добра там прынялi, у хаце паслалi. Я кажу, што у хаце не хачу (бо ж вашэй поуна у мяне, у турме набрауся). Я не хацеу у хаце спаць, кажу, што дайце мне недзе на салому у нейкай стадоле цi нейкай ядрынцы. А яны кажуць: «Не, ты заставайся у хаце. Ты знаешь, што тут у нас. Вось мы уцяклi з «краснай армii» I з аружжам». (Ужо пауцякалi, «красная армiя» развальвалася. I гэтыя хлопцы з гэтай вескi i з суседнiх весак прыйшлi дахаты, як есць; у вайсковай форме, з вiнтоукамi). «I вось, — кажуць, — тут йшчэ бальшавiкi кругом, яны могуць напасцi i на веску, а мы ужо пiльнуем, каб не напалi» [33].

О том, что на той же Червенщине у партизан «по разнарядке» не было никаких шансов уцелеть в первые месяцы войны свидетельствует и факт обстрела неизвестными конвоиров минской тюрьмы в ночь с 26 на 27 июня 1941 года накануне расстрела ими своих жертв, что может свидетельствовать о попытке их освободить[34].

В начале советско-германской войны беларусы, не прочувствовав еще на своей шкуре всех нюансов нацистского «Нового порядка», во многих населенных пунктах встречали немцев как своих освободителей от ненавистных им Советов. С хлебом-солью их встречали и в д.Лавница Борисовского района недалеко от Березинщины, родине отца (а может даже и самого) одного из лидеров беларуской эмиграции в предвоенный и военный период Ивана Абрамовича Ермаченко (на самом деле — Ермачёнок. Фамилию ему исказили на украинский манер безграмотные писарчуки как будто в годы службы в царской армии).

Некоторые из тех, кто сильно пострадал от советской власти, начали вступать в созданную новой оккупационной властью полицию порядка. Причем даже целыми фамилиями, как, например, это было с Антоневичами из шляхецкого застенка Ра(е)чиборок в Березинском р-не[35].

И в этой связи, ещё раз хочу подчеркнуть, что в складывающихся на первоначальном этапе оккупации Беларуси гитлеровскими захватчиками реалиях, только у национально ориентированных политических кругов имелись реальные возможности и сплачивающие наш народ идеи для организации эффективного сопротивления гитлеровским оккупантам, и развертывания партизанской борьбы. Чем они и не преминули воспользоваться.
Насколько у них получилось – это уже другой вопрос.

3. Леонид Шунейко



Фото: Леонид Шунейко накануне призыва в ряды РККА
А теперь обратимся к личности руководителя Березинского подполья Леонида Бернардовича Шунейко, вернее к тем фактам из его биографии, которые не были собраны/обнародованы в результате официальной проверки.

Из воспоминаний его родной сестры Медведской (Шунейко) Антонины Бернардовны (1915-2012), художницы и писательницы, можно узнать, что их отец, Шунейко Бернард Гилярович был представителем старинного но бедного беларуского шляхецкого рода из Минского уезда Минской губернии[36].



Фото: Антонина Медведская (Шунейко)

Надо думать, что потомком повстанца национально освободительного восстания народов бывшей Речи Посполитой 1863-1864гг.[37] В юности он попытался найти счастье в Америке, поехав туда вслед за уехавшим ранее крестным Адамом Борейко. Однако тот накупил ему подарков, снабдил деньгами и отправил обратно на родину к больной матери. В последствии Бернард Шунейко стал садовником-селекционером, работал у графа Чапского, а потом перебрался из Минского в Оршанский уезд Могилевской губернии, где успел поработать в имениях нескольких крупных местных землевладельцев.

К слову, главный летописец Дзержинского района Анатоль Валаханович в своей книге «Графы фон Гутэн Чапскія на Беларусі» поведал красивую станьковскую легенду про садовника[38]. Так вот, не легла ли в её основу реальная история жизни Бернарда Шунейко, правда в интерпретации дочери, описанной ею в автобиографической книге «Тихие омуты»? Некоторые моменты в книге наводят именно на эту мысль.

В конце концов, отец будущего руководителя березинского подполья переехал в рабочий посёлок стеклодувов Ветренка на Быховщине, где женился по любви на красивой вдове брата директора стеклозавода[39] мастера-стеклодува Трофима Курсакова Анне Гавриловне, у которой от первого мужа было четверо детей (два сына и две дочери). В браке с Бернардом Шунейко родились еще четверо: Антонина, Антон, Александр и Леонид Шунейки. После советско-польской войны бывший садовник-селекционер стал зарабатывать на хлеб себе и своей большой семье, устроившись на стекольный завод стеклодувом, что, в конце концов, подорвало его здоровье и свело в могилу в 1935 году.





Антонина Медведская, характеризуя своего младшего брата Леонида, указывает на то, что его любили все, кто его знал. Он был честным, не способным на подлость и очень доверчивый к людям.

Несколько лет после смерти отца он прожил в России в Пятигорске в семье старейшего сводного брата Павла Трофимовича Курсакова (1897-1952), участника Первой Мировой, Гражданской, советской-польской войн и борьбы с басмачеством, будущего генерал-майора Советской Армии (1943)[40]. К старшему сыну переехала и их мать. Вернулся Леонид на родину то ли потому что тяготил жену брата, то ли по каким-то идейным разногласиям с ним.



Фото: Павел Курсаков





В этой связи характерно, что в период беларусизации 1920-х – 1930-х гг. военнообязанные из Быховского района Могилёвского округа призывались на сборы переменного состава в 99-й стрелковый полк 33-й Территориальной Беларуской стрелковой дивизии. В клубе Ветренского стеклозавода “Ильич” был оформлен и действовал военный уголок, в котором велась активная военно-патриотическая пропаганда и воинское воспитание молодежи на беларуской мове, с учётом национальных особенностей и традиций[41]. И это обстоятельство не могло не повлиять на формирующееся мировоззрение молодого Леонида Шунейко, которое могло в корне отличатся от мировоззрения его старшего сводного брата Павла, который по годам ем в отцы годился.

Опять же, в формирование идейных взглядов Леонида могли внести свои коррективы сталинские репрессии и непродолжительна жизнь в Минске у сводной сестры Ксении в период после т.н. Освободительного похода Красной Армии в Западные Беларусь и Украину, когда в городе появилось много «западников», которые ещё не успели осоветиться, и с которыми молодой человек вполне мог пересекаться, т.к., например, собирался поступать в Медицинский институт. Однако летом в 1940-го года он был призван на срочную службу в РККА в 337 АТБ (автотракторный батальон)[42]. Советско-германскую войну встретил в звании старшины то ли в артполку, квартировавшем в п/о Хорощ в районе Белостока, то ли на территории Украины в составе свежесформированной в марте 1941-го года 190-й стрелковой дивизии 49-го стрелкового корпуса, который в начале августа этого же года попал в окружение — Уманский котёл, а к началу осени был полностью разгромлен и прекратил своё существование[43].

Согласно первой версии, группу бойцов батареи, в которой был Шунейко, немцы окружили и захватили в плен. Леониду удалось сбежать и добраться до Минска.

И в это связи представляют исследовательский интерес воспоминания бывшего начальника штаба партизанской бригады «Народные мстители» имени В.Т.Воронянского, действовавшей на Логойщине и соседних районах, Виталия Ивановича Еськова, который в 1941-м, будучи лейтенантом-артиллеристом 48-м артиллерийского полка 10-й Армии[44]отступал до Минска с района того самого п/о Хорощ, где служил и Шунейко. Поэтому в событиях, которые он описывает, мог принимать участие и наш герой.



Фото: Виталий Еськов

Итак:

«Война застала меня в городе Замброве, расположенном между Белостоком и Варшавой. Служил я в то время в 48-м легком артиллерийском полку, готовил артиллерийских разведчиков и вычислителей в полковой школе.

На рассвете 22 июня 1941 года наш полк вместе с другими частями 13-й стрелковой дивизии вышел по боевой тревоге к государственной границе. Здесь произошло первое столкновение с фашистами. Сначала бои на границе, затем оборона на реке Нарев в районе местечка Хорощ и последующий отход с тяжелыми боями на восток в направлении Волковыска и Баранович.

Немцы имели численное превосходство в живой силе, у них было больше танков и артиллерии. Фашистские самолеты подвергали непрерывной бомбежке наши войска, города и даже мелкие населенные пункты. Положение с каждым днем становилось все более тяжелым. Часть войск западного направления оказалась в окружении. Гитлеровцы заняли Барановичи, и мы через Новогрудок стали отходить на Минск.

В начале июля 1941 года в лесу западнее Минска одним из наших командиров – полковником Иваном Семеновичем Стрельбицким – из отдельных мелких подразделений была создана ударная группа численностью в несколько тысяч человек с целью освободить захваченный гитлеровцами Минск. Овладеть городом нам не удалось, но бой был упорный. Немецкое командование бросило против нас танки, и в районе совхоза Тарасово, под Минском, вторично завязался тяжелый неравный бой. Здесь я был контужен и ранен осколком в ногу…»[45].

Согласно второй версии, следуя логике дальнейших событий, окруженец Леонид Шунейко стал пробираться на родину через Полесье, где мог попасть в плен к представителям т.н. беларуской самообороны[46], или всё же сумел, пробираясь пешком по ночам добраться до занятой гитлеровцами столицы БССР.

В документальных материалах фонда Инспектората беларуских школ при Генеральном комиссариате Беларуси имеется удостоверение на имя Шунейко Леонида Бернардовича от 14 октября 1941 года о направлении его на работу преподавателем в школу Радошковичского района (Ф.371. Оп.1. Д. П. Л.255 (нумерация документа 1960-1970-х гг.)).

А главным школьным инспектором при генеральном комиссариате Беларусь накануне этого был назначен Винцент Годлевский, один из лидеров т.н. третьей силы в оккупированной гитлеровцами Беларуси, неофициальный руководитель БНП (Беларуской Незавичимой Партии)[47]. И, естественно, что в обход него указанное назначение в то время вряд ли бы произошло.



Фото: Винцент Годлевский

Кстати, о родословной В.Голдлевского известно очень мало. И в этой связи лично у меня возникает вопрос, а не является ли он родственником Иосифа Годлевского (1892-1968), женившегося в 1920 году на дочери графа Кароля Яна Александра Гуттен-Чапского Фабиашке-Елизавете-Франциске-Леонтине-Марии-Юзефе (27.4.1895-1974гг.)[48], у которого в свое время и работал садовником отец Леонида Шунейко?



Фото: Дети Кароля-Яна-Александра фон Гуттен-Чапского. Слева направо: Фабиана, Елизавета-Мария-Регина-Габриэла-Эмирик-Август-Войтех, Войтех-Богдан-Леон

Возможно подтверждение этой моей версии можно найти в семейном архиве англичанина Эдуардо Арандо Годлевски, правнука легендарного минского градоначальника Кароля Чапского, праправнука Эмерика Гуттен-Чапского.



Фото: Эдуардо Арандо Годлевски

И если это так, а подбор кандидатур на создаваемые в гитлеровской коллаборационистской администрации должности происходил тогда всё больше по довоенным и даже дореволюционным дружеским, родственным и прочим корпоративным связям, то точка соприкосновения этих людей налицо.

Однако странным образом, буквально сразу после назначения Леонид Шунейко в Радошковичи, он появляется в Березино во главе конного полицейского отряда и занимает пост начальника полиции. Проследовал отряд в конечный пункт назначения кружным путём. Известно, что он проследовал через п.Свислочь Осиповичского р-на, д.Вирково Кличевского района и сам райцентр Кличев Могилевской области. В Вирково Шунейко собрал всех местных полицаев и заставил их вернуть жителям всё, что они у них награбили. В Кличеве освободили большую группу арестованных местной полицией, а самих полицаев избили. В п.Свислочь, бывшем в 1924-1931 гг. райцентром, Шунейко покарал начальника местного полицейского участка за жестокость к людям и ретивость в услужении оккупантам.[49]

Вероятно, что в Кличевском районе Леонид Шунейко разыскивал семью сводного брата Андрея Трофимовича Курсакова, будущего местного партизанского комиссара[50], который в предвоенный период являлся директором местного торфозавода «Новый мост».



Семью брата Леонид как будто не нашёл, зато в Березино привез землячку с Ветренки Зинаиду Сергеевну Майорову, которая считалась его женой. Возможно, он просто таким образом спас её от каких-то проблем с коллаборационистами на их малой родине. На момент казни ей было всего 18 лет.



Фото: Зина Майорова с неизвестным накануне войны

Имеются свидетельства, что вместе с Л.Шунейко в Березино прибыл некто Жора Мандыга, как будто офицер, который затем был направлен в г.п.Белыничи, где через некоторое время был расстрелян оккупантами.

И в этой связи, правдоподобно, что по пути следования до Березино конным отрядом полиции также оставлялись свои люди. На такую мысль наводит, например, тот факт, что, в д.Устиж Осиповичского района, что недалеко от п.Свислочь, до начала 1943 года базировался отряд местной самообороны от партизан и оккупантов, который возглавлял Устин Забавский, вставший на путь вооруженной борьбы с советской власти ещё до начала войны[51].

К вопросу о том, кто же мог поставить Леонида Шунейко на должность я вернусь несколько позже.

С прибытием Шунейко в Березино, первый начальник березинской полиции Кишкурных был переведен на нижестоящую должность старшего следователя районной полиции. Новый же стал квартировать у престарелой Марии Иосифовны Монтвид на Жорновской улице. Её высокий, на каменном фундаменте дом стоял у самой Березины.

Действия Шунейко оказались прямой противоположностью бывшего уголовника Кишкурно, всячески использовавшего своё служебное положение в личных корыстных целях. Новый шеф полиции держался скромно, как уже свидетельствовалось выше, никогда не носил мундир, кроме поездок в Минск. Он появлялся на службе в гражданском костюме и редко засиживался за рабочим столом. Часто куда-то уезжал, возвращался поздней ночью.



Фото: Леонид Шунейко в период работы в полиции

Управе, жандармерии, комендатуре и полиции забот прибавилось. То тут, то там начали проявлять активность еще совсем слабые партизанские группы, которые в основном сводили счёты с местными заядлыми полицаями и другими коллаборационистами. Это вынудило немцев разместить свои гарнизоны в Мощанице, Погосте, Беличанах, Негоничах и других деревнях района.

Выполняя поручения коменданта, Шунейко инспектировал опорные пункты, проверял устройство оборонительных сооружений, состояние боевой выучки полицаев.

Как-то, воспользовавшись отсутствием шефа, старший следователь Кишкурно арестовал сапожника Владимира Борисевича. Допрашивая, сильно избил его, грозил расстрелять как коммуниста.

От жены Борисевича, которая пришла к начальнику полицию просить за освобождение мужа, Шунейко узнал о её знакомстве с проживающей в Березино Людмилой Давыдович, немкой по происхождению, у которой были хорошие отношения с жандармами. Тогда-то и посоветовал он женщине использовать помощь Давыдович и заручится поддержкой немцев. Когда осуществлявшие непосредственный надзор за работой полиции, особенно за арестами и ведением следствия, жандармы пообещали не вмешиваться в дело, начальник приказал Кишкурно выстроить во дворе всех свободных от нарядов полицейских и доставить туда сапожника.

Уже после войны Владимир Михайлович Борисевич рассказывал:

«- Меня привели во двор. Шунейко обратился к подчинённым:
— Кто знает этого человека, шаг вперёд!
Несколько полицейских вышли из строя.
— Что можете о нём сказать?
— Ничего особенного не замечали, — послышалось в ответ.
Этим полицейским я ремонтировал и шил сапоги.
— Он же коммунист! Бандит! – взорвался находившийся здесь Кишкурно
— Вы, господин старший следователь, скоро и нас всех за коммунистов примете, спокойно возразил начальник. – Какой же из него большевик? Живёт тихо, смирно. Взял патент на частную мастерскую. Работает. Жандармы и те возмущены вашими действиями. Отпустите его!»[52].

Итак, поставить Л.Шунейко на должность начальника полиции м.Березино безусловно могли двое представителей т.н. третьей силы в оккупированной гитлеровцами Беларуси, которые организовывали в 1941-м беларускую полицию Минского района и округа.

Юлиан Сакович (белар. Юльян Саковіч; 24 августа 1906 — 13 июня 1943) — белорусский коммунистический, позже националистический деятель, основатель и руководитель Белорусской Народной Грамады, а также член Центрального комитета и глава Минской ячейки БНП, который поступил на службу к немцам, назначивших его главой административного управления недавно сформированной Белорусской народной самопомощи (БНС) и по совместительству командиром белорусской вспомогательной полиции в Минском районе.



Фото: Юльян Сакович

Осенью 1941 года Сакович собрал тайную конференцию бывших членов БКРГ (Беларуской Крестьянско-Работницкой Громады) на которой присутствовало 9 человек, причем один неизвестный, которым был человек как будто из Минска, а не из числа западных беларусов. Часть присутствующих высказалась за так называемую «вынужденную коллаборацию», вторая же отвергла ее вовсе, предложив создавать независимые вооруженные формирования. По итогам конференции было принято решение о создании Белорусской Народной Грамады, лидером которой стал Сакович. Программа партии предполагала пойти на вынужденное временное сотрудничество с оккупационными властями дабы не дать действовать более радикальным коллаборационалистам. Конечной целью партии ставилось создание с немецкой помощью независимого белорусского корпуса полиции во главе которого должен был стать Сакович[53].

Вторым человеком, который мог поставить Л.Шунейко на должность начальника березинской полиции мог быть Владимир Шавель.





Известно, что родился он в 1915 году в Вильно в белорусской рабочей семье. Окончил Виленскую белорусскую гимназию и юридический факультет Вильнюсского университета. Работал учителем начальной школы д.Слижи на Лидчине. 23 мая 1940 был арестован советскими карательными органами по обвинению в «участии в антисоветской организации», но не был осужден. Освобожден 7 декабря 1940 года и реабилитирован. Во время немецкой оккупации входил в главный совет Белорусской Народной Самопомощи, был членом подпольной белорусской независимой партии и сотрудником Абвера. В 1941 г. с разрешения немецких властей организовал отделы белорусской полиции на Минщине[54]. Тот факт, что Вл.Шавель не был расстрелян НКВД или отправлен гнить в ГУЛАГ, а как-то очень быстро был освобожден на свободу, и даже был реабилитирован, выглядит по тому времени очень подозрительно. И может с большой долей вероятности свидетельствовать за то, что это стало возможным только благодаря тому, что он согласился стать сексотом НКВД.

К этому, как видится, двойному агенту как немецких, так и советских спецслужб мы еще в рамках данного исследования несколько позже вернемся.

4. Другие члены подполья

Индивидуальные мотивы антигитлеровского сопротивления, как и осведомлённость о конечных целях и задачах организованной деятельности, у повешенных гитлеровцами участников березинского подполья, безусловно, были разные. И уж тем более это касается расстрелянных оккупантами полицейских.

Наиболее понятны мотивы и личное участие у Елизаветы Ефимовны Гансовской (Михалёвой).



Фото: Лиза Гансовская

Проживавший по ул.Интернациональной охранник банка Ефим Давыдавич Михалёв с началом войны соорудил семейный блиндаж, т.к. недалеко находился главный военно-стратегический объект в м.Березино — деревянный мост через реку Березину, который гитлеровская авиация неоднократно пыталась разбомбить. Бывший солдат, участник первой империалистической войны, сделал укрытие по всем правилам фортификации – в три наката. Во время налётов гитлеровской авиации на Березино, здесь собиралась вся семья: сам Ефим Давыдович, его шестидесятилетняя больная жена Агриппина Алексеевна, старшая дочь Михалёвых Лиза с мужем Леонидом Гансовским, их дети Алла, Светлана и Эльвира. В блиндаже укрывался также Иван Санока, квартирант Ефима Давыдовича. Молодой учитель – коллега Лизы – работал в средней школе Березино. Вскоре укрытие стало совсем тесным. Из Минска прибыл другой зять Михалёвых, родной брат Леонида – Георгий, женатый на второй дочери Ефима Давыдовича – Дусе. Младший Гансовский едва держался на опухших, избитых ногах. Пришёл он без жены: выбраться из города ей не удалось.

Обнаруженных в блиндаже утром 3 июля вошедшими в Березино гитлеровскими десантниками, под дулом пулемёта заставили выйти наружу и погнали к улице Краснина. У сарая дома Сергея Ивановича Разумовича всех поставили к стенке и собирались расстрелять. Лиза Гансовская на немецком попыталась сказать, что это члены её семьи. В итоге немцы расстреляли только мужчин.

Родных похоронили в том самом убежище, которое Ефим Давыдович выкопал с Леонидом Гансовским, надеясь спасти свои семьи.

Спустя неделю в Березино из Минска пришла сестра Лизы – Дуня Гансовская.

Естественно, что, став под принуждением коменданта м.Березино майора Кальтвассера переводчицей Управы, она, часто с риском для жизни, как могла старалась помочь своим соотечественникам.

Помимо приведенных в письме на имя Мазурова, подобных примеров было множество. Один такой случай описан в книге Василия Зеленского.

Прибыв как-то на службу, Гансовская удивилась присутствию здесь Анны Ивановны Королевской, своей соседки. Жену командира противовоздушной обороны Березино она знала давно. Её муж – выпускник училища пограничных войск, старший лейтенант Королевский Михаил Дмитриевич, украинец по национальности, вскоре после начала войны со своими зенитчиками занял позиции у березинского моста и оборонял его с воздуха, оставив свои позиции только по приказу. Как выяснилось из разговора с его женой, он попал в плен и находится центральном лагере военнопленных в г.Борисове, о чем прислал весточку. Гансовская сделала поддельную справку о том, что он является работником березинского спиртзавода, с которой супруга офицера Красной Армии поехала в соседний райцентр и, предъявив её коменданту лагеря вместе с подачкой, забрала мужа домой.

По совету Гансовской Михаил Дмитриевич Королевский и его жена ушли в деревню Любушаны к её родственникам. В июне 1942 года Королевский стал бойцом 120-го партизанского отряда, которым командовал Кондрат Антонович Баранов. Потом получил должность начальника штаба[55].

Имеются свидетельства, относящиеся к лету 1941 года, Николая Даниловича Лаптёнка, родом из д.Васильевка Каменноборского сельсовета Березинского района, пограничного с Кличевщиной, впоследствии первого секретаря Кличевского подпольного райкома комсомола, о том, как Гансовская помогла членам молодежной группы (обязательно комсомольской, ну как же без этого!) из его деревни, которые позже пополнят ряды кличевских партизан.

Вот что по этому поводу пишет в своих опубликованных мемуарах Лаптёнок Н.Д.:

«Чтобы легче было выявить недовольных оккупационным режимом, гитлеровцы начали перерегистрацию паспортов, ввели специальные пропуска. Без соответствующих справок, удостоверений личности, заверенных управами, людям нельзя было шагу ступить. Их сразу хватали и нередко расстреливали без суда и следствия.

Подпольщикам, чтобы свободно передвигаться в зоне оккупации, необходимо было обзавестись документами. Никакая управа нужных нам документов, безусловно, не даст. Вот если бы достать чистые бланки гитлеровских учреждений! Сделать это могла для нас только Вера Кавцевич. В Березино она успешно занималась разведкой. У неё даже появились знакомые среди гитлеровцев.



Фото: Вера Кавцевич (повешена оккупантами в 1943 году как будто на собственных косах)

На негласном собрании молодёжи в Васильевке было решено свести Кавцевич с Гансовской, которую знал отец члена этой группы Мити Жуковского Василий Жуковский, тоже учитель. После этого Вера вернулась в Березино.

Прошла неделя. На исходе была вторая. Вера молчала, и в наши головы невольно стала закрадываться мысль о провале.

— Не переживай, Николай, — подбадривали меня товарищи. – Случись что с Кавцевич, разве мы бы не слышали?

Вера появилась в Васильевке в конце августа. Уже по её глазам я понял, что всё в порядке.
— Пока сорок, — разложила она на столе бланки разных форм и окрасок. – Печати поставлены. Фамилии впишем сами.

— Не ошиблась с Гансовской? – не скрывал я своей радости.

Лиза даже познакомила меня с бургомистром (Ивашевичем – А.Т.), — ответила Вера Кавцевич. – Такой боров, а напрашивался на свидание. Ну я и пришла в городскую управу… когда его не было там. Зато оставались документы. – И Вера не сдержалась от смеха.

Смелая умная девушка! Она ещё долго будет снабжать нас ценнейшей информацией из немецко-фашистского гарнизона, обеспечивать пропусками, справками, паспортами, удостоверениями и другими документами, которые сыграют в жизни Васильевской подпольной комсомольской организации важную роль…»[56]

Из справки-отчёта Грошко М.Е. – бывшего руководителя подпольной Бродецко-Селибской молодёжной организации, которая действовала в березинском районе (август 1941г. – апрель 1942г.) Березинскому РК КПБ от 26 ноября 1974 года.:

«При организации и деятельности нашего подполья были и неудачи. Так, в конце 1941 года и начале 1942 года был арестован один из организаторов нашей организации – руководитель группы – Габец Захар Тарасович. Он был отвезён в гестапо (жандармерию – А.Т.) местечка Березино. Однако мне стало известно, что он арестован как бывший военнослужащий, а не как организатор подполья… Передо мною встала главная задача – как помочь активному организатору подполья? Я уже знал через связных, товарищей Букатого И.Д., учительницу Лопатинскую А.М., а главным образом через Лаптёнка Михаила Сафроновича, что в комендатуре работает бывшая учительница Березинской средней школы Гансовская (имя и отчество не помню) в качестве переводчицы. Я её знал с июня 1934 года, когда я был вместе с ней на Всебеларуских курсах совершенствования учителей при Могилёвском пединституте.

По моему заданию в м.Березино выехали мои доверенные товарищи Букатый И.Д. и родной брат Горошко Р.Е. с задачей встретить Гансовскую и передать мою записку (письмо). Всё получилось удачно, и более того, они встретили в Березино работника райуправы Антипова Семёна (до войны работал секретарём Бродецкого сельсовета, я его до войны хорошо знал), который был настроен положительно и искал связи с целью уйти из Березино в партизаны. К слову, в моём письме (записке) Гансовской была прямо высказана моя просьба:

«Помогите спасти моего друга Габца Захара Тарасовича. Он честный и не вредный человек». А далее в записке сказал о себе.

Судя по ответу – она меня вспомнила и в ответе написала: Приезжайте и не мешкая, безопасность гарантирую». Меня одели в одежду под видом тяжело больного, и родной брат, председатель колхоза Рыгор повёз меня в Березино. Добрались мы относительно удачно. Заехали на квартиру работника райуправы Антипова Семёна. Позвонили ему, и он явился домой. Принял меня, известно, со страхом, но гарантировал мне безопасность.

Главное – организовал мне встречу с Гансовской. Она, как мне показалось, осталась патриоткой Родины, приняла меня хорошо, сердечно говорила и на прощание сказала: «Габец будет ваш». Правда попросила выполнить некоторые условия: передать подарки, чтобы она могла поднести их своему шефу. Когда я вернулся из Березино, всё так и было сделано. Наши связные активные наши подпольщики Букатый И.Д. и учительница Лапатинская А.М. эти подарки через Гансовскую доставили потребителям.

Габец Захар Тарасович был освобожден под подписку о невыезде из д.Перевоз Богушевичского сельсовета. Учительница Гансовская, несмотря на то что и не раскрыла мне секрета своей работы в качестве переводчицы, однако она была патриоткой. Этот вывод я делаю не из одного случая освобождения Габца З.Т. Она нам помогла уничтожить коварного врага, предателя Родины – бургомистра Бродецкой волости Саньков П.В., которым был лютым палачом населения. К слову, его уничтожили сами хозяева «нового порядка» по разработанных нами материалах, которые Гансовская передала гестапо (жандармерии – А.Т.): Уничтожен был и его брат Санько И.В.

С выходом нашей подпольной партийно-комсомольской организации в лес в апреле 1942 года мы соединились с 208-м партизанским отрядом (командир Ничипорович Владимир Иванови) – я несколько раз делал пробовал поддерживать связь с Гансовской. Однако связь с ней была потеряна: она вместе с другими патриотами была казнена (повешена на площади м.Березино)[57].

Когда районная оккупационная администрация решила издавать на беларуском языке «Бярэзiнскую газету», то редактором её назначили Фёдора Глинского, окончившего до начала войны 3 курса исторического факультета Беларуского государственного университета (по другим сведениям — пединститута).



Фото: Фёдор Глинский

Уроженец то ли г.Турова на Гомельщине, то ли д.Турово Сенненского района оказался здесь не случайно. Пред войной он женился на однокурснице Вере Витковской и теперь поселился у шурина в Жуковце.

При помощи Софьи и Петра Витковских Фёдору долгое время удавалось уклоняться от трудовой повинности. Немало способствовали этому бургомистр Мощаницкой волости Евгений Ярмолкевич и заместитель начальника полицейского участка Альберт Пекарь. Они поддерживали связь с оказавшимися на оккупированной территории командирами Красной Армии капитаном Василием Бережным и техником-интендантом 1 ранга Николаем Дербаном.
Узнав о намерении оккупантов открыть газету, Ярмолкевич и Пекарь содействовали в назначении Глинского на должность редактора. Тем временем Глинский продолжал жить в Жуковце. В редакцию добирался на велосипеде, изредка ходил пешком.

Здание довоенной редакции районной газеты гитлеровцы использовали под хозяйственную часть комендатуры. Глинскому выделили новое помещение для литсотрудников на Комсомольской улице, по соседству с домом Лизы Гансовской.

На страницах оккупационной районки предполагалось уведомлять население об успехах фашистских войск на фронтах, рассказывать о мероприятиях, проводимых оккупантами в целях восстановления хозяйства для нужд германской армии.

При этом намечалось акцентировать внимание населения на задачах оказания помощи немецкой армии в борьбе с большевиками и мерах ответственности виновных в саботаже, невыполнении распоряжений местных властей.
Однако уже в первом же номере газеты Ф.Глинский осуществил «идеологическую диверсию», напечатав на весь номер «Геаграфiю Беларусi»! Надо думать, это были основные постулаты из знаменитой одноименной книги Аркадия Смолича (родом из м.Бацевичи соседнего с Березинским Кличевского района, одного из отцов основателей БНР в 1918 году)! И в том числе с указанием этнографических границ беларуских земель! За это главный редактор газеты чуть было не был расстрелян гитлеровцами и, надо думать, только благодаря заступничеству перед немцами бургомистра и Л.Шунейко, остался на своем месте.



Фото: Аркадий Смолич



Фото: Народный секретариат (правительство) Белорусской Народной Республики. Слева направо: сидят — А. Бурбис, И. Середа, Я. Воронка, В. Захарка; стоят А. Смолич, П. Кречевский, К. Езовитов, А. Овсяник, Л. Заяц. Минск. 1918 г.





Тем не менее, известно, что и последующие номера районки выходили нейтральными, почти антинацистскими[58].

Также известно, что отец Федора Глинского, малообразованный «лаптюжный селянин» незадолго до начала войны был осужден на 10 лет лагерей за «троцкизм», а сам Федор после этого был исключен из комсомола как «сын врага народа»[59].

Что касается его жены, Витковской Веры Григорьевны, то книге «Памяць. Бярэзiнскi раен», я обнаружил аж 13 персоналий репрессированных Витковских[60], а в книге Дмитрия Матвейчика «Удзельнiкi паустання 1863 – 1864 гадоу/ бiяграфiчны слоунiк/» 14 Игуменских представителей рода (в состав уезда входила и Березинская волость), которые тем, или иным образом имели к нему отношение[61]. Поэтому справедливо полагать, особых симпатий к «родной» российско-коммунистической власти ни Глинский, ни Витковские явно не питали.

Ярмолкевич (Ермолкевич) Евгений Александрович, 1912 г.р., уроженец г.Бобруйска в 1934 году стал первым руководителем изобразительной студии в только что открывшемся в Бобруйске Доме пионеров (директор Арон Рубинштейн). Талантливый ученик известных художников учил своих воспитанников любить родную землю. Девизом его воспитания были слова (бел.): «Не будзеш любiць родны край — мастаком ты не станеш».



Среди его учеников — Абрам Рабкин, Виктор Савицкий, Александр Дегиль и др.

По не известным причинам, о которых можно только догадываться, в 1940 году Евгений Ярмолкевич с женой и тремя детьми (Наташа 1935 г. р., Тоня и Боря) переезжает в глубинку, в Березинский район тогда Могилёвской области. Преподаёт в Поплавской школе для глухонемых.



Фото: Евгений Ермолкевич с супругой

В сентябре 1941 года он становится старостой (бургомистром) Мошаницкой волости Березинского уезда (название административной единицы при оккупационной власти).

Поддерживал связь с членами инициативных групп по созданию партизанских отрядов Василием Бережным и Николаем Дербаном[62].

Про Альберта Пекаря ничего нового выяснить не удалось.



Фото: Альберт Пекарь

Ремарка

Как-то в разговоре со светлой памяти крупским краеведом Михалом Адамовичем Бараулей, моим старшим товарищем и наставником по цеху истории и краеведения, последний поведал, что где-то в 1980-е годы к ним приезжал Побаль Леонид Давыдович, известный беларуский археолог, доктор исторических наук, профессор, член Международного союза славянской археологии, Польского археологического товарищества. Был он вместе с тогда еще аспирантом Иовом Олегом Вильгельмовичем. Производили они археологическую разведку в Крупском и Березинском районе. Посильную помощь в этом им и оказывал М.А.Барауля.

Так вот, общаясь с местным населением, они вышли на любителя отечественной истории из д.Николаевка Ухвальского сельсовета, что на границе с Березинским районом, некоего Шупу, который на удивление и М.А.Бараули, и археологов хорошо разбирался в древней беларуской истории. Как выяснилось в разговоре с ним, в свое время после войны он долго отбывал наказание в ГУЛАГе за оккупационные дела. Во время своего сидения, надо думать уже после хрущевской амнистии политических заключенных, он и пристрастился к беларуской исторической литературе, откуда и получил свои знания по теме.

Как мне удалось установить, перед войной этот Шупа (имя и отчество пока, к сожалению, установить не удалось, а сам он давно уже умер) был как будто 1-м секретарем ЦК ЛКСМ(б) Березинского района, а в годы войны работал в немецкой коллаборационистской администрации (или служил в полиции). Когда у него спрашивали, почему так произошло, то отвечал, что пошел служить туда (внимание!) «ПО ЗАДАНИЮ БНР»!

Интересно, что в копии материалов проверки по Березинскому подполью из архива покойного Березинского краеведа Петра Аврамовича Прибыткина, главного составителя книги «Памяць. Бярэзiнскi раён» есть список-выписка «членов Березинского райисполкома, кандидатов в члены ревизионной комиссии КПБ, избранных на районном отчетно-выборном партийном собрании 22 февраля 1940-го предвоенного года». Так вот в этом списке, что примечательно, отсутствуют фамилии главных районных комсомольских функционеров.


5. Подпольная группа на Березинской МТС

Отдельно следует выделить автономную подпольную группу, действовавшую на Березинской МТС, возглавляемую Иосифом Ивановичем Сухоцким. Гитлеровцы попытались восстановить работу машинно-тракторной станции. Они собирались использовать технику в создаваемых имениях. На окраину райцентра, примыкавшую к шоссе Минск — Могилёв, оккупанты сгоняли трактористов, механиков, слесарей. Но работать никто не хотел. Люди то и дело устраивали перекуры. Вскоре здесь стали появляться листовки, сводки Совинформбюро. Их тайно передавали друг другу.

Кое-как отремонтировали один трактор. Его отправили на молотьбу в д.Ольховка. Но машина вскоре сломалась. После этого в сентябре-октябре 1941 года были арестованы работавшие на МТС бывший редактор районной газеты «Сцяг Ленiна» Иван Лесковец с братом Михаилом, который уже давно работал в МТС. Их взяли прямо на работе в МТС и под конвоем доставили в полицейский участок на ул.Червенскую. При досмотре у них оказались листовки «Вести с Советской Родины», разбросанные в ночь с 6 на 7 сентября с советского самолёта. Братья несколько дней находились в камере смертников, но на третьи сутки были отпущены Шунейко под залог и строгий наказ никуда не отлучаться, хотя начальнику полиции и донесли, что Иван полгода до самого начала войны был секретарем Березинского райисполкома.

По факту, согласно распоряжения Могилевского обкома КП(б)Б (т.Кардовича) Лесковец И.В. был направлен для организации подпольной работы в тылу врага. После своего освобождения из-под ареста полицией скрывался, находясь на нелегальном положении, а в партизаны ушел только 20 мая 1942 года. Первоначальную военную подготовку проходил в 1926/27 гг. как курсант 4 СП 2-й Беларуской СД в г.Борисове. Имел двоюродного брата гражданина США[63].

Интересно, что Лесковцы были из д.Светлица, где жил и печатник Шех, который бок о бок работал с Иваном Агеевичем ещё до войны.

С января 1942 года в подпольную группу вошли и два довоенных сотрудника органов НКВД: уроженец той же д.Светлицы Смоляк Василий Лукьянович, 1913 г.р. (приказом НКВД БССР от 7 февраля 1940 г был назначен надзирателем общей тюрьмы №20 в г.Гродно) и Мышко Петр Семенович, который упоминается в приказе НКВД БССР за март 1939 года с зачислением его курсантом Минской школы РКМ им.Фрунзе на 1939-1940 учебный год. С их вступлением группа насчитывала уже 12 человек.



Фото: Василий Смоляк

Василий Смоляк был задержан и арестован полицией вместе с братьями Лесковцами и тоже был отпущен Шунейко.

На вооружении подпольщиков в специальном тайнике находились 12 винтовок, ручной пулемёт, 200 штук ручных гранат, 3 револьвера и свыше 6 тысяч патронов. Весной 1942 года подпольная группа готовилась уйти в лес для организации открытой вооружённой борьбы против оккупантов. Наряду с подготовкой партизанского отряда главной задачей всех членов группы была порча сельхозтехники с целью срыва мероприятий по уборке урожая и вывозу хлеба в Германию, распространение листовок «Вести с Советской Родины», «В последний час», сводок Совинформбюро, местных листовок, в которых разъяснялось истинное положение на фронте.

Выдвижение группы в лес было намечено на 26 апреля 1942 года, но по доносу предателей немцы и местная полиция прибыли в деревню Светлица рано утром 22 апреля 1942 года. Подпольщиков пытали в жандармерии и расстреляли 23 апреля. Ивану Лесковцу удалось избежать ареста и скрыться в Кличевском районе. Он вступил в партизанский отряд №345, где был назначен политруком роты. В июле 1942 года был избран в состав Березинского подпольного райкома партии и утверждён заведующим отделом пропаганды и агитации, а по совместительству – редактором районной газеты «Сцяг Ленiна»[64].

К подпольной группе на МТС имел отношение и Евгений Иванович Курто (Яуген Курто), уроженец д.Речиборок Богушевичского сельсовета, который после провала подполья вполне себе спокойно жил под оккупацией, пока осенью 1943 года не попал в облаву местной молодежи, которую должны были принудительно вывезти на работу в Германию, Будучи доставлен в Минск, сбежал, и через своего дядьку-минчанина, партизанского связного, попал в бригаду «Штурмовая», в которой и провоевал до освобождения Минщины от гитлеровских оккупантов.





Впоследствии закончил отделение журналистики филологического факультета Беларуского государственного университета (1949). Во время учёбы работал в газетах «Сталинская молодежь» (1946), «Зорька» (1948-1960). С 1960 г. — редактор, затем старший редактор Государственного издательства БССР (позднее — «Беларусь»), в 1972-1987 гг. — старший редактор издательства «Художественная литература»[65].





Фото: Евген Курто

Евген Курто поддерживал контакты с Фёдором Глинским, и даже под псевдонимом печатал заметки в издаваемой им «Бярэзiнскай газеце».

Долгие годы глубоко скрытая национальная гордость этого беларуса, которую он скрывал под толстым слоем идеологически выверенного коммунистического шлака, наконец проявилась буквально накануне его смерти (1993г.) в рассказе «Клiч Бацькаўшчыны», опубликованном в номере газеты ЛiМ (Лiтатарутра i мастацтва) за 8 ноября 1992 года на стр.8-9, где в лице главного героя явно просматривается личность самого автора.
Хочу привести начало этого рассказа (пер. с бел. мой – А.Т.):

«Павел, как всегда проснулся в шесть. Зашипел, прочищая глотку, беспорядочно защелкал надоедливыми курантами динамик. Хотя республика около года назад объявила себя независимой и могла бы придумать для позывных что-то свое. Так нет – все едет по старой наезженной колее: вот сейчас прозвучит «Союз нерушимый республик свободных…», а уже после собственное сочинение, как беларусы с братскою Русью вместе искали к счастью дорогу…

Подумалось: почему только с Русью, а не с Литвой, с которой столетиями жили под одним гербом, или с Украиной, с народами которой говорим почти одной мовай?

Так все Россия да Россия. Московия. А Московия же когда то, рассказывал маленькому Павлу отчим, учитель истории, вырезала всю Полотчину, сплавляя трупы горожан вниз по Двине…

Отчима давно уже нет в живых, сгорел от туберкулеза еще до войны, а вечерние рассказы его про страшные исторические катаклизмы запали в душу маленького Павлика. Запомнились на всю жизнь.

Недовольно прервал бег мрачных мыслей, нахлынувших с самого утра. От чего бы это, от щелканья курантов? Так же раньше он не вызывал особенного протеста, хотя и раздражал. Тут что-то другое явилось причиной рождения негодования. Бой курантов –– это конечно же повод. А причина? Ну, ну, вспомни уважаемы архитектор. Поднатужься. Ты же еще недавно похвалялся своей исключительной памятью…

Ага, наконец… Вчера вечером…

«- Вы, Павел Федорович, неисправимый националист, — как наяву внезапно прозвучал в ушах голос последнего руководителя архитектурных мастерских, недавнего работника ЦК партии. – Все присланные проекты на беларускую колодку натягиваете…

Как будто в Центре глупее нас люди сидят…»

И это прозвучало на торжественном собрании по поводу отправки его, Павла, на «заслуженный отдых». Вознамерился было возразить, что ни к чему нам танцевать под чужую дудку, т.к. история нашей культуры ни на каплю не беднее, чем у того же Центра, а в том-сем даже намного превосходит ее, однако в последнюю минуту передумал, т.к. понимал, что ничего этому чугуннолобому догматику все равно не докажешь, и ответил одной репликой:

— Что бы вы не говорили, уважаемый Кондрат Артемович, а я иду на пенсию с легким сердцем, т.к. всю работу и не копировал, и не калькировал, а только свое создавал…

Друзья по работе отметили меткий ответ коллеги рукоплесканием и даже криками: «Браво, Паша!..»
А дальше по сюжету рассказа была поездка Павла Федоровича на кладбище в родные Богушевичи.

Через Евгена Курто с подпольем была как-то связана и минчанка Галина Васильевна Быкова-Финская, которая являлась женой военного прокурора (военюриста 1 ранга) РККА. В Богушевичах проживали родители её мужа[66]. Через Гансовскую она получала пропуска за подписью бургомистра Соколова на поездку в Минск и обратно, где имела контакты с подпольным ВСПД (Военным советом партизанского движения)[67].

Впоследствии была связана с партизанами будущей бригады «Разгром» и «Дяди Коли» — Петра Лопатина.
Из архивного наградного листа на медаль «партизану Отечественной войны» 1ст. на Финскую Г.В.:
«Выполняла обязанности связной. Ходила от бригады Сосункевича («Разгром» — Авт.) 25 раз, от нашей бригады («Дяди Коли») 7 раз с боевыми заданиями. Обработала и привела нач.отдела связи ВВС Центрального фронта немецкого лейтенанта Карла Круга /Барта/. Подготовила убийство Вильгельма Кубе…»[68].



Разворот удостоверения на орден Ленина

О её предполагаемой непреднамеренной роли в разгроме березинского подполья (от которого она в 1965 году всячески открещивалась) пойдет речь несколько позже.

6. Спасение евреев от холокоста

Одним из направлений деятельности подпольщиков было спасение евреев от холокоста. В частности, про соответствующие факты со стороны лично Леонида Шунейко свидетельствовала в своё время Екатерина Шкурченко.
Осенью 1941 года он пополнил штат работников столовой девятью молодыми еврейками из гетто, устроенном немцами на Интернациональной улице.

Заведующая столовой Екатерина Шкурченко удивилась неожиданному распоряжению Шунейко.

— Ничего. Так надо! – пояснил начальник полиции.

Девушки чистили картофель, мыли посуду, полы, помогали по хозяйству. Преимущественно работали за еду. Иногда им удавалось унести что-нибудь съестное для родственников.

Однажды Шкурченко случайно услышала их разговор, из которого следовало, что одна из девушек, самая бойкая по имени Бася, где-то на рынке узнала о параде Красной Армии на Красной площади в Москве. Новость эта взбудоражила работников столовой. Занятые её обсуждением официантки, настолько увлеклись беседой, что не заметили сидевшего неподалёку постороннего человека. Клиент долго ждал заказ, настороженно прислушиваясь к их разговору, потом положил вилку на стол и тихи вышел из столовой…

Перед окончанием работы туда нагрянули двое полицейских. Они приказали работницам-еврейкам и Шкурченко одеться. Девушек увели в камеру предварительного заключения, а заведующую столовой доставили к Шунейко.

Раньше ей не приходилось близко встречаться с шефом полиции. Больше видела его издали. По её воспоминаниям, тот производил впечатление человека строгого, замкнутого. Это был выше среднего роста, плечистый, молодой мужчина. Одет в коричневый костюм. У него были светлые, коротко остриженные волосы.

«На улице стемнело. Шунейко подошёл к окну, задёрнул занавеску, щелкнул немецкой зажигалкой. Стоявшая на металлическом сейфе керосиновая лампа вспыхнула бледно-желтым огнем.

— Откуда работники столовой знают о параде в Москве?

Глаза Шкурченко расширились от удивления.

— О чём вы, господин начальник? Я… ничего подобного не слышала. Говорите парад был? А немцы твердят, будто Москву взяли. Как это понимать?

— Не прикидывайтесь! Мои люди работают надёжно, и здесь всё известно о разговоре в столовой. Так от кого всё же Бася дозналась? – более мягко спросил он.

Сомнений быть не могло: Шунейко информирован обо всём. Оценивая обстановку, Катя приготовилась принять удар судьбы. Вначале ждала крика, угроз. Да, видно, Шунейко не спешил. Шеф полиции вёл себя сдержанно.

— Господин начальник! Вас ввели в заблуждение, — ответила она как можно убедительнее.

— Вы полагаете, что такие известия возникают во сне?

— Я ничего не знаю.

— Выходит, мои люди врут?

— Вам виднее, господин начальник. Но мы тоже не чужие. Нас поставил туда Соколов. Все работают, стараются…

Отвечайте, Шкурченко, по существу. Иначе буду вынужден принять оч-чень строгие меры.

Катя молчала. Тогда Шунейко встряхнул звонком. В проёме двери показался дежурный.

— Приведите Басю! – послышался приказ.

Когда задержанная уселась на стул, Шунейко задал ей те же вопросы, что и Кате. Девушка решила, хотя спрашивали при заведующей, всё же ни в чем не признаваться. Ответы баси оказались отрицательными.

Желая довести дело до конца, шеф полиции вызвал ещё одного человека. В кабинете появился мужчина, которого заведующая видела только однажды. Именно сегодня. «Так вот кто донёс о разговоре!» — догадалась она.

— Повторите свой доклад, — распорядился Шунейко.

Агент дословно рассказал о беседе в столовой.

— Спасибо за службу. Вы свободны… Ну, что вы теперь скажете? – обратился шф полиции к задержанным.

— Ваш человек хочет выслужится. Оклеветать можно любого, — спокойно ответила Катя.

— Нам некогда устраивать длинные допросы, — прервал её Шунейко. = Одно ваше слово может быть равнозначно веревке.

Бася обреченно опустила голову. Катя повторила, что ни о каком разговоре в столовой не имеет понятия.

— Отведите её в камеру, — приказал шеф полиции дежурному и – к Шкурченко: — Вас освобождаю. А девчата здесь пока побудут».

Евреек несколько дней томили под замком, затем направили на другую работу. Всё это время Шкурченко находилась под впечатлением разговора с начальником полиции. Она никак не могла понять: почему Шунейко раскрыл перед ними своего тайного осведомителя и отчего шеф, твёрдо зная о патриотических настроениях работников столовой, всё-таки отпустил их[69].

Ещё один случай спасения от ареста полицейским-членом подполья приводит в своих воспоминаниях, ставшая в последующем партизанкой бригады им.Щорса, Евгения Соломоновна Гузик (Гантман), 1927 г.р., урож.д.Писюта Березинского района.

Бургомистром Богушевичской волостной управы был назначен Харланович, а начальником полицейского участка Антоневич из Речиборка. В конце лета 1941 года в Богушевичах было создано гетто, куда переселили евреев из окрестных сел (Селиба, Писюта и других) около 400 человек. Их разместили в здании школы, которое охраняли местные полицейские.

Уже с сентября 1941 года начались расстрелы. Расстреливали по группам: сначала самых старых, немощных, затем мужчин, в том числе и отца Евгении. Их отводили в лес и там выполняли эту кровавую акцию. После настала очередь всех остальных. Очень немногим удалось спастись. Позже в лесу спасшаяся Хая Шустерович рассказала, что с ней было четверо детей. Она осталась жива и вылезла из-под трупов, а дети погибли. Всего было убито 380 евреев. Уцелевших к тому времени узников угнали в Березино и казнили. Там экзекуция проходила в несколько приемов. 25 – 28 декабря 1941 года погибло 940 узников, 31 января – 1 февраля 1942 года – 962 узника, в июле 1942 года около 1000 человек. Некоторым евреям удалось спрятаться на чердаках, в подвалах, в «малинах». Они бежали из гетто и впоследствии примкнули к партизанским отрядам.

Во время расстрела в Богушевичах к Евгении Гантман подошел полицай и велел спрятаться в указанной им комнате. Она попросила оставить и подружку Цильку. Так они уцелели. А вечером, оставшихся в живых, увезли в Березино. До Писюты было 20 км, но дорогу Женя хорошо знала. И она вместе с Цилькой убежали и успешно добрались домой. Днем они прятались в лесу, а ночью возвращались в село.

Цильку отказались приютить, и Женя проводила ее в лес. Они проходили по мостику через небольшую речку. Цилька стала просить Женю, чтобы та столкнула ее в речку. Она объяснила свое решение – не хочет доставить удовольствие полицаю, который убил еще одну жидовку. Позже, уже в партизанском отряде, Цилька погибла.

Женю приютила семья Сушкевичей. Это была большая семья: мать и 8 детей. Она несколько дней жила у них, но понимала, что долго жить у них нельзя. К ней приходил брат и посоветовал Жене перейти на другую квартиру к Нине Кононовне Гайдук. Это была белорусская женщина с двумя детьми. Ей было 25 лет. Несмотря на все сложности, несмотря на большой риск, она приютила Женю. Это было в ноябре 1941 года. А брат Петя, как незаметно появлялся, так и незаметно исчезал.

А вот другой пример: заведующая мельницей, некая Б (Евгения Гантман в своих воспоминаниях не называет ее фамилию, чтобы пощадить ее детей, внуков), числилась в друзьях семьи, детально обо всем расспросила Женю, где она прячется, а вечером прислала полицию. Далее Евгения Гантман вспоминает:

«Когда я поселилась у тети Нины (ее тогда звали Янина), то она мне отвела комнату и велела окно не закрывать. Когда полицейские стали стучать в дверь и требовать выдать жидовку, тетя Янина знаком показала мне бежать через окно, что я и сделала. Когда я выскочила из окна, то увидела вооруженного человека, который стоял, прижавшись к стене. Вначале я испугалась, но не закричала, а побежала и ждала выстрела. Но его не было. Как впоследствии выяснилось, в полиции служили несколько подпольщиков и это был один из них. Я добежала до лесопилки и спряталась в досках. Пряталась в лесу, иногда заходила в деревню. Вскоре брат забрал меня в землянку, которую построили наши соседи, бежавшие из гетто, и солдаты, вырвавшиеся из окружения. Там мы жили до апреля 1942 года»…[70].

7. Подготовка к восстанию

Как уже указывалось в письме на имя Мазурова, на день рождения Адольфа Гитлера 20 апреля 1942г.

Л.Шунейко силами полицейских нескольких волостей района, а также самого г.Березино (порядка 100, или даже больше человек) спланировал операцию по разгрому немецкого гарнизона райцентра, гарнизонов в Якшицах, Мощанице, Беличанах, Погосте, Богушевичах. Повстанцы должны были разгромить березинскую комендатуру, жандармерию, карательный отряд, взорвать склады с советскими артиллерийскими снарядами и продуктами, после чего уйти в лес в партизаны. По логике вещей, планировалось перехватить инициативу у промосковских коммунистов и взять под свой контроль начавшее стихийно зарождаться в этом регионе партизанское движение, направив его в национально-патриотическое русло.

Ремарка

Знаменательно, что почти за 22 года до этого, в декабре 1920-го, в Игуменском уезде, куда тогда входило и м.Березино, было поднято антисоветское восстание жителей Якшицкой и Погорельской волостей (знаменательно, что одновременно со Слуцкими событиями). Партизанские формирования входили в деревни не с непонятными красными тряпками в руках, а под национальными бело-красно-белыми флагами. Люди поддерживали лозунги «Няхай жыве Беларуская рада!», «Няхай жыве незалежная радзiма!»[71]. Был среди этих повстанцев и мой прадед Филипп Тисецкий со своим младшим братом Даниилом.



А еще ранее, за 79 лет до весны 1942 года, 17 апреля 1963 года первый повстанческий начальник Игуменского уезда-комиссар объединенных отрядов в Игуменском уезде Минской губернии Болеслав Чеславович Свенторжецкий в своём имении Богушевичи (где собралось около 30 человек, вооруженных ружьями, пистолетами и саблями, готовых принять участие в восстании под его руководством) в здании волостного правления сорвал со стены портрет российского императора Александра II-го и зачитал манифест, которым объявил крестьянам, чтобы «не платили никаких податей, не давали рекрут, и что землю отдаёт он им в дар»[72].

Так начиналось на Игуменщине последнее восстание бывших народов Речи Посполитой против своих поработителей.



Литография из французского периодического издания «Le Monde» того периода: пленение инсургентами отряда Станислава Лясковского российского генерал-лейтенанта Грунта 23 июля 1863г в 15 верстах от Игумена.

Накануне запланированной акции Леонид Шунейко организовал встречи с инициаторами ещё только зарождавшихся партизанских отрядов на Березинщине местным жителем Николаем Дербаном, родом из д.Локоть, техником-интендантом 1-го ранга, и капитаном Красной Армии Василием Бережным, уроженцем украинской Полтавщины, договорившись с ними о дальнейшем взаимодействии[73].

В поле зрения шефа полиции попал и Владимир Дерябин, будущий командир партизанского отряда «Искра» бригады «Разгром». Один раз Л.Шунейко лично спас его от концлагеря и освободил из рук полиции[74]. Еще раз это сделала Е.Е.Гансовская. О его биографии пойдет речь несколько ниже.

Тем временем гитлеровцы усилили контроль на дорогах, хватали всех проходивших и проезжавших, избивали их. Кое-кого тут же расстреливали. Возле Могилёвского шоссе задержали четырёх человек и доставили в Березино. Их объявили партизанами и повесили.

После поражения гитлеровских войск под Москвой разгул оккупантов стал только усиливаться. Жители райцентра подверглись массовым арестам. Начавшиеся гонения и репрессии в отношении к т.н. приписников — военнослужащих Красной Армии, из числа многочисленных окруженцев, а также сбежавших, или выкупленных местными жителями из плена и массово осевшими в деревнях Березинщины и соседних районов, подтолкнули многих из них еще до начала весны группироваться, чтобы уйти в лес в партизаны, или перейти линию фронта. К ним примыкали такие же бывшие военнослужащие из числа местных жителей, а также оставшиеся в силу тех или иных причин на оккупированной территории Беларуси функционеры из числа партийного руководства, а также госслужащие низшего и среднего звена, а также просто патриоты своей родины.

В соседнем с Березинским Кличевском районе Могилёвской области с октября 1941-го по март 1942 гг. партизанами было разгромлено около 80 немецких гарнизонов и управ. А с разгромом 20 марта 1942 года немецко-полицейского гарнизона в Кличеве, закончилось не только освобождение от захватчиков всего района, но и частично соседних Кировского, Березинского, Бобруйского и Быховского районов.

В начале марта 1942 года 208-й партизанский отряд полковника Владимира Ивановича Ничипоровича провел крупный бой с карателями в Клинокском лесу Червенского района. Два полка пехоты оккупантов при поддержке авиации и артиллерии окружили около 400 партизан. Однако отряд сумел прорвать вражеское кольцо, уничтожил и ранил более 300 гитлеровцев и захватил многочисленные трофеи. После этого отряд перебазировался в Кличевский район Могилевской области.



Фото: Владимир Ничипорович

В блокаде партизан приняли участие и березинские полицейские. Это следует из мемуаров организатора, а впоследствии и командира партизанского отряда имени газеты „Правда“ Петра Ивановича Иваненко.



Читаем:

«Отряд удачно выбрался из блокады. У деревни Маковье, где мы отдыхали, пришлось выдержать еще один бой — на нас напали хорошо вооруженные полицаи из Березино. В отчаянной схватке был тяжело ранен командир роты Горностаев. Узнав об этом, партизаны атаковали фашистских прислужников.

Дорого обошлась захватчикам эта операция. С места боев они вывезли более сотни раненых и убитых"[75].

Если же анализировать документально-художественную автобиографическую повесть беларуского писателя Евгения Ивановича Курто (Яугена Курто) «А жыцце адно», имевшего отношение к березинскому подполью, о чём пойдет речь ниже, то в завуалированной форме, с временным смещением части событий и с некоторыми вымышленными именами настоящих исторических персонажей, а где и заменой настоящих мест событий вымышленными, в произведении явно увидеть указанные события.

В частности, приведены там и события, которые можно идентифицировать как те, о которых ведет речь выше П.Иванников. Однако у Е.Курто это происходит в мае, а не марте, и против партизан были задействован полицейские не из Березино, а прибывший туда для этой цели полицейский отряд из соседних Белыничей.

Возглавлял его как будто однокурсник писателя по Могилевскому педагогическому университету некто Пятрок Бацевич, заместитель начальника Белыничской полиции, который погиб во время того боя с партизанами[76].

Насколько же это соответствует действительности, повторюсь, в написанной на автобиографическом и документальном материале, но все же художественной повести, еще следует уточнять. Вопрос о том, кто руководил карательным отрядом березинских полицейских Корж (Василенко) (у В.Зеленского – Кориц), кто-то ещё, или же сам Шунейко остаётся открытым.

Далее события развивались быстро. Эхо удачного боя отряда Ничипоровича быстро распространилось по всей округе. Это стало сигналом для выступления уже подготовленных к тому времени вооруженных групп в десятках населённых пунктов Руденского, Червенского, Борисовского и Березинского районов. Вопрос упирался только в то, какие политические силы возьмут под свой контроль это стихийно зародившееся партизанское движение.

В лесах на стыке Червенского, Березинского и Борисовского районов возникло несколько боевых групп.
Одна из них, организованная офицером Красной Армии Тимофеем Кусковым, выросла позже в партизанский отряд «Непобедимый».



Фото: костяк будущего отряда «Непобедимый»: Т.И.Кусков (в центре), П.П.Ванкевич, К.П.Сермяжко, А.Г.Николаев, М.Белезяко, С.Р.Белохвостик, М.И.Епихин, М.Л.Милько

Другую группу, костяк которой составили приписники из д.д.Боровино и Ляжино, ставшую вскоре отрядом «Искра» возглавил сержант Красной Армии Владимир Дерябин.



Фото: Владимир Дерябин. 1943г.

Третья группа, Николая Дербана выросла в отряд, позже проименованный в ЦШПД «Большевик», на базе которого потом будет образована партизанская бригада им.Щорса.



Фото: Николай Дербан

В Червенском районе вывел в лес группу надежных людей уже упоминаемый выше Пётр Иваненко (Лихой), бывший до войны председателем Клинокского сельсовета. Вскоре на базе этой группы возникнет отряд, а потом и бригада «имени газеты «Правда».

В южной части Червенского района младший лейтенант окруженец Иван Захарович Кузнецов сразу же после Клинокского во главе группы партизан из десяти человек совершила внезапный рейд по полицейским участкам. Ночью брали немецких служак в их домах, отбирали оружие, привозили в тот же Клинокский лес, из которого две недели назад ушёл в Кличевский район Могилёской области отряд полковника Ничипоровича, и судили их. Всех взятых полицейских за преступление перед своим народом приговорили к расстрелу. Это были первые карательные акции партизан. Они заставили призадуматься остальных предателей.

Имея большую манёвренность, группа Кузнецова в течение нескольких дней истребила многих полицейских, разогнала не один их участок[77].

По соседству с Кузнецовым обосновались конники Владимира Тихомирова, которые вскоре станут костяком кавалерийского отряда (им.Сталина).



Фото: Владимир Тихомиров

В то время имели место и до сих пор не разгаданные случаи. Как вспоминал в своих мемуарах бывший приписник в д.Боровино Березинского района Константин Фёдорович Усольцев, впоследствии партизан отряда «Непобедимый, а после войны главный врач Гомельской психиатрической больницы, Заслуженный врач БССР, в конце марта его тварищ-приписник Иван Беловол наконец раскопал замороженный схрон оружия в земле, перепрятав его в болоте. Группа беличанских приписников (Беловол, Захаров, Зубков, Шумков и сам Усольцев) в тот день строили различные планы нападения на беличанскую волостную управу и полицейский участок. Бургомистром в управе был Баньковский, в прошлом судимый, который перед войной возвратился из мест заключения и работал рабочим Березинского леспромхоза.



Фото: Константин Усольцев

На следующий день решили уходить в лес небольшой группой. Часть приписников, местные братья Мирановичи и другие вскоре должны были присоединится к ним.

«Но случилось непредвиденное. Ночью на квартиру к Беловолу пришла группа вооружённых людей и потребовала сдать оружие. Окровавленного Ивана со связанными руками привели в дом Мирановичей, а потом увели в неизвестном направлении. 17-летнего паренька-сироту, который откапывал с ним оружие, застрелили в доме.
Захаров прибежал ко мне рано утром, и мы тут же ушли в лес.

История с Иваном Беловолом была непонятной загадкой. Тяжёлые предчувствия недоброго одолевали меня. Все наши поиски ничего не дали. Не получили мы сведений и о том, что он взят полицией или немцами. Ничего не прояснилось о нем и спустя. Видимо, Иван погиб, но от чьих рук?..»[78].

В одном месте своей почти автобиографической повести «А жыцце адно» Евген Курто пишет про то как первый начальник березинской полиции Кишкурных с десятком подначаленных направился на хутор Заболонь(?-А.Т.), под маркой сделать засаду на партизан, а по факту просто немного пограбить зажиточных хуторян. Ни полицейских повязок, ни чёрно-серой форме на них не было. Замаскировались под партизан. В повести, правда, дело было накануне зимы[79], однако это всё же литературное произведение, и Кишкурных в то время уже не был шефом полиции. Но, надо думать, такие «хозяйственные операции» многие полицаи практиковали и при Шунейко.

Естественно, не афишируя это перед своим шефом. Видимо, в результате одной из таких своих вылазок мародёрам и стало каким-то образом известно про оружие приписника, что стоило ему и его помощнику жизни.
Среди самых боевых и результативных партизанских формирований будущей т.н. Минской (Минск-Червеньской) зоны (1942-1944)[80] был и отряд «Искра» бригады «Разгром», действовавший на пограничье Смолевичского, Червеньского, Березинского и Борисовского районов, и базировавшийся в районе д.Кленник на Смолевичине. Бессменным командиром отряда был Владимир Павлович Дерябин, человек не простой судьбы.

Родился он в 1918 году в Самарской губернии (теперь п.Немчанка Борского района Куйбышевской области РФ). По национальности был эрзя[81]. Воспитывался родной теткой, но в семилетнем возрасте во время поездки в Ташкент потерялся в толпе на вокзале. Мальчика определили в детдом. Бежал оттуда. Скитался по Средней Азии.
Надо было как-то жить. Сначала воровать не решался. Но приятели «Катта-Курган», «Кривой», «Чимчик», давшие ему кличку «Гоп-со смыком», втянули в свою компанию. Научили играть в карты. Сообща обокрали мечеть. Когда продавали ворованное, Володька попался. Удалось сбежать. Потом побывал в Маргелане, Оше.

С дружками пытался перейти границу в Афганистан, где по рассказам, была «не жизнь, а малина». Но их перехватили пограничники. Опять скитался по Узбекистану, пока не понял бессмысленность такой (жиганской) жизни. По своей воле возвратился в детдом. Однако блатная кличка «Гоп-со-смыком» приросла к нему.
Захотел стать паровозным машинистом. Начал учиться. Работая в ташкентском паровозном депо, освоил специальность слесаря, хорошо зарабатывал. Был сыт и прилично одет. Как-то снова встретился с «Катта-Курганом». Услышав, что тот учится на электрика, обрадовался.

Паровоз знал будто свои пять пальцев, уверенно его водил. Будучи призван в 1939 году в Красную Армию, избрал специальность оружейного мастера. Хорошо освоил новое для себя дело. Изучил многие виды оружия. Назубок знал материальную часть самозарядной винтовки СВТ, автомата ППД, ручного пулемета Дегтярева, станкового «максима».

Война застала сержанта Дерябина под Вильно. Отступая, под Красным в районе Молодечно получил ранение[82]. Осел в Березинском районе, где, пережив зиму в качестве т.н. приписника, 20 апреля 1941 года организовал партизанский отряд, который сразу назвали «Моряк», а потом переименовали в «Искру». Однако вскоре случился конфуз. Выбранный на собрании партизан командиром отряда Константин Мирошниченко, выдававший себя за старшего лейтенанта флота, проявил расхлябанность и трусость, после чего выяснилось, что он не какой не офицер, а простой шофёр части морской пехоты. После это Мирошниченко был изгнан из отряда, а командиром стал Дерябин.

В октябре 1942 года он вошел в бригаду «Разгром»[83].

Ответ Дерябина Владимира Павловича (г.Минск, ул.К.Либхнета, 75-32) на запрос Березинского райкома КПБ, за подписью секретаря Шукана С.Ф. по поводу вопросов, поднятых в заявлении 4-х бывших партизан Мазурову К.Т. от сентября 1964 г. (штамп: увах. №76 ад 13.IV.1965г. Бярэзiнскi РК КПБ).



Фото: Владимир Дерябин. 1965г.

Секретарю Березинского райкома
КП Белоруссии т.Шукану

Сегодня получил Ваше письмо, в котором Вы просите меня восстановить действия участников подполья, возглавляемого Шунейко Л.Б., Глинским Ф.Ф., Ярмолкевичем и др.

С июля 1941 г. я раненый остановился в Березинском районе, д.Беличаны Ляжинского с/С, в районе дер.Боровина, Ляжино, Жеремец.

В лесу «Ласковка» я встретился с командирами и бойцами Кр. Армии, среди которых был ст. л-нт Колесов Жорж, Аладин Василий, Кусков Тимофей Иванович, Кулиш, Илюхин – комисар полка, позднее Герой Советского Союза, Терешкин – м-р, и много других товарищей. Всего нас было около 30 человек. Мы провели собрание о дальнейшей борьбе в тылу врага, зная о том, что 3 июля 1941 года был призыв партии и Сов. Правительства о создании в занятых врагом районах партизанских отрядов для борьбы с врагами, создавать невыносимые условия для фашистов, взрывать мосты, шоссейные дороги, телефонные и телеграфные связи, поджигать склады, пускать под откос вражеские эшелоны, преследовать и уничтожать всех пособников на каждом шагу, срывать все мероприятия и замыслы врага.

Для более эффективного действия наша группа разделилась на мелкие группы. М-р Терешкин, комис. Полка Илюхин ушли за р.Березина. Кусков, Кулиш остались под Жеремцом в Смолярке.

Я, Дерябин В.П., Колесов, Аладин остались в р-не дер.Боровино-Ляжино и стали заниматься изучением людей и сбором оружия.

Во многом нам помогали жители дер.Боровино. Это Широкопыт Тит Селивестрович, Полянский Леон, Жуковский Пётр, в то время ещё мальчик-подросток. Я его в лесу обучал, как обращаться с оружием, а он доставал нам винтовки и прятал в более надёжных местах. В настоящее время Жуковский Пётр Тимофеевич проживает в Березино.

Мне было поручено подготовить в партиз. отряд приписников – узбеков, казахов, татар, таджиков, так как я мог разговаривать на их языке. За период подготовки приписников, оставшихся в деревнях, я и мои товарищи были на подозрении у старосты Беличанской волости Баньковского, который был всегда с полицаем Артюшевским. А Артюшевский – ярый полицай, он меня как-то раз арестовал и избил, и, по видимому, доложил зам.начальника Мощаницкой полиции, а тот в свою очередь начальнику полиции Шунейко. Поэтому Шунейко предполагал, что мы за люди и чем занимаемся. Однажды меня и моего товарища доставили к начальнику полиции, который потребовал наши документы. Я предъявил профсоюзную книжку. Ш-ко с книжки снял моё фото, где были значки ГТО, ПВХО и комсомольский значок. Я подумал, что дела мои плохи, и, растерявшись, вместо г-н начальник сказал тов-щ начальник. Мы ему пояснили, что пришли в Березино, узнать о вербовке в Германию. А целью нашего прихода была та, чтобы сорвать поездку молодёжи и приписников. В Шерманию по вербовке, кот-ая в то время проходила активно. Шунейко вызвал полиц-го и отпустил нас. Когда мы ушли, нас догнал неизвестный гражданин и стал нас спрашивать, что слышно, чтобы мы не вербовались в Германию, так как скоро придут наши. Из кармана нам показал пистолет и листовку. В разговор мы с ним не вступали, листовку не читали. Посчитали его за провокатора и быстро ушли из Березино.

В другой раз из Кличева приехал Комсов, мы с Никитиным шли к нему на встречу. В лесу на дороге к д.Любач услышали выстрел, подумали, что едет Колесов. Никитин зашёл в лес, а я побежал к подводе. А в этой подводе оказались полицаи Артюшевский, Баньковский и др. Они меня избили и забрали в Беличаны. Там была немецкая волость. Полицаи требовали, чтобы я дал им показания, что, якобы, они меня поймали с ручным пулемётом. Я отказался. Они за это меня избили, после чего начали неистовствовать. Меня закрыли в волости и поставили охрану из восьми человек местных жителей. На рассвете охранники разошлись по домам, а полицейские после гулянки спали. Утром пришёл дворник, открыл волость и спросил меня, почему я здесь. Я ответил, что негде было ночевать. Он пошёл за дровами, а меня заставил разжигать печь. Как только он ушёл, я тут же вышел, посмотрел, что нет никого, сразу же побежал на дер.Логи к лесу, а дорогу у прохожих спрашивал на Дубовручье. Таким образом я ушёл от полицаев.

Через три недели я пошёл в дер.Крупа, чтобы забрать в отряд Макеева. Он проживал у одной колхозницы. Фамилии не помню. Макеев предложил мне отдохнуть, а сам уехал в лес по дрова. Я прилёг. Хозяйка стала готовить в дорогу нам продукты. Вечером мы должны были уйти. Не прошло и 40 минут, как нагрянули полицаи во главе с Артюшевским. Бежать мне было поздно. Оружие у меня было спрятано в лесу. Когда они вошли, я сидел на кровати. Они как звери набросились на меня, стали избивать и говорить: «Вот хорошо, шли за одним, а напали на двоих».

Особенно в избиении принимал активное участие полицай Минич. Затем они заставили хозяйку сопровождать в лес, где Макеев рубил дрова. Полицейского Жовнеровича, из д.Мощаница, оставили охранять меня. В это время возвратился Макеев и нас двоих задержали. На мне в это время побили две винтовки и почти без чувств меня и Макеева повезли в Беличанскую волость., где были собраны приписники из деревень. Всех нас отправили в полицейский участок в д.Уша, а из Уши под конвоем в Березино. Где нас встретил пол-й Артюшевский и всех нас направил к военному коменданту. Переводчица Гансовская показания задержанных переводила так, чтобы смягчить вину и оправдать их. Она многих спасла от смерти, за что поплатилась своею жизнью.

Так что непосредственно связь с Шунейко не имел. Пекаря и Ярмолкевича я не помню. Листовку, выпущенную Шунейко я не читал. Об их действиях мне стало известно, когда Шунейко, Гансовская, редактор типографии (газеты) и ещё некоторые фамилии не помню. Кажется, всего 5 человек были арестованы. Шунейко смог спрятаться под дом, но его с собаками через пару дней нашли. Кроме того, было арестовано много полицейских. Многим из них удалось уйти на ту сторону р.Березина, где они присоединились к партизанским отрядам.

Капитан Бережной с марта по май м-ц 1942 г. был в нашей группе, затем ушёл на ту сторону р.Березина. Это был смелый, мужественный командир. Я помню, что к нему в группу пришёл рыжий полицай, звали его кажется Василием. По моим предположениям, работу с Шунейко вёл к-н Бережной. Мне докладывали, что в Березино готовится восстание, но предал ст.л-нт, зам.нач-ка карательного отряда. Наши разведчики мне сообщали, что Шунейко встречался с партизанами того берега реки (Бережной, Криворот – Авт.) и направил им несколько подвод с оружием и боеприпасами…»



Фото: Василий Бережной

В марте-начале апреле 1942 года через Евгения Ярмолкевича Леонид Шунейко связался с Николаем Дербаном, которому было предложено снабдить его и связанных с ним потенциальных будущих партизан оружием.
Также ему был изложен план разгрома березинского гарнизона, который заключался в том, чтобы склонить на свою сторону полицейские отряды волостей, после чего Шунейко должен был вызвать их в райцентр, якобы для общей акции против партизан, а затем внезапно ударить по карателям и жандармерии, Ермолкевич рассказал Дербану, что Шунейко поручил ему установить с ним связь и передать предложение встретиться в Березино, дав гарантии, что его там не арестуют.

Однако последний высказал опасения по поводу преждевременности операции, приуроченной к дню рождения Гитлера на 19 апреля, высказав опасения, что полагаться в таком деле только на силы полиции является чистой авантюрой. При этом попросил передать начальнику полиции, что готов с ним встретиться на территории волости. Также предупредил Ярмолкевича о подслушанном разговоре местных стражей порядка. А именно, когда тот охотился и до полицейских, сидевших за бутылкой самогона, долетели звуки ружейных выстрелов, один из них зло сказал: «Стреляет в последний раз».

Из воспоминаний бывшего партизана Леонида Петровича Скуратовича из деревни Крупа:

«…Мы с другом Иваном Дербаном (в 1941 году) собрали много мин и стрелкового оружия и решили «стрельнуть». Вскоре приехали полицаи и арестовали нас и Николая Дербана. Два дня били, а потом односельчане попросили отдать нас на поруки и убедили отдать оружие. Стрелковое мы отдали, а вот про спрятанные мины не признались.

И вновь нас посадили в повозку и повезли в Беличаны, где находилась волость. Там посадили в подвал. Уже утром Николая Дербана не оказалось. А нас повезли в Березино к начальнику полиции. Правда, тот долго не допрашивал (позже стало известно, что он сотрудничал с подпольной группой, где переводчицей была Гансовская), только сказал: «Если ещё найдете оружие, отдайте в волость».

Поздно вечером нас отпустили. Когда забирали из дому, мы были босые, так и бежали назад за 30 км уже по первому снежку…»[84]

Техник-интендант 1 ранга Н.Л.Дербан, 1907 г.р., был уроженцем д.Локоть Беличанского с/С Березинского района. До призыва в Красную Армию работал на должностях секретаря сельсовета и потребкооперации в Березинском районе. В 1929-1937 гг. проходил службу в 4-го СП 2-й Беларуской СД в Борисове и Минске. Батька его, Леон Аврамович, в 1913-1918 гг. жил в США, где работал красильщиком на граммофонной фабрике в Нью-Йорке[85].



Фото: Николай Дербан (в центре). Первые послевоенные годы

Ответ Дербана Николая Леонтьевича, г.п.Бегомль, ул.Кирова, 9, Витебская обл. на запрос Березинского РК КПБ за подписью секретаря РК Шукана С.Ф. по поводу вопросов, поднятых в заявлении нескольких бывших партизан Мазурову К.Т. от сентября 1964г. (увах.№80 ад 17.IV.1965г. Берэзiнскi РК КПБ).

Секретарю Березинского райкома
КП Белорусии т.Шукану С.Ф.

Настоящим сообщаю, что в 1942 году в феврале м-це я встретился на квартире с бывшим старостой Мощаницкой волости Ярмолкевичем, который мне сообщил, что в составе Мощаницкой полиции до 50% есть наши люди, которые готовятся для перехода в партизаны. Возглавляет эту группу пом. нач. Мощаницкой полиции Пекарь Альберт. Я предложил Ярмолкевичу пригласить его к себе на квартиру. Пекарь прибыл, пришла и жена Ермолкевича.
Сидя вечером за столом, вели откровенный разговор на тем организации партизанского отряда Ярм-ч в свою очередь спросил, много ли есть у меня подготовленных людей, как дело с оружием. Я изложил своё мнение, что спешить с выходом не стоит, побольше (нужно) набирать своих людей в полицию, и завозить побольше оружия и боеприпасов. Начать постепенную очистку населённых пунктов от немецких прислужников. При этой же встрече Ярмолкевич мне сообщил, что он связан в м.Березино с нач. полиции Шунейко, переводчицей немецкого коменданта Гансовской, редактором Витковским и др. Вся эта группа знает о моей подготовке партизанского движения.

Ярмолкевич мне предложил вместе с ним выехать в Березино на встречу и разработку плана действий. Я ответил, что выехать мне в Березино будет подозрительным, т.к. многие в Березино меня знают. Я просил Ярмолкевича указанным подпольщикам передать соблюдать более тщательную конспирацию.

Мне было известно, что доставляемые арестованные советские патриоты на допрос к Шунейко, отпускались домой с наказанием уходить к партизанам. Так был освобождён из-под ареста военнопленный, позже ставший командиром партизанского отряда Дерябин Вл.

Переводчица Гансовская, при допросах арестованных комендантом, переводила показания в таком свете, чтобы освободить, что ей и удавалось осуществлять. Освобождённым советовала не сидеть сложа рук и ждать пока арестуют, а включаться в борьбу против захватчиков. Она также занималась и распространением листовок, которые печатались в немецкой типографии Глинским. Мне лично дважды приходилось читать листовки. Дословного их содержания не помню. Но в основном их содержание сводилось к тому, что советская власть существует, оккупация территории немцами временное явление. Подымайтесь все на борьбу против оккупантов и т.д.

Через небольшой промежуток времени я вторично был на квартире Ярмолкевича, где присутствовал также Пекарь и жена Ярмолкевича. При этой встрече я сообщил Ярмол-чу, что через несколько дней будет дана команда выступать. Руководящее ядро партизанского отряда создано.

Пекарь мне доложил, что полицейский участок в Мощаницкой волости готов, потребуется из состава полицейских обезоружить 5 чел-к. Ярмолкевич сообщил, что подготовлен ряд полицейских участков по волостям Березинского района для перехода к партизанам. Подготовлена полиция и в самом м-ке Березино, которая должна будет обезоружить немцев. Кроме полиции м-ка Березино должен перейти на нашу сторону и карательный отряд, которым командовал бывший политработник Красной Армии некто Корж. По вопросу связи с Коржом я Ярмолкевичу рекомендовал подходить очень осторожно. Ярмолкевич при этой же встрече мне сказал, что на всех участках расставлены силы, установлено число и часы начала операции по всем точкам одновременно. Дату точно не помню, но, кажется это было в марте (апреле-А.Т.), часов на 12 дня.

Ярмолкевич настаивал, чтобы на следующий день утром я с ним выехал в Березино. Я сообщил, что буду занят у себя по приёму людей. Надо спешить, тем более, что немцы уже напали на след. Дано задание Беличанской полиции (нач-к полиции Баньковский) о моем аресте. Распрощавшись со мною, Ярм-ч уехал один в Березино, а я пошёл в дер.Калюжица к подпольщику Барауле, у которого взял винтовку и направился на сборный пункт в д.Демешковка к подпольщику Гайдуку Николаю Леонтьевичу и др.

В этот же день связным в дер.Князевка Сермяжко Адамом я был предупрежден, что ему известно о том, что меня хотят схватить, что офицеры из Нов.Мощаницы Залан и Ст.Мощаницы Шукан, с которыми я встречался. Арестованы, и при допросах дали показания, что были связаны со мной. Позже мне стало известно, что Ярмолкевич, когда он ехал в Березино, на дороге был схвачен немцами, которые привезли его на повозке под сеном в Мощаницу, где обезоружили полицию и увезли в м.Березино.

Пекарь был связан и тоже увезён в Березино.

После допроса, Ярмолкевич, Пекарь, Шунейко, Гансовская, Глинский и ряд других были казнены через повешение и расстрел.

В отношении встречи Шунейко с Бережным мне ничего не известно. При моей личной встрече, будучи командиром отряда «Большевик», в р-не д.Жуковец при беседе тов.Бережной ничего не говорил о его связях с подпольщиками м.Березино… 14.04.1965г.»

Из машинописных воспоминаний Барановского Андрея Алексеевича, 1901 г.р., бывшего директора Шабыньковской НСШ Борисовского р-на, а в годы оккупации секретаря партбюро п/о «им.Чапаева» бр. «им.Щорса»:



«К своим родителям в Шабыньки приехал член партии Карпеко Владимир Алексеевич, который работал прокурором в г.Слуцке… Карпеко В.А. сказал, что в д.Локоть Березинского района есть интендант второго ранга, хорошо ему знакомый Дербан Николай Леонтьевич. Тогда и было ему поручено связаться с ним… 15 апреля (1942 г.) ко мне явился Карпеко В.А. и сообщил, что последний согласился быть командиром отряда.

В урочище «Галайщина» скрывалась группа евреев из дер. Писюта Березинского района. В состав группы входили: Прусак М.П., Прус Л., Гантман, Фундилер Р., Гримберг. На базе этой группы и было решено создавать партизанский отряд.

Карпеко В.А. должен был уйти в отряд 20 апреля. Для того, чтобы никто не знал, что он ушел в отряд, он пошел в волость и заявил, что добровольно едет в Германию и ему выписали направление. В этот же день. Карпеко В.А. ушел в отряд…

… 9 мая (1942) я ушел в отряд, где было уже 19 человек. 10 мая в отряде было проведено собрание. Командиром отряда был избран Дербан Николай Леонтьевич, комиссаром – Прусак Михаил (Моисей Пейсахович, которого первых хорошо знал еще с 1920-х гг. – А.Т.), начальником штаба – Карпеко Владимир Алексеевич. Отряду дали название «Большевик» (О том, каким образом на самом деле несколько позднее появилось это и подобные названия, будет несколько ниже – А.Т.)…



Фото: Моисей Прусак



Фото: Дора Шульман



Фото: Роза Шульман, ставшая второй супругой Николая Дербана и матерью его двоих сыновей

Карпеко В.А. был незаконно Дербаном расстрелян в 1942 г. Этим вопросом в 1944 году занимался ЦК КП(б)Б».

Ремарка

За что расстреляли бывшего советского прокурора в партизанском отряде, образованном на базе скрывавшейся от оккупантов группы евреев, вопрос конечно интересный, и возможно связан с тем обстоятельством, что эти партизаны долгое время по факту считались «зелеными», «зеленовцами», и только формально подчинялись ЦШПД-БШПД.

Попытки шефа полиции Березино связаться с партизанами не прекращались. В этом ему помог Глинский, который долго присматривался к Шунейко. Наконец, выбрав удачный момент, предложил встретиться с будущими партизанами из группы капитана Василия Бережного, бывшего помощника начальника штаба 42-го кавполка 36-й кавдивизии[86].

В начале апреля Шунейко вместе с помощником (у В.Зеленского — Яковом Валушкиным) выехал в Жуковец. Их встретил бывший заместитель председателя колхоза Пётр Витковский – приближённый Бережного. Сопровождаемые Глинским, они прибыли в лес между Жорновкой и Жуковцом. Здесь Шунейко и Валушкина ожидали партизаны Василий Бережной, Андрей Роднов и Михаил Титов.

Шеф передал инициативной группе продукты, боеприпасы, оружие, вывезенные из Березино под видом необходимости усиления Мощаницкого полицейского участка.

Справочно

Согласно одной из записей в архивных документах будущего начальника ОО отряда «Непобедимый» 3-й Минской партизанской бригады Роднова Андрея Константиновича, в партизанах он (как будто) находился с 12 апреля 1942 года. В это время являлся одним из организаторов партизанского отряда (Бережного). «Держал связь с Березинской полицией и карательным отрядом. Получено от них 4800 патронов, 20 гранат, 26 капсюлей (к ним), винтовка, обрез винтовки, автомат»[87].



Фото: Андрей Роднов

Шунейко рассказал Бережному о своём плане разгрома березинской комендатуры, жандармерии и карательного отряда, уничтожения складов с боеприпасами и продовольствием. Выполнение задачи намечалось силами полицейских Березино, Мощаницы, Погоста, Якшиц и других участков. Предварительно шеф полиции договорился с их начальниками.

В противоположность сверхосторожному Николаю Дербану, значительно более решительный по натуре Василий Бережной одобрил план, пожелал успешного его осуществления, предложил помощь. От неё Шунейко отказался, заверив, что сумеет справиться собственными силами. Они договорились о новой встрече и расстались.

Через десять дней после этого Фёдор Глинский через сестру жены, Софью Витковскую, передал Бережному просьбу Шунейко срочно увидеться с ним.

Свидание состоялось под Березино, возле озера Качай. Сопровождаемый двумя приближёнными, начальник полиции приехал в назначенное место на тройке лошадей. Он сообщил Бережному о готовности разгромить немецкий гарнизон, забрать на складах оружие, затем со своими людьми уйти в лес. При этом Шунейко просил партизан подготовить переправу через Березину возле деревни Жуковец. Бережной пообещал перебросить их на другой берег.
Выход из райцентра Шунейко назначил через три дня. Сказал, что будет двигаться по этой же дороге. Сигнал прибытия к условленному месту – три белые ракеты.

По возвращении домой начальник полиции разыскал Лизу Гансовскую и поручил ей совместно с Глинским подготовить текст обращения к населению района.

Одобрив содержание обращения, Шунейко приказал сдать его в набор на пять тысяч экземпляров.
Из воспоминаний бывшего наборщика березинской типографии Ивана Харитоновича Ермаковича, опубликованных в березинской районной газете «Сцяг Ленiна» №2 за 4 апреля 1965 г. (пер. с бел. мой – А.Т.):



Фото: Иван Ермакович

«Немцы, заняв Березино, решили выпускать свою газету. Т.к. я до войны работал в типографии, то они и меня заставили набирать газету. Мы не хотели работать на врага, затягивали выпуск газеты, и только больше месяца собирали раскиданные шрифты.

Когда шрифты собрали, то работавший в газете в редакции студент Фёдор Глинский, как редактор, дал мне задание набрать текст обращения к гражданам района с призывом подниматься на борьбу против немецких захватчиков. Помню, текст заканчивался словами: «Настаў час! Пара дзейнічаць! Да зброі, таварышчы!»
Я с охотой взялся за набор. Когда обращение было набрано и оттиснуто, в редакцию зашёл начальник полиции Шунейко. Я думал, что нас он всех арестует. Однако, проверив с Глинским воззвание, поблагодарил нас, сказав: «Наша Радзiма гэтага не забудзе», и пошёл, чтобы распространять листовки, призывать народ на борьбу».

Когда Иван Ермакович вместе с печатником Василием Шехом сделали набор, то, перевязав его шпагатом, спрятали на чердаке пустовавшего по соседству дома. На другой день Шунейко и Гансовская не покинули типографии, пока листовки не были отпечатаны. На лицевой их стороне рассказывалось о порядках и зверствах, чинимых гитлеровцами на оккупированной территории. На оборотной стороне население района призывалось к активной борьбе против фашистов, к изгнанию оккупантов с беларуской земли. Часть их должна была сохранится. Ночью весь тираж унесли из типографии.

Ремарка

Часть их должна была сохранится. Однако в изданном в государственном изд-ве БСССР в 1952 году «Зборніке лістовак усенароднай партызанскай барацьбы ў Беларусі ў гады Вялікай Айчыннай вайны (1941-1944 гг.)» эта листовка даже не упоминается, что наводит на определённые размышления.

Следующий день прошёл в особом напряжении всех членов группы. Вечером произошла встреча организаторов разгрома гарнизона.

На улице Красина в доме Ядвиги Степановны Пекарь собрались Леонид Шунейко, его заместитель, Лиза Гансовская, Зинаида Майорова — жена начальника полиции, посвящённая в замысел группы, сын хозяйки Альберт. Позднее в сопровождении Фёдора Глинского подошёл Евгений Ярмолкевич.

Уточнялся срок выступления. Договорились: в ночь на понедельник, 20 апреля, разгромить полицейский гарнизон силами полицейских, давших согласие стать партизанами. К этому времени они передислоцируются в Березино.

Леонид Шунейко чётко изложил детали плана операции. Группа признала его реальным. Здесь же распределили обязанности. Каждому поручалось конкретное задание. Общее командование операцией обеспечивал начальник полиции района.

8. Провал, аресты, казни

В ночь на накануне операции с 19 на 20 апреля 1942 года в дом Михалёвых нагрянули жандармы. Они арестовали Елизавету Гансовскую, обнаружили и изъяли два чемодана (и рулон) с пистолетами, гранатами и патронами в одном, и листовками в другом. Арестовывал начальник местной жандармерии Макс.

В эту же ночь в доме Монтвид были арестованы Шунейко и Майорова. Арест производился под руководством начальника карательного отряда Коржа (у В.Зеленского Кореца).

Ничего не добившись от Монтвид (насчёт квартирантов), жандармы опустили её, решив установить наблюдение.

В воскресенье 20 апреля 1942 года оккупанты отмечали день рождения Гитлера. Над всеми учреждениями райцентра они вывесили свои флаги со свастикой. Всюду пестрели плакаты, изображавшие победоносное наступление гитлеровской армии, портреты фюрера. Однако предстоящий праздник оказался испорченным. О пышном проведении его не могло быть и речи. Оккупационная администрация вынуждена была разослать во все концы района усиленные группы карателей.

На месте были взяты под стражу многие березинские, а также вызванные Шунейко из Якшицкой и Погостской волостей полицейские. Какую-то часть полицейских из последнего гарнизона он как будто накануне перевел в пожарную охрану Березино.

Имеется свидетельство того, что при разоружении погостских охранников порядка, начальнику участка (он же как будто командир карательного антипартизанского отряда) Горошко (сам родом из Погоста) оставили винтовку и один патрон, он пытался бежать, и то ли, будучи раненным, утонул в реке, то ли был убит уже переплыв её.
Его заместитель ст.лейтенант РККА Токарев застрелился. Имеется свидетельство того, что потом у него в сапогах обнаружили не партбилет и военный билет политрука (о чем писалось в письме на имя Мазурова), а лист со списком на получение белья, где четверо полицейских не расписалось. Правдоподобно, что в этом списке на самом деле стояли подписи тех из них, которые готовы были присоединится к акции Шунейко.

Оккупанты разоружили и арестовали всех мощаницких полицейских во главе с Альбертом Пекарем (только 5 человек из состава последнего гарнизона как будто были преданы гитлеровцам).

Будучи своевременно уведомленные о провале подполья, бережновцы между Жуковцом и Мощаницам организовали засаду на полицейских из карательного отряда Коржа (у В.Зеленского — Корица), которые выбыли из Березино для их задержания. В результате было убито 2 полицейских и взяты трофеи: 2 винтовки, 1 велосипед, 1 пистолет «Коровина». Через два дня, 22 апреля, бережновцами в Жуковце был схвачен тайный немецкий агент и там же расстрелян[88].

Тем не менее, как уже было выше указано в заявлении на имя Мазурова, выехавшие в Жуковец и Мощаницу каратели по дороге встретили и арестовали Ярмолкевича, который по просьбе Дербана ехал в Березинок к Шунейко. В Жуковце был арестован Глинский.

Отдельных задержанных комендант Березино допрашивал лично. Поощряя пытки Шунейко, Глинского, Майоровой и Ярмолкевича, он, тем не менее, запретил применение к Гансовской особых мер дознания.
Над Шунейко издевались больше всех. Он говорил врагам такие слова, от которых они стервенели. Чтобы заставить его замолчать, палачи выбили ему челюсть, разорвали рот, избили так, что лицо стало сплошным кровавым месивом.

Ничего не добившись от Дуни Гансовской, немцы освободили её и доставили под конвоем на Комсомольскую, где под охраной жандармов находилась Агриппина Алексеевна Михалёва с внучками.

Решение казнить арестованных приняли быстро. Прибывшие из Могилёва старшие чины жандармерии распорядились: пятерых повесить, остальных расстрелять.

Угрожая оружием, жандармы и полицейские согнали на Червенскую улицу со всех улиц и переулков жителей Березино.

Центральную улицу от её поворота на Комсомольскую и до пересечения со Школьной оцепили солдаты.
Возле деревянного здания управы – почти напротив окон бургомистра Соколова – с довоенного времени стоял телеграфный столб. Рядом с ним полицейские закопали ещё один такой же и закрепили между ними толстую перекладину. Заместитель Шунейко (у В.Зеленского — Яков Валушкин) и полицейский Пётр Бурый укрепили на жерди пять веревочных петель, поставили над ними табуреты…

Повешенных сняли через два часа.

Вскоре подошёл грузовой автомобиль. Трупы казненных бросили в кузов и увезли. Их зарыли на опушке леса возле деревни Тростянка. После обеда эта машина сделала туда ещё несколько рейсов, вывозя из гаража райисполкома бывших полицейских. До позднего вечера с опушки раздавались выстрелы.

Через неделю Березино покинул бывший заместитель Шунейко Яков Валушкин(?-А.Т.). Его направили на новую должность в Могилёв(?-А.Т.). Поговаривали о награждении[89].

Согласно архивного сообщения полиции безопасности и СД на оккупированной территории СССР по деятельности беларуских партизан за период 1 января — 28 октября 1942 года (сообщение №5 от 29 мая 1942 года):

«В районе Березино бывший школьный инспектор в г.Минске Шунейко на основании ложных данных смог устроиться на должность зам.нач.полиции порядка. Свое положение он использовал, чтобы уговорить 32 полицейских вместе с оружием бежать в партизаны. Перед побегом они должны были взорвать в Березино большой склад с русскими артиллерийскими снарядами. Перед осуществлением этого плана Шунейко и 39 полицейских были арестованы»[90].

По свидетельству очевидцев событий, гитлеровцы казнили 60-70 человек, в том числе жену Ермалкевича, жену Глинского и других[91].



Естественно, что гитлеровцы занизили общее число полицейских, согласившихся принять участие в разгроме фашистского гарнизона. Шунейко же назван заместителем начальника полиции из тех соображений, что первым лицом, руководившим полицией, считался немецкий комендант района.



Фото: памятник жителям деревень Якшицы, Городище, Регисполье, Осмоловка Березинского района, погибшим в годы советско-германской войны



Фото: плиты с перечнем персоналий на памятнике. Есть в нем фамилий и расстрелянные оккупантами полицейские Якшицкого гарнизона

Из указанного выше сообщений нацистской полиции безопасности и СД следует также, что:

"… В Бобруйске удалось ликвидировать создаваемую партизанскую организацию и арестовать 12 чел. Члены организации частично были снабжены фальшивыми документами. Поддельные документы были конфискованы"[92 ].
Так вот, я не исключаю, что березинские и бобруйские события могли быть взаимосвязаны.


А связующим звеном между бобруйскими и березинскими подпольщиками национально ориентированного подполья мог быть бобруйчанин Евгений Ермолкевич.

Ремарка

После казни минуло полмесяца. Начальник жандармерии распорядился снять охрану возле дома Гансовской. Воспользовавшись этим, гитлеровцы зачастили к Агриппине Алексеевне Михалёвой и Дуне Гансовской. Они забирали всё, что считали возможным унести, издевались над детьми казненной, грозили уничтожить их. Прямо заявляли им при встрече:

— Готовьтесь. Скоро ваша очередь.

Как ни странно, но от этих угроз семью Гансовской оградил Кальтвассер.

— Мне никогда не пришель голова мысль о фрау Лиза, который арбайтен… работает на партизанен, — сказал он Дуне Гансовской при встрече. – Вам будет спокойно, если семья покидайт город. Надо ехать деревня.

Не ожидая их согласия, комендант распорядился подать к дому машину. Мать, сестру и детей Лизы оккупанты вывезли в деревню Погост. Там, где Михалёву и Гансовских не знали, они относительно спокойно дождались прихода Красной Армии[93].

9. Бургомистры Березино

А теперь пришло время уделить внимание трём первым березинским бургомистрам. Тем более, что два из них сыграли свою роль в рассматриваемых событиях, о чём пойдет речь далее. Интересно, что в находящейся у меня на руках копии материалов проверки деятельности березинских подпольщиков из архива покойного Петра Аврамовича Прибыткина, главного составителя книги «Памяць. Бярэзiнскi раён», никакой информации о них совершенно нет. Появляется она только в книге украинского советского писателя-публициста Василия Зеленского «В одном строю», и, как видится, в основном основана на свидетельствах Екатерины Михайловной Шкурченко, украинки по национальности, сестры двух зятьев (Михаила и Куприяна) первого бургомистра Березино Шица, глуховатого, малограмотного, но трудолюбивого старика, рабочего местного спиртзавода, немца по национальности, жившего, как и Михалёвы, по ул.Интернациональной.

Справка:Зеленский Василий Антонович, журналист, кандидат экономических наук, проживавший в г.Львове УССР, часто встречался с партизанами бригады «Разгром», людьми, имевшими отношение к казненным оккупантами березинским подпольщикам. Приезжал на многолетние традиционные сборы бывших народных мстителей, общался с местными жителями, побывал почти на всех крупных местах боёв партизан с оккупантами, работал в архивах. Интресно, что сестра Леонида Шунецко Антонина Медведская после раскрутки темы обороны Брестской крепости писателем Николаем Смирновым, хотела через него поднять в широкой общественности и тему Березинского подполья. Но, в конце концов, эту тему подхватил Василий Зеленский

Как пишет в своей книге исследователь:

«Оккупанты относились к бургомистру Березино Шицу лояльно. И всё же у власти он находился недолго. Уверившись в его полной бездарности, немцы через три недели сменили своего ставленника. Образовавшуюся вакансию по рекомендации сверху занял приехавший из Минска Ивашкевич – прямая противоположность Шицу.

Новый бургомистр внешне выглядел респектабельно, изъяснялся на чистом беларуском языке. Он носил серую шляпу, тщательно отутюженный костюм, белоснежную рубашку с коричневым галстуком. Из верхнего кармана пиджака выглядывал платок.

Появление Ивашкевича вызвало разные толки. Люди поговаривали, что раньше он состоял якобы членом столичной коллегии адвокатов, пользовался успехом при судебных разбирательствах гражданских дел»[94 ].

Судя по всему, Ивашкевич был поставлен на должность профессором Радославом Астровским, который прибыл в Минск с территории Польши 13 июля 1941 года и по поручению местного немецкого советника военной администрации Крааца стал организовывать первоначальную беларускую администрацию Минского района, а далее и всего Минского округа, который включал 21 повет (район). Островский оперативно назначил во все эти районы бургомистров и начальников (комендантов) полиции, которым распорядился в течении недели организовать волостные управы и в конце недели приехать на совещание в Минск[95].



Фото: Родослав Астровский

Знал ли он ранее Ивашкевича лично, или кто (и кто конкретно?) его ему порекомендовал на эту должность — установить пока не удалось.

Интересно, что сестра Леонида Шунейко Антонина Медведская в своё время вспоминала, что перед призывом в армию в Минске у её брата был друг Юра, отец которого был каким-то известным/высокопоставленным юристом/прокурором, которого он, Леонид, очень уважал.





На этой фотографии, сделанной в короткий период проживания Леонида Шунейко в Минске накануне призыва на срочную службу в РККА он запечатлён с женой своего товарища (Юры?-А.Т.), который и сделал это снимок в минском городском парке

И в этой связи у меня как у Сыщика от Истории возникает целых три вопроса.

Уж не был ли это Ивашкевич? И если да, то не из станьковских ли Ивашкевичей он был[96]? И не он ли присутствовал на тайной осенней конференции, созванной Юльяном Саковичем в Минске? Если конечно это был не Леонид Шунейко?

В этой связи интерес представляет и свидетельство современника тех событий коренного минчанина Кастуся Гержидовича, женатого на еврейке:



Фото: Кастусь Гержидович

«… Софья перестала показываться на люди, пряталась то в погребе, то в сарае. Но ее выследила наша соседка-уголовница Мария Хролович и самолично привела полицая. Я, на тот момент отсутствовавший, вечером узнал от плачущих детей и отца о том, как Манька орала на всю улицу: «Вот она, жидовка! Ее муж прячет от гетто. Заберите их обоих!»

Всю ночь я колдовал над домовой книгой и свидетельством о браке. В записях «еврейка» вытравил хлоркой «еврей» и вписал «украин.» Получилось как будто правдоподобно. С раннего утра отправился на поиски Софьи. В районной полиции на Суражской улице (деревянный двухэтажный дом возле базара, который сгорел во время освобождения города) жены не оказалось. Пошел в городскую полицию. Находилась она на улице Интернациональной при повороте на Володарского. Сейчас в том месте высотное здание, относящееся к ведомству МВД, а тогда стоял барачный дом и при нем — такой же, чуть поменьше, где устроили камеры предварительного заключения.

Неожиданно очень быстро меня принял какой-то начальник — из местных, моложавый. Я сую ему бумаги, начинаю горячо доказывать, что жена вовсе не еврейка, а украинка. И тут происходит нечто удивительное. Вроде как задумчиво начальник говорит: «Ну, наверное, ее били. Потому и призналась в том, чего нет. Сейчас проверим». Приводят Софью. «Вас били?» — «Били». — «Все равно не надо было наговаривать на себя. Вы свободны, идите с мужем домой».

Софья вышла из кабинета, а я от неожиданности застыл на месте и, сам не знаю отчего, сказал, указывая в окно на здание тюрьмы: «Полгода перед войной там сидел». Начальник внимательно на меня посмотрел и ответил следующее: «А я перед войной был помощником прокурора города Минска». И добавил фразу, в конце которой осекся: «Хочу помочь возрождению Беларуси. Но мне трудно с немцами, мне с ними очень трудно...» Позже, находясь в партизанском отряде, я слышал, что будто бы этот полицейский начальник застрелил из пистолета немца-офицера, что был он связан с известным в Беларуси национальным деятелем ксендзом Годлевским, который сгинул в СД… Мутная история, и где упрятаны ее концы — неизвестно...»[97].

Ремарка

Как уже указывалось выше в письме на имя Мазурова, Шунейко часто ездил в Минск. Его шофёр, Шагойко Зиновий Наумович, свидетельствовал, что один раз заезжали на Шорную улицу. Оттуда он привозил какие-то ящики. Шунейко из дома по Шорной провожали какие-то женщины, одна седая.

Профессиональные историки, специализирующиеся по Минкому подполью, могут с ходу заявить, что 18 мая 1942 года по ул.Шорой, 9(13) на квартире отца и сына Вороновых, был в режиме строжайшей конспирации свёрстан первый номер газеты «Звязда» — печатный орган Минского подпольного комитета КП(б)Б[98]. И, следовательно, Шунейко мог быть с связан с коммунистическим подпольем.



Однако, даже не учитывая все уже приведённые обстоятельства, во-первых, на Шорной проживали далеко не только Вороновы, во-вторых, Шагойко свидетельствовал о женщинах, а, в-третьих, имеется интересное свидетельство сестры Леонида Бернардовича Антонины Медведской.

С 1942 по 1943 годы она находилась в концлагерях Германии и Франции. С 1943 по 1944 годы — в партизанском отряде на территории Франции. После освобождения оккупированных территорий союзными войсками, была вывезена в Москву через советскую военную миссию. В 1945 году находилась в проверочно-фильтрационном лагере №174 (г.Москва). С 1945 по 1946 годы работала художником в мастерских Беларуского отделения художественного фонда СССР в Минске[99].

Вот как она описывает свое прибытие с мужем и дочерью в Минск в автобиографической книге «Тихие омуты»:

«… Бредем-тащимся, а куда? Вспомнила: на вокзале уборщица поведала, что улицы, прилегающие к огромной территории еврейского кладбища, уцелели от пожаров и бомбежек. А как раз на одной из этих улиц имени Клары Цеткин (бывшему Молярскому переулку), в самом её дальнем конце, почти на пустыре, жила до войны знакомая мне семья Лущик. Иван и Софья с сыном Георгием сбежали в город из деревни от раскулачивания…

… Я и не заметила, как быстро прошло время, — Зося мне рассказывала о том, что творилось в Минске…
— А братец твой Лёня погиб. Его четверо суток страшно пытали. Как-то уже вечером, стучит в окно девчонка. Платочек на глаза опустила… Спрашиваю: «чего тебе надо?» А она пальцем манит и этим же пальцем рот прикрывает… Было это аккурат на Пасху в сорок втором году. Так вот, дорогуша ты моя, многие тогда тряслись от страха, боялись всех подряд: и немцев, и полицаев, и соседей. Я растворила створку окна: «Говори…» А она: «Передай кому-нибудь из родных Лёни Шунейко, что его и ещё пятерых подпольщиков повесили 22 апреля Его сильно пытали… Всё. Прощай», — быстренько метнулась в сумерки, как будто её и не было.

Утром после бессонной ночи, наплакавшись досыта, пошла я в церковку свечку поставить к святой иконе.

А соседка из калитки:

— Зоська! А что это за пигалка к тебе вчерась приходила?

— Какая пигалка?

— А девчонка эта…

— Так она же нищенка, у церкви побирается. Батюшка наказал: приди, мол, помочь прибраться. Пойдем разом.

— Не-е-е. Я не могу. У меня дома дел полно. Иди одна, — и Фроська захлопнула калитку.

А я шла и думала: «Надо с этой сучкой быть начеку…»

— Зося, а эта девочка, Рита, что с нами за столом сидела, которую ты прятала от всех посторонних, — кто он?

— Ой, дорогуша моя, это еврейский ребёнок. Гнали их на гибель. А она, Рита, такая махонькая, худенькая, одни глазёнки по яблоку. И такая в этих глазах тоска… Не высказать. Ну а мы, бабы, из церкви высыпали, стоим на обочине дороги, слезами уливаемся. Я платок с плеч сорвала… А тут и «рама» немецкая в небе. Низко летит. Конвоиры головы свои вверх задрали, а я в это время эту девчушку – хоп! Да платочком и укрыла… Держу её на руках, а сама ни жива ни мертва. Руки трясутся. А девчушка, что пташечка, выпавшая из гнезда, прижалась ко мне и целует, целует кофтёнку. А после затихла, как неживая. Я со своей ношей на руках бочком, бочком да и пошла, с трудом переставляя онемевшие ноги… Да в церковь, да к батюшке Николе, да всё ему и выложи, как на духу.

В тот же день окрестили мы её тайно, и вечером батюшка Никола сам и принёс Риту в наш дом. Долго беседовал с Иваном и сыном Гришей. Вот так она и стала нашей тайной дочкой. Вот так, дорогуша ты моя. А батюшка Никола стал нашим добрым другом, навещал нас. А мы всей семьей помогали ему нести службу в церкви. Соседи про нашу дружбу с батюшкой знали, а потому и не совали свой нос. Да и мы дальше калитки во двор никого не пускали…[100].

К слову, лидеры беларуского национально ориентированного крыла антигитлеровского сопротивления в Беларуси Винцент Годлевский и Юльян Сокович открыто протестовали против геноцида еврейского населения, и принимали реальные меры по его спасению, поэтому во многом даже из-за этого поплатились своими жизнями[101]. Такой же линии придерживались и члены Березинского подполья во главе с Леонидом Шунейко.

Но вернемся к березинским бургомистрам. При знакомстве Ивашкевича со своим предшественником Шицем, тот познакомил его с Екатериной Шкурченко. Как-будто она ему понравилась как женщина, и новый бургомистр Березино определил её на работу кассиром в столовую, где также стали работать официантками сестра Лизы Гансовской (Михалёвой) Дуся Гансовская и жена брата Екатерины Шкурченко Мария Шиц.
А далее события развивались следующим образом.

Однажды под вечер, когда Шкурченко уже готовилась сдать дневную выручку, к столовой подкатил серого цвета «линкольн». Из него вышли немецкий офицер, Ивашкевич и переводчица Лилия Игнатович.

«Бургомистр приказал заведующему к утру вскипятить три бидона молока для раненых немецких офицеров. Тот передал распоряжение повару Антону Адамовичу.

Каково же было удивление солдат, явившихся на следующий день за кипячёным молоком! Бидоны, подвезенные ими ранним утром, оказались нетронутыми. Доложили немцу, приезжавшему вчера с Ивашкевичем. Офицер срочно вызвал бургомистра и переводчицу. Когда те прибыли, всех работников столовой выстроили во дворе. Оказалось, что приказ не выполнен из-за отсутствия дров.

— Саботаж! – закричал гитлеровец. – Хотите потравить раненых? Вас надо расстрелять. Сейчас я проверю, что вы тут намешали.

Игнатович едва поспевала переводить.

— Вот ты, — указал офицер на Шкурченко. – Иди сюда. Да побыстрей. Пей!

Зачерпнув кружкой молоко, немец поднес Кате. Она спокойно осушила кружку до дна.

— Теперь ты! – гитлеровец подошёл к Ивашкевичу.

— Герр обер-лейтенант, — Игнатович перевела его слова, — я бургомистр Березино.

— Плевать мне на это. Пей! – офицер протянул кружку.

Не желая обострять отношения, Ивашкевич стал отхлебывать молоко. Опорожнив посудину, он вытер губы платком.

— Имейте ввиду, герр обер-лейтенант, я немедленно доложу о происшествии майору Кальтвассеру, — предупредил бургомистр.

— Жаловаться?! – вскипел офицер. – Ах ты, русская свинья!

Зажатыми рукой кожаными перчатками гитлеровец наотмашь ударил Ивашкевича по лицу, сбив при этом с его головы шляпу. Растерянный вид шефа управы рассмешил солдат.

Ивашкевич тут же приказал заведующему столовой:

— Немедленно вскипятить.

Пока Антон Адамович выполнял указание бургомистра, работники столовой разбежались кто куда. Поле этого случая учреждение не работало три дня. Столько же отсутствовал и бургомистр. Его жалоба, вызванная поведением офицера, закончилась понижением в должности. Ивашкевич стал заместителем бургомистра.

Назначенный шефом управы Соколов знал несколько иностранных языков и пользовался у немцев особым доверием. Это был самолюбивый, хитрый и жестокий человек (подчёркнуто мною – А.Т.».

Приняв дела, третий по счёту бургомистр Березино назначил заведующей столовой Екатерину Шкурченко[102 ].

К сожалению, про довоенную биографию Ивашкевича пока ничего доподлинно выяснить не удалось. А вот про Анатоля Соколова известно, что родился он 1915 году и был сыном Елены Соколовой-Лекант, учительницы в Виленской белорусской гимназии, одной из зачинателей белорусской школы и инициаторов создания гимназии. Окончил Виленскую белорусскую гимназию, а после — юридический факультет Вильнюсского университета. В 1938 году изучал юриспруденцию в Варшаве[103].

Период его биографии с осени 1939 до осени 1941 года — белое пятно, но, судя по данной ему березинцами характеристике, он, очевидно, мог быть тесно связан с немецкими спецслужбами, за что говорят и последующие события.

10. «Акция» Владимира Шавеля

По указанной в письме на имя Мазурова версии, в результате неосторожной попытки привлечь на свою сторону начальника карательного полицейского отряда Коржа (Василенко?) (у В.Зеленского – Корица), бывшего политработника Красной Армии, по другим сведениям: своего заместителя украинца Ивчика, занявшего его должность; полицейского Автуховича, бывшего шофера райисполкома, бывшего же члена ВКП(б) провокатора, оказавшегося верным гитлеровцам коллаборационистом, подполье было раскрыто.

Зеленский в своей книге называет виновником провала помощника Шунейко Якова Валушкина. В материалах дела проверки это имя (как и Корица) отсутствует, поэтому не исключено, что оно всё же вымышленное. Возможно сыграла свою роль ведомственная цензура КГБ, К слову, на запрос Березинского райкома партии по казнённым подпольщикам, УКГБ по Могилёвской области прислал ответ, что такими данными не располагает.

Согласно свидетельства политэмигранта Лявона Голяка, который во время гитлеровской оккупации Беларуси работал судьей Минского окружного суда, разочаровавшийся в немцах Владимир Шавель поехал в Березино к Анатолию Соколову и разоблачил заговор местных полицейских, которые хотели перейти на сторону советских партизан, а после был вынужден перейти на нелегальное положение[104].

В книге С.Ерша и С.Горбика «Беларускі Супраціў» приведена версия некоего анонимного бывшего сотрудника СД Барановичей, согласно которой Владимир Шавель мог выполнять немецкое задание на Березинщине[105].

Проанализированные же мною документы по деятельности березинского подполья, вкупе с новыми свидетельствами и письменными источниками, которые не использовались в ходе официальной проверки его деятельности, проводившейся в 1960-е — 1970-е гг., позволяют прийти к выводу, согласно которого провал произошёл в два этапа.

Так, первичным катализатором могли выступить контакты Федора Глинского с Евгением Ивановичем Курто (Яуген Курто). Он знался с Галиной Васильевной Финской, которая поддерживала связь с минским ВСПД (Военный Совет Партизанского Движения[106]). Вот в результате деятельности провокатора и провалов минского подполья в феврале-апреле 1942г., через последнее и могла просочится информация о березинских подпольщиках. Цепочка утечки информации выглядит логичной, т.к. аресты подпольщиков из группы Шунейко и членов автономной группы Сухоцкого произошли одновременно[107].

Видится правдоподобным, что после того как информация о деятельности подполья в Березино могла дойти до представителей гитлеровских спецслужб в Минске, оттуда по их заданию инкогнито выбыл Владимир Шавель. Под именем Корж, Василенко, или Яков Валушкин, т.к. ни в материалах проверки деятельности Березинского подполья, ни в книгах Василия Зеленского и Евгена Кухто Владимир Шавель как таковой не упоминается.

Видимо шефу районной беларуской полиции прибытие в Березино последнего было преподнесено как приказ от руководства того крыла минского подполья, которое и направило его на должность начальника местной полиции в райцентр. Целью этого могла быть заявлена необходимость координации совместных усилий по активизации деятельности подполья, с учётом изменяющейся военно-политической ситуации на восточном фронте, и в тылу гитлеровских оккупантов. Правдоподобно, что настоящую личность Владимира Шавеля и занимаемое им положение в оккупационной администрации, Шунейко скрыл от других членов подполья. Правдоподобным видится и то, что планируемая акция была инициирована самим шефом беларуской полиции Березино,

Аресты же были произведены только после того, как были выявлены основные их связи и планы, буквально накануне восстания. Допускаю даже, что если бы не запланированная Шунейко силовая акция (вышел за флажки?) Шавель мог бы и скрыть от немцев полученную им информацию.

А может, просто струсил в последний момент?..

За последнюю версию свидетельствуют мемуары известный беларуского антисоветского политического деятеля Дмитрия Космовича, согласно которых после березинких событий Шавель скрылся на Виленщине, быстро был распознан поляками и расстрелян

Согласно сведениям, приведенным в книге С.Ерша и С.Горбика «Беларускi супраціў» со ссылкой на указанного выше анонимного бывшего сотрудника Барановичской СД, Владимир Шавель лечился после тяжелого ранения в немецкой больнице, а в конце лета 1943 г., при поддержки белорусских коллаборационистских деятелей, был выслан СД на украинское Полесье для проведения переговоров с руководством Организации украинских националистов Степана Бандеры и Украинской повстанческой армии. Далее, по версии, связь с ним исчезла и он, правдоподобно, был расстрелян украинцами.

Версия коллаборациониста и политэмигранта Иосифа Малецкого косвенно подтверждает версию о немецком задании: «спровоцированный после с двух сторон, большевистского и немецкого, потерял доверие к немцам и осенью 1943 года скрылся на Полесье и всякие следы по нему пропали"[108].

Далее события в рассматриваемом регионе развивались следующим образом.

К концу апреля, после разгрома березинского подполья, большинство местных инициативных групп по созданию партизанских отрядов стали объединяться в районе д.Жеремец на базе отряда Тимофея Кускова, образованного 22 марта и составлявшего около 30 человек. В отряд прибыло более 15 человек из деревни Боровино во главе с Владимиром Дерябиным, группы Кузнецова и Бережного. Решили совместными силами пробиваться через линию фронта. Перед этим разгромили Рованичскую волостную управу. Во время короткого боя, потеряв двух убитыми, полицейские отошли и, пользуясь темнотой, убежали в Червень. Вместе с ними ушёл и бургомистр волости Гоман[109].

Тем временем, двигавшийся из Логойского района в Червенский спецотряд НКГБ под руководством Станислава Алексеевича Ваупшасова (Градова) при переходе через железную дорогу на участке Жодино-Печи натолкнулся на гитлеровцев и вернулся в расположение отряда майора Воронянского. А пятеро разведчиков – начальник разведки старший лейтенант Д.А.Меньшиков, Ф.В.Назаров, Т.В.Ясюченя, Малев и Скурко успели проскочить железную дорогу и углубиться в лес. Меньшиков не стал подвергать группу опасности, и зная конечные пункты маршрута решил уйти.



Фото: Станислав Ваупшасов

28 апреля 1942 года в районе д.Маконь группа Меньшикова встретилась с группой партизан отряда Сацункевича («Разгром») под руководством Г.М.Холодова, которые шли на задание. Исход довольно долгой переклички решила разномастная одежда и разнотипное – немецкое и советское – разгромовцев. По этим признакам трудно было не признать партизан. На всякий случай до самого прихода в отряд никто из встреченных не откровенничал[110]. Партизанский лагерь отряда тогда находился на небольшом сухом островке, окружённом болотами, в нескольких километрах от деревни Рованичская Слобода[111]. Партизаны, поначалу недоверчиво поглядывавшие на висевшие у разведчиков немецкие маузеры, вскоре с увлечением слушали рассказы о фронте, о жизни в советском тылу, о рейде за линию фронт. Утром отряд Сацункевича совместно с группой Меньшикова разгромил полицейский участок и маслозавод в Кленниках[112]. При участии разведчиков Ваупшасова-Градова боевые операции по разгрому ближайших волостных управ и полицейских управлений следуют одна за одной.



Фото: Дмитрий Меньшиков

Из боевой характеристики бывшего командира партизанского отряда «Коммунист» Дуруго В.К., 1905 г.р., уроженца д.Дубовручье, довоенного заведующего военным отделом Березинского РК КП(б)Б:



Фото: Василий Деруго

«25 апреля 1942 года т.Деруго Василий Карпович с группой 11 человек организованных им приписников и гр-н дер.Дубовручье Рованичского сельсовета Червеньского района Минской обл., имея на вооружении 9 винтовок и 2 ручных пулемёта, присоединились к отряду «Разгром» (Сацункевича Ивана Леонтьевича).
3 мая 1942 года по распоряжению тов. Сацункевича и представителей группы диверсантов войск НКВД (Градова) тов.Меньшикова, из отряда «Разгром» была выделена инициативная группа из 5 человек под руководством Деруго В.К. для организации п/о «Коммунист»[113].

В своих мемуарах Иван Леонович Сацункевич свидетельствует, что пять дубовручских подпольщиков, в том числе организаторов группы Александра Николаевича Базылевича и Василия Карповича Дурюгу, разгромовцы увели в лес ночью, под видом мести за сотрудничество с оккупантами, чтобы избежать расправы над их семьями со стороны последних[114].

12 мая партизанский отряд Дербана провели первую боевую операцию, разгромив полицейский гарнизон в д.Забашевичи Борисовского района. 17 мая разведчики Сацункевича натолкнулись на партизан этого отряда и рассказали им о десантниках из Москвы.



Фото: Бывшие партизаны бригады Дербана (им.Щорса)

Для установления связи Меньшиков выслал в деревню Жеремец Березинского района Малева и Назарова. Там они через связного Карповича встретились с командиром отряда Кусковым и убедили его остаться и воевать в тылу врага[115].

Далее усилиями Меньшикова и Сацункевича было созвано совещание командиров отрядов и групп, действовавших на то время на пограничье Березинского, Смолевичского и Червеньского районов. В урочище Розвязи, что недалеко от червеньской деревни Маконь и смолевичской — Потичёва явились Веер, Кусков, Дуруго, Дербан, Иваненко и некоторые другие. Подоспели связные отряда Ваупшасова Чернов, Мацкевич. На этом совещании Меньшиков дал указание присутствовавшим об оформлении партийных организаций и особых отделов.

Мацкевич рассказал делегатам об спецотряде НКГБ Ваупшасова-Градова и о том, что при нем находится уполномоченный Минского подпольного обкома партии Ясенович. Меньшиков предложил направить для связи с ними делегатов от отрядов[116].

Как в реальности «присягнули на верность» даже не советской власти, а именно Кремлю некоторые из этих командиров, можно узнать из уже цитируемых выше мемуаров бывшего партизана отряда, а потом спецотряда «Непобедимый» Константина Федорова Усольцева.

Предоставим ему слово.

«В конце апреля 1942 года в нашу зону пришли представители отряда особого назначения подполковника Станислава Алексеевича Ваупшасова (тогда мы его знали под псевдонимом Градов): начальник разведки старший лейтенант Дмитрий Меньшиков, старший лейтенант Антон Кирдун и политрук Алексей Николаев. Это были первые ласточки с Большой земли. Представители из Москвы произвели на партизан сильное впечатление. Их принимали повсеместно, как самых дорогих гостей. Всюду, где они появлялись, их окружали толпы людей, и все смотрели на них с восхищением. Партизан и население интересовали события на фронте, в советском тылу. Вопросам не было конца.

После их ухода партизаны стали поговаривать о возможном объединении отряда «Непобедимый» и московской группы.

В самых радужных красках рисовались результаты такого объединения: двухсторонняя связь с Москвой, так как С.А.Ваупшасов имел рацию, перевооружение отряда автоматическим оружием, достаток боеприпасов и взрывчатки, организация боевых операций общими силами. Одни видели в объединении отрядов большие возможности для усиления боевой деятельности, зато другие – потерю самостоятельности, сковывание инициативы.

Через несколько дней после ухода «москвичей» 3-й взвод в полном составе во главе с командиром И.З.Кузнецовым с боевого задания не вернулся. О своем уходе Кузнецов сообщил пересланной запиской. Взвод ушел в лесные массивы Червеньского района. Иван Захарович на базе взвода организовал отряд, а затем бригаду «Красное знамя».

Ушел из отряда и Владимир Павлович Дерябин. Он хорошо владел узбекским и казахским языками. К нему потянулись все бывшие военнослужащие узбеки, казахи и представители других среднеазиатских народов. Свой отряд Владимир Дерябин назвал «Искра». В него ушли и наши друзья из Беличан адыгейцы Михаил, Петр и Николай, братья Мирановичи, Семен Рослик, Валя Желнерович, Нажмидень Колескаров, Мирза и другие. Отряд «Искра» вскоре стал одним из боевых отрядов бригады «Разгром».

С разрешения командования ушел организовывать новый отряд и капитан Василий Васильевич Бережной. Ему дали только двух человек из его бывшей группы. За рекой Березина Бережной организовал партизанский отряд «Комсомолец» (по «святцам» — каталогу ЦШПД — БШПД. Сами партизаны отряда называли его «Месть»[117]), который вскоре вырос в 130-ю партизанскую бригаду. Бережной был ее командиром, пока не погиб в 1943 году[118]».

Будучи ранен в живот, застрелился, чтобы не быть обузой своим партизанам, прорывавшимся из блокады.

Т.е. по факту после первых контактов с московскими партизанами, часть местных партизан будущей Минской (Минско-Червенской) партизанской зоны просто разбежалась как тараканы в разные стороны, не захотев подчинятся «длинной руке» Москвы.

И как раз на время совещания партизан в ур.Розвязи пришёлся заключительный эпизод рассматриваемых в данном исследовании березинских событий, которые в этот период происходили на пограничье с Червеньским, Смолевичским и Борисовским районами.

В середине мая 1942 года Екатерину Шкурченко вызвал к себе Ивашкевич. С её слов, в литературной обработке Василия Зеленского, встреча эта происходила следующим образом.

«Закрыв дверь кабинета на замок, внимательно оглядел заведующую столовой с ног до головы.

— Сколько я должен за питание? – спросил он, вытаскивая из-под стола портфель.

Заместитель бургомистра достал две пачки советских и оккупационных купюр. Затем выложил два нагана.

— Нашими платить?

— Одинаково, — ответила Катя.

Она не могла понять смысла этой встречи.

— Ты всё время среди людей вращаешься. Тебе многие доверяют. Скажи, что обо мне говорят. Только начистоту!

Шкурченко удивилась. Вести откровенный разговор с Ивашкевичем она остерегалась. Со времени их первой беседы прошло достаточно времени. Однако о себе он не напоминал. Лишь один раз в неделю присылал плату за обеды, которые доставлялись ему домой.

— Если откровенно, — нерешительно заговорила Катя, — болтают всякое. Особенно полицаи. Некоторые из них говорили, что следовало бы повесить и вас вместе с Гансовской.

Ивашкевич вскинул брови, сосредоточенно прислушиваясь к её словам. Катя осмелела:

— Кое-кто считает, что успеют ещё сделать это. А один из полицаев так набрался, что сказал даже, будто бы наблюдение за вами установлено.

Лицо Ивашкевича становилось всё более задумчивым. По-видимому, то, что он услышал, ускорило давно зревшее в нем решение. Заместитель бургомистра поднялся из-за стола.

— Хочу за обеды рассчитаться. – Ивашкевич отделил часть денег от двух пачек и положил их перед Катей.

– Тебе советую: хочешь уцелеть, уйди из столовой. О вас уже кое-что начинают поговаривать. Сначала один из ваших исчез куда-то, затем второй, а сегодня ночью третий. Рекомендую взять патент на свободную торговлю. Документ дадут исправный. Купи сахарину, спичек, мыла. Это добро найдешь у солдат. Немцы осатанели, расстреляли массу людей. Намечаются новые жертвы. Ты, по-моему, пока вне подозрения. Поэтому сделай всё, чтобы уцелеть. Помни о ребёнке. Кто присмотрит за ним, если что-то случится?

Проводив Шкурченко, Ивашкевич навестил Соколова»[119].

По субботам районное начальство ездило в одну из гарнизонных бань. Так было и 16 мая 1942 года. Прихватив бидон квасу и бутылку водки, бургомистр и заместитель отправились мыться.

Прошло три дня. Соколов с Ивашкевичем на работе не появлялись. Кое-кто пустил слух: в субботний вечер со стороны Погоста слышалась перестрелка. Поговаривали о партизанском налёте на районных руководителей.
Комендант, начальники жандармерии и полиции, командир карательного отряда всполошились. Начались розыски загадочно исчезнувших бургомистра и его заместителя. Два дня жандармы с полицией рыскали по району. Никого не нашли.

В Березино предположили, что Соколова и Ивашкевича захватили партизаны. Начальник полиции открыто заявил о связи Ивашкевича с народными мстителями. Он высказал даже предположение, будто бы заместитель бургомистра был направлен сюда подпольной организацией Минска. Однако эти измышления оказались бездоказательными.

Лишь через неделю Березино облетела весть: нашелся Соколов. Вернувшись, он сообщил Кальтвассеру, что их действительно взяли в плен партизаны. Выбрав момент, районные начальники бежали. Ивашкевич при этом погиб.
Окажись на месте Соколова кто-нибудь другой, его непременно повесили бы или расстреляли. Этот же человек пользовался у немецких властей доверием.

Вскоре Соколова направили на новую работу в Могилёв[120].

То, что на самом деле произошло тогда с Ивашкевичем и Соколовым до сих пор оставалось загадкой. В некоторых эмигрантских источников искаженная информация, которая относится к делам Шунейко, приписывалась Шавелю и Соколову[121].

Однако, следуя логике развивавшихся тогда событий, попытаюсь реконструировать это белое пятно нашей истории.

Сорвавшаяся акция березинской полиции вызвала сильное замешательство в рядах уже действовавших местных партизан. Это было очень неожиданно и заставляло задуматься о том, с кем они на самом деле собираются бороться. Ведь любой полицейский, или какой другой коллаборационист на деле мог оказаться своим. А некоторые из них, кому удалось избежать ареста и казни, уже влились в ряды партизан. При этом немцы активно внедряли свои агентов в ряды партизан, и враг мог быть у тебя под самым боком. В одной землянке с тобой. Идти с тобой на задание в одной группе, из которого ты мог и не вернуться, будучи убит пулей в затылок…То ли дело было на фронте, где было чёткое понимание – здесь свои, там – враги. Это психологическое замешательство и могло послужить одним из главных катализаторов решения некоторой части этих партизан из числа не местных уроженцев, чтобы собраться вместе и перейти линию фронта. Не исключено, что эту идею подпитывали и тайные гитлеровские агенты.

Нечто подобное имело место летом 1942 года, когда командир прибывшей из-за линии фронта спецотряда НКГБ сержант госбезопасности Кузин И.М. вместо того, чтобы организовывать и расширять партизанское движение, наоборот, увел в советский тыл большую часть партизан, базировавшихся в районе оз.Палик, сославшись на некую «шифровку из Москвы» с приказом вывести часть отрядов Бегомльского и Борисовского районов за линию фронта (оставив на местах небольшие группы по 10 — 15 человек)[122]. Не исключено, что в данном случае на настроении тяжело переживших первую зиму оккупации партизан тонко сыграли немецкие спецслужбы, т.к. после перехода линии фронта, бывший на начало войны политруком в РККА Иван Матвеевич Кузин снова был переведен в армейцы и отправлен в действующие войска под Сталинград[123], что выглядит как наказание за проявленную им политическую близорукость.



Фото: Иван Кузин

Применительно к рассматриваемым событиям, правдоподобно, что, узнав от своей агентуры о том, что недалеко райцентра появились засланцы из советской стороны, которые воспрепятствовали грядущей самоочистке района от местных партизан и собирают некое совещание, оккупанты решили послать туда не засветившегося в роли предателя подполья Соколова, с легендой о том, что он являлся нераскрытым соратником Шунейко, и с конечной целью сорвать цели московских товарищей. А для придания убедительности своей легенде, Соколов втемную подбил на уход в лес Ивашкевича, который действительно мог быть нераскрытым подпольщиком, представителем третьей силы в Березино, к которой относился и Шунейко. Допускаю, что в таком случае всё пошло не по плану немецких спецслужб, а замыслы Соколова были чекистом Меньшиковым разоблачены. После этого Соколов с Ивашкевичем были советскими разведчиками арестованы и последовала их перевербовка. Соколов дал согласие на сотрудничество, а вот Ивашкевич отказался. И того же Ивашкевича могли после этого застрелить не партизаны, а сам Соколов, из его собственного револьвера, под дулами маузеров чекистов, направленными на него, бургомистра, чтобы пути назад для него были отрезаны. Или же поставили обоих на краю выкопанной ими могилы и сделали своё предложение. Первому Ивашкевичу, а потом Соколову. Но это уже вариации… После этого последний снова появился в Березино, но постарался побыстрее скрыться из-под опеки советских спецслужб, покинув занимаемую должность. Возможно только поэтому уже в конце войны его мать, Елена Соколова-Лекант, была репрессирована, будучи осуждена на 6 лет лагерей. Сам он якобы успел побыть членом БНП, офицером Беларуской Крайовой Обороны. После Второй мировой войны жил в Германии. По некоторым сведениям, эмигрировал в Америку. Дальнейшая судьба неизвестна[124].

Естественно, что информации о вербовке/перевербовке агентов мы не найдем в использованных мною в данной исследовательской работе мемуарах бывших партизан, включая также Петра Мартысюка, начинавшего в «Разгроме»[125]. Не найдем мы таких документов и в партизанских фондах НАРБ. А архивы КГБ такую информацию ещё долго будут хранить под грифом «Совершенно секретно».

Версия же Соколова о том, что ему удалось сбежать от партизан, выглядит для меня лично совершенно неубедительной. Видится правдоподобным, что она была рассчитана на его немецких кураторов.
А тем временем градовцы продолжили загонять в советское стойло партизан будущей Минской (Минско-Червеньской) партизанской зоны.

К слову, сам Ваупшасов-Градов так характеризовал в мемуарах своего начальника разведки;

«Старший лейтенант Меньшиков был человеком опытным, обстрелянным, понюхавшим пороху ещё в тридцатые на Дальнем Востоке. Командир-пограничник, награждённый ещё тогда орденом боевого Красного Знамени, он пользовался большим авторитетом за решительность, смелость и инициативу. Дмитрий Александрович умел принимать самостоятельные решения, проявляя разумную нициативу[126]

Одним из элементов приобщения стала дача партизанским формированиям «правильных» названий. Как они появлялись на бумаге можно, например, узнать из мемуаров бывшего командира 754-го партизанского отряда 12-й кавалерийской бригады им.И.В.Сталина Сергея Ивановича Мальцева[127].

Дадим ему слово:

«Когда из Москвы через Червеньский район проходила спецгруппа (чекиста) С.А.Вауршасова (Градова), по ее рации в Белорусский штаб партизанского движения передали радиограмму об отряде. Там ее зарегистрировали и присвоили имя И.В.Сталина»[128].

На организованной в середине июня 1942 года на базе отряда Воронянского в Логойском районе «первой партизанской конференции» (совещании) командования отрядов, в том числе действовавших в Смолевичском, Червенском и Березинском районах (из этих районов были представители от 10 отрядов), произошло их «крещение» в прокремлевскую «веру».

Первая партизанская конференция» была открылась 17 июня 1942 г.[129] и продолжалась два дня[130].
На ней стараниями Ваупшасова был создан Военный совет партизанского движения северо-восточной части Минской области. В совет вошли: председатель – командир отряда особого назначения майор НКГБ Градов (С.А.Ваупшасов); заместитель председателя командир отряда «Дяди Васи» — «Мститель» майор РККА В.Т.Воронянский; члены совета: комиссар «Мстителя» Иван Матвеевич Тимчук, ставший впоследствии Героем Советского Союза; командир отряда «Борьба» лейтенант РККА С.Н.Долганов, а также комиссар этого отряда, бывший секретарь Смолевичского райкома партии И.И.Ясенович[131].

Как пишет в своих мемуарах сам Ваупшасов:

«После конференции все делегаты двинулись в обратный путь — в свои отряды. Для практической помощи командирам и комиссарам, местным коммунистам, находившимся на нелегальном положении, в Смолевичский, Березинский и Червенский районы снова направили Д.А.Меньшикова (который их собственно и привел на «конференцию» – А.Т.). Вместе с ним пошли А.Г.Николаев, старший лейтенант А.С.Кирдун и бойцы Н.Н.Денисевич и Л.Кишко.

Делегатам мы выдали тол, патроны и свежие газеты. Провожать их вышли в полном составе отряды наш и Воронянского.

Следуя нашему примеру (Логойский и бывшие Бегомльский, Плещеницкий районы), в зоне червенских и смолевичских лесов, по предложению Меньшикова, также создали партизанский Военный совет. Председателем избрали Сацункевича, членами – Кускова и Дербана.

Группа Меньшикова, разбившись по отрядам, неутомимо готовила новые и новые диверсионные группы. Теперь все чаще вокруг Минска летели под откос эшелоны, взрывались автомашины гитлеровцев[132]».

Видится правдоподобным, что на решение многих партизанских командиров участвовать в «конференции», повлияло именно возможность получения для своих бойцов указанных в мемуарах тола, патронов и свежих советских газет. Но именно на этой конференции радисты спецотряда Градова отправили в Москву шифровку о регистрации и присвоении наименований (ку как клички агентам) следующим партизанским отрядам: Николая Прокофьевича Покровского, возникшего ещё в августе 1941 года в Руденском районе, и насчитывавшем к июню 1942 года уже около 200 бойцов, было присвоено название «Беларусь» (по другим данным он начал так называться лишь с июля 1942г.); отряду Сацункевича – «Разгром»; Кускова – «Непобедимый»; Иваненко-Лихого – «Правда»; Дербана – «Большевик», отряду Моряка – «Искра», Бережного – «Комсомолец» (название не прижилось), Деруги – «Коммунист»[133].



Фото: Последний командир п/о «Победа» бригады им.Щорса Николай Рабкевич в бывшей д.Жабовка (в 1964 г. переименована в Партизанскую; больше не существует) Березинского района. 1970г.

Потом эти «правильные» названия перекочевали в партизанскую отчётность и мемуары, создавая миф о «единстве партии с народом» и беззаветной преданности делу Ленина-Сталина беларуских партизан, стыдливо умалчивая, что в рядах коллаборационистов, помогавших оккупантам уничтожать наш народ в массе своей были те же самые комсомольцы, коммунисты и кандидаты в члены ВКП(б).

И тем не менее, согласно воспоминаний инструктора-организатора Минского подпольного обкома партии Николая Федоровича Губского, даже на конец 1943 года руководство обкома, «храбро сражавшегося с оккупантами три года в глухомани Любаньских болот» практически не имело никакой информации о том, чем вообще в реальности занимались партизаны в целом ряде районов области, таких как: Слуцкий, Стародорожский, Пуховичский, Руденский, Минский сельский, Червеньский, Смолевичский, Борисовский. А меньше всего информации было о трех последних[134], что позволяло большинству из действовавших тут партизанских формирований буквально до конца 1943-го — начала 1944г.г. безнаказанно заниматься имитацией «борьбы с немецко-фашистскими оккупантами и их прислужниками», получая, тем не менее, с «Большой земли» на основании «липовых» отчетов о своих баснословных победах и подвигах, которые реально никто не мог проверить, воинские награды и звания. И это же обстоятельство, в большой мере, тем не менее в какой-то мере ограждало местное население от т.н. массовой пацификации (уничтожения) деревень. Реально заставить этих людей воевать с немцами «за родную советскую власть» смогли только победы Красной Армии, страх за свою судьбу после очевидного грядущего восстановления советской власти в Беларуси и спецгруппы НКГБ с «Большой Земли», одним из основных направлений деятельности которых и была работа по активизации боевой деятельности «партизанского болота».

К слову, о характерной тактике не вступать в открытые боестолкновения с оккупантами, свидетельствует в своих машинописных воспоминаниях, приуроченных к 50-летию КПСС, Николай Дербан. Предоставим ему слово (в некоторой моей литературной корректировке – А.Т.):

«В июне месяце 1942(?-А.Т.) года немцы решили с помощью предателей разгромить партизанский отряд «Большевик», дислоцировавшийся в тот момент в лесном массиве в районе оз.Песочное.

Перед нами стоял весьма затруднительный вопрос, как будет проводится противником эта первая для нас блокада.

Посовещавшись с комиссаром, начальником штаба Дроздовским, было принято решение: по главным дорогам к лагерю расставить засады, и если немцы пойдут вглубь леса, дать бой. Однако каратели вглубь леса не вклинились, пошли по лесным дорогам, произвели обстрел опушек леса и на этом закончили блокаду.
194_ год. В 12 часов ночи со стороны г.Борисова послышался гул моторов. Подымаю по тревоге комиссара Прусака, начальника штаба Дроздовского.



Фото: Виктор Дроздовский

Последнему дано указание выслать дополнительную разведку по трём направлениям: Борисов, Березино, Червень.

В час ноль-ноль разведка сообщила, что из Борисова в направлении нашего лагеря движутся автомашины с солдатами.

Отряд немедленно был приведен в полную боевую готовность.

Разведка сообщила, что слева немцы по узкоколейке высаживают солдат и выставляют засады, из Борисова – тоже подвозятся солдаты и делают засады с правой стороны лагеря.

Через 20 минут в зоне лагеря появилась колонна автомашин с солдатами противника, завершающим полное его окружение.

Я решаю приблизить отряд к дороге, залечь в молодом ельнике и ждать интервала между автоперебросок колонн. Установлено, что интервал между колоннами составляет 10-15 минут. И когда первая колонна продвинулась, был сделан бросок через колонну, но по каким-то обстоятельствам остался взвод тяжёлого оружия (миномёты, станковый пулемёт и 45-мм пушка). Я, комиссар и нач.штаба решили возле дороги ждать перехода взвода. Не успел взвод выйти на дорогу, как в лобовую ему идёт легковая немецкая автомашина.

Даю сигнал рукой остановиться – машина останавливается. Сидящий в ней довольно солидный толстяк берет под козырёк и приветствует командование отряда. На его глазах переходит дорогу взвод. И когда он прошёл через дорогу, я дал ему (толстяку) сигнал жестом руки, мол можешь ехать. Фриц не знал, как козырять, что мы его отпустили.

Позже было установлено, что в ста метрах (?!-А.Т.) от места выхода отряда из кольца, тогда находился штаб руководства блокадой. Нам хорошо было слышно, какой там потом поднялся шум, после чего, минут через десять, взвилась зелёная ракета – блокада была окончена.

Отряд без потерь передислоцировался на новую базу, а оставшись в кольце, безусловно был бы разгромлен. Ведь на блокаду немцы бросили две фронтовые дивизии (?-А.Т.).

Но поскольку блокада была мною сорвана в стадии её начала, партизанский отряд остался невредим.

Анализирую выход из кольца, командование п/отряда пришло к выводу, что было принято правильное решение не расстреливать легковую автомашину вблизи штаба руководства блокадой. В случае её задержания, блокирующие нас части противника, могли нанести нам серьёзный удар из-за какого-то одного немецкого офицера. Мы же вышли из кольца блокады без потерь.

Надо полагать, что этому немецкому офицеру на всю жизнь осталась в памяти встреча с партизанами, где мы, со своей стороны, проявились тактичность и предусмотрительность..."

11. Последняя попытка создания в регионе национально ориентированного антинацистского партизанского движения

И тем не менее, после разгрома гитлеровскими оккупантами березинского подполья, попытки развернуть в рассматриваемом регионе национально ориентированное партизанское движение не прекращались.

Так в феврале 2011 года у меня состоялась беседа с бывшим агентурным разведчиком п/б им.Щорса Виторским Францем Фомичем, 1922 года рождения, уроженцем д.Осово Березинского района, подполковником милиции в отставке. С его слов, осенью 1943г. руководству его бригады стало известно, что в районе д.д.Потичёво Курганкого с/С Смолевичского – Лозино бывшего Забашевского с/С Борисовского р-нов появился какой-то «дикий» отряд.



Это выяснилось во время нескольких рейдов фуражиров бригады, которые заготавливали по деревням продукты питания. Во время этих хозяйственных операций стало известно, что какие-то неизвестные жителям этих деревень партизаны уже приходили туда с этой же целью. А следует пояснить, что в то время все населенные пункты партизанской зоны были уже поделены между местными бригадами и отрядами на территории оперативных действий и источники поставки продовольствия. Как правило, были определены и объемы единиц тех, или иных наименований продуктов питания с каждого подворья и населенного пункта, а также графики, по которым крестьяне должны были снабжать ими бойцов этих партизанских формирований. Однако споров и конфликтов при этом было много, а партизаны разных отрядов и бригад часто совершали «наезды» на чужие деревни с целью грабежей. При этом могли выдавать себя и за полицаев (а полицаи, в этих же целях, за партизан). В результате было много боестолкновений и взаимных жалоб командиров партизанских формирований в подпольные партийные органы и Белорусский штаб партизанского движения. В Национальном архиве РБ, знакомясь с фондами партизанских бригад Минской зоны, я читал целое дело с разбирательством таких жалоб от п/бригады «За Советскую Беларуссию» в адрес партизан бригады «им.Щорса». Читал я и аналогичные жалобы щерсовцев, в том числе в адрес партизан п/б «Разгром».



Фото: Франц Виторский (справа) на офицерских курсах НКВД в г.п. Слепянка

Однако вернемся к разговору с Виторским. Согласно его рассказа, после неудачных хозяйственных операций, щорсовцами была организована засада, с целью перенять и выяснить, кто же есть на самом деле «дикие» партизаны. В результате произошла встреча, в которой было установлено, что последние — беларуские националисты — антисоветчики. Завязался бой, который начали по приказу своих командиров именно советские партизаны. Бой продолжался почти целый день. В результате «дикий отряд» был ликвидирован. Последних троих пленных допросили и сестра Франца Виторского — Феля, также партизанка п/о «Победа» рассматриваемой бригады, по приказу своих командиров «пустила в расход». Со слов ветерана «диких» было человек 20. Однако его сын, который присутствовал при нашем разговоре, пояснил, что ранее отец, рассказывая эту историю, называл точную цифру 47 чел. Делая поправку на память старика, можно предположить, что 27-ми удалось уцелеть, или эта часть отряда, которая не участвовала в бою, и находилась в это время в другом месте. Сам Ф.Ф.Виторский в рассматриваемом боестолкновении участия не принимал, а об обстоятельствах дела узнал от сестры, и от брата, который руководил всей агентурной разведкой бригады.



Фото: Феля Виторская (в центре) на День Победы. 1970-е гг.

На мой вопрос Виторскому Ф.Ф. о том, местные хлопцы были в «диком отряде», или какие-то пришлые, ветеран указал на последнее, добавив при этом, что во время допроса пленные отвечали, что они за БНР в ее этнографических границах[135].

Слышал про эту историю, правда что называется «краем уха», без подробностей, и другой знакомый мне партизан п/о «Победа» п/б «им.Щорса» Карпенко Бронислав Викторович, 1926 года рождения, урож. д.Н.Колюжица Березинского района, полковник ВС СССР в отставке. С последним у меня состоялась беседа в январе 2014г.

Приняв решение об уничтожении беларуского националистического партизанского отряда, командиры советских партизан следовали инструкциям из Москвы о тотальном уничтожении (в случае невозможности вербовки/подчинения) «контрреволюционеров», хотя с большой долей вероятности можно допускать, что они все-таки зачислили «дикий отряд» в разряд «лжепартизанского».

Как пишет в одной из своих работ беларусский исследователь Сергей Ёршь, независимые партизанские отряды, которыми руководили белорусские деятели эсеровского толка, возникли на Смоленщине, Брянщине и Могилевщине. На Брянщине партизанское движение имело название «народной социал-революционной партизанки».

Т.н. Белорусская Народная партизанка (БНП) — вооруженная национально-освободительная организация, действовавшая в оккупированной Беларуси во время Второй мировой войны и в первые послевоенные годы на западе беларуского Полесья, пыталась с ними наладить связь. В дальний рейд на Смоленщину был выслан отряд некоего бывшего капитана Красной Армии Ковалёва, состоявший почти исключительно из «восточников». Но он был уничтожен в Центральной Беларуси диверсионными отрядами НКВД. Переговоры с эсерами удалось провести в Витебске под «опекой» Всеволода Родько, который был бургомистром города. Было согласовано сотрудничество между представителями партизанщины со Смоленщины и беларускими национально-ориентированными партизанами. Бывший член беларуского национально-ориентированного подполья Василь Вир вспоминал, что все" восточники " говорили по-русски, но считали себя белорусами и стояли за независимость Беларуси. Однако установлению прочных связей БНП и эсеров помешали немецкие и советские спецслужбы[136].

Т.е. правдоподобно, что осенью 1943 года на пограничье Смолевичского, Борисовского, Березинского и Червенского районов партизанами-щорсовцами был уничтожен именно указанный отряд капитана Ковалёва, который, как видится, по неизвестным причинам о которых можно только догадываться, временно задержался в этом крайне интересном для беларуского национального архива регионе, что и стоило его бойцам жизни.

Характерно, что «неправильные» партизаны появились в районе базирования и оперативного действия двух партизанских командиров, с которыми пересекался Леонид Шунейко — Николая Дербана и Владимира Дерябина. Но осенью 1943 года ситуация в регионе коренным образом отличалась от ситуации весны 1942-го, когда только зарождавшееся партизанское движение могло пойти совсем в другом русле – национально ориентированном. И поэтому, накануне триумфального возвращения в Беларусь советской власти, шансы на успех у этих людей были невелики.

P.S.

В ночь на 21 декабря 1944 г. около д.Стриево Курганского сельсовета Смолевичского района был высажен парашютный десант диверсантов беларуского парашютного батальона «Дальвиц». Одной из негласных задач, которая перед ними была поставлена руководством БНП Беларуской Независимой Партии могла заключаться в поиске следов пропавшего в рассматриваемом регионе партизанского отряда. Но все перипетии этой истории тема другого моего исследовательской работы [137]

P.P.S.

Леонид Шунейко был не единственным начальником беларуской полиции райцентра, которого национальный актив в Минске продвинул на должность. В следующей части моей исследовательской работы речь пойдет о метаморфозах, или же мимикрии Георгия Длатовского – начальника Узденской, а потом Заславльской полиции.

А 3 июля 1998 года в г.Березино по настоянию общественности и стараниями местных краеведов был установленный памятный знак повешенным 23 апреля 1942 года подпольщикам. Он стал вторым в нашей стране памятным знаком участникам не прокоммунистического, а национально ориентированного антинацистского подполья, после памятного знака казненным членам «Союза борьбы за свободную Беларусь» в соседнем с Березино г.Борисове[138].



Фото: Березинские краеведы и военком в день открытия памятного знака повешенным подпольщикам 3 июля 1998г. г.Березино



Фото: березинцы помнят

Ссылки:

[1]Слова пра патрыетау. Памяць. Бярэзiнскi раен. Мн. «Беларусь». 2004 С.205-210.
[2]https://partizany.by/partisans/26709/.
[3]https://partizany.by/partisans/25852/.
[4]https://minsk-region.gov.by/novosti/novosti-oblasti/partizanskoe-dvizhenie-na-territorii-berezinskogo-rayona-v-gody-velikoy-otechestvennoy-voyny/.
[5]Ст.Станкевiч. Сьвятой памяцiБарыс Шчорс. Беларус, №219 – лiпень 1975. Нью Ёрк. С.4. — file:///C:/Users/Home/Downloads/16759-1.pdf.
[6]Залескi А.I. Дарогамi партызанскай Беларусi. Выд. «Беларусь», Мн. 1974. С.213.
[7] Найдзюк Я., Касяк I. Беларусь учора i сення. Папулярны нарыс з гiсторыi Беларусi. Мн. «Навука i тэхнiка». 1993. С.265-266.
[8]http://jivebelarus.net/history/new-history/national-idea-in-belarusian-army-at-interwar-period.html.
[9]http://www.rkka.ru//handbook/reg/2sd19.htm.
[10] Владимир Заремский. 33-я Территоиальная белорусская дивизия и её место в истории Могилёвщины. — archive.fo/9CTUN.
[11]КУЗНЯЦОЎ І.М. НОСЬБІТЫ НАЦЫЯНАЛЬНАЙ ІДЭІ– АХВЯРЫ ТАТАЛІТАРНАГА РЭЖЫМУ-
represii.net/library/kuzniatsou_national_idea.
[12]Козлов В.И. Верен до конца. Изд. Политической литературы. М.1973, С.187.
[13]Там же. С.151.
[14]Ахвяры беспадстауных палiтычных рэпресiй 1920-1940-х гадоу. Памяць. Чэрвеньскi раен. Мн., БЕЛТА. 2000, С.155-184.
[15]Козлов В.И. Там же. С.195.
[16]Там же. С.196-197.
[17]Станкевич-Янущак И.Марш смерти. Эвакуация заключенных из Минска в Червень. 24-27.06.1941/Памяць. Чэрвеньскi раен. Мн. БЕЛТА. 2000. С.151; Матох В. Живые и мертвые. Аналитическая газета «Секретные исследования», №2(163) за январь 2008г., С.10.
[18]Памяць. Чэрвеньскi раен. Там же; Шарков А.А. Уголовно-исполнительная система МВД Республики Беларусь. 90 лет. М. „Позитив-центр“ 2010. С.43.
[19]Козлов В.И. Там же. С.198.
[20]Там же. С.201.
[21]Из докладной записки НКГБ БССР в НКГБ СССР и НКВД СССР об организации партизанских отрядов и групп за 5 июля 1941 г. —
www.warmech.ru/partizani/gb368.html; Барауля М.А. Яны былi першымi. Памяць. Крупскi раён. Мн. «Беларуская энцыклапедыя». 1999. С.207-209.
[22]Николай Смирнов. Партизанский «второй фронт» в Беларуси: имена, факты, операции НКВД (НКГБ) в тылу врага. Мн. «Звязда», 2020. C.84-85.
[23]Сацункевич И.Л. Суровая быль /Изд. 2-е, дополненное и исправленное/ Мн. «Беларусь», 1979. С.10, 11-13, 18.
[24]Николай Смирнов. Там же. С.106-109.
[25]Василий Зеленский. В боях испытанные. Изд. «Беларусь», Мн. 1973. С.38
[26]Там же. С.47, 48.
[27]Сацункевич И.Л. Там же. С.47; Ваупшасов С. Партизанская хроника. Изд. «Беларусь», Мн. 1971. С.64; Ваупшасов С.А. На тревожных перекрёстках: Записки чекиста – 3изд… М. Политиздат, 1988. С.266.
[28]Сацункевич И.Л. Там же. С.14-15.
[29]Николай Смирнов. Там же. С.73-75; pandia.ru/text/79/524/9021.php; Валерий Надтачаев. О Великой Отечественной войне/Так все начиналось. Советская Белоруссия №107 (24490). Вторник, 10 июня 2014 года — www.sb.by/articles/tak-vse-nachinalos.html.
[30]Николай Смирнов.Там же. С.75-76; pandia.ru/text/79/524/9021.php; Валерий Надтачаев. Там же.
[31]Барауля М.А. Яны былi першымi. Там же. С.209.
[32]Пазняк З. Гутаркi з Антонам Шукелойцем. – Варшава-Вiльня, 2003. С.51-53.
[33]Там же.
[34]https://bramaby.com/ls/blog/history/4005; istpamyat.ru/2014/10/14/734/.
[35]Яўген Курто. А жыцце адно /Сб-к/ Мн. «Мастацкая лiтаратура». 1994. С.48-49; Эйсмонт Л. Неперспективные деревни/ Историческая повесть. Посвящается жителям деревень Речиборок, Сымоновка, Вилятин/. М. 1995. Рукопись. Машинопись.
[36]www.ozon.ru/context/detail/id/30682075/.
[37]Дмитрий Дрозд. Землевладельцы Минской губернии 1861-1900. С.607; Матвейчык Дз. Удзельнiкi паустання 1863 – 1864 гадоу/ бiяграфiчны слоунiк/. Мн. «Беларусь». 2016. С.; minsk-old-new.com/minsk-2722.htm.
[38]http://stankovo.by/grafski-sadounik-legenda-pra-grafau-fon-guten-chapskih/.
[39]https://partizany.by/partisans/31483/
[40]https://ru.wikipedia.org/wiki/Курсаков,_Павел_Трофимович.
[41]Владимир Заремский. 33-я Территоиальная белорусская дивизия и её место в истории Могилёвщины. — archive.fo/9CTUN.
[42]КАУ ВО «Вологодский областной архив новейшей политической истории». Ф.№Р-9793, Оп.30, Д.31 — gosarchive.gov35.ru/archive2/unit/434788.
[43]https://ru.wikipedia.org/wiki/190-я_стрелковая_дивизия_(1-го_формирования); ru.wikipedia.org/wiki/49-й_стрелковый_корпус_(1-го_формирования).
[44]https://partizany.by/partisans/24182/.
[45]Еськов В.И. Матвей Марусяк / В едином строю 1941-1944 / Воспоминания участников партизанского движения в Белоруссии / Изд. «Беларусь», Мн. 1970. С.281-282.
[46]https://ru.wikipedia.org/wiki/Белорусская_Самооборона.
[47]https://be.wikipedia.org/wiki/Вінцэнт_Гадлеўскі.
[48]https://czapski.by/otvetvlenie-stankovskoe-po-grafu-karolju/;
Елена Васильева. Потомок графа. С.78-81. Журнал «On Air» — belavia.by/webroot/delivery/images/OnAir_2015_AUG.pdf#:~:text=Эдуардо%20Аранда%20Годлевски%20–%20потомок, и%20построил%20первый%20пивной%20за-вод.
[49]Антанiна Мядзведзкая (Шунейка). Пяцёра патыётаў. Маяк Прыдняпроўя. №89 от 31.07.1979г. С.3.
[50]https://partizany.by/partisans/31483/.
[51]https://bramaby.com/ls/blog/history/6781.html.
[52]Василий Зеленский. В одном строю. Мн. «Беларусь», 1980. С.46-47;
[53]https://ru.wikipedia.org/wiki/Сакович,_Юлиан; be.wikipedia.org/wiki/Беларуская_Народная_Грамада_(1941).
[54]https://be.wikipedia.org/wiki/Уладзімір_Шавель; lists.memo.ru/index25.htm.
[55]Василий Зеленский. Там же. С.35,37; partizany.by/partisans/94109/.
[56]Лаптёнок Н.Д. От меча и погибнет. Мн. «Харвест». 2009. С.58, 59.
[57]Шунейка. Гансовская. Хто яны? (сведчаць дакументы i людзi, якiя ведал iх i сустракалiся з iмi). Сцяг Ленiна. 22 жніўня 1998 г.
[58]Яўген Курто. Там же. Повесть – На свой хлеб. С.230.
[59]Яўген Курто. А жыцце адно. Там же. С.89.
[60]Памяць. Бярэзiнскi р-н. С.135-159.
[61]Матвейчык Дз. Удзельнiкi паустання 1863 – 1864 гадоу/ бiяграфiчны слоунiк/ Мн. «Беларусь». 2016. С.
[62]https://wiki.bobr.by/Ярмолкевич,_Евгений_Александрович;
www.sb.by/articles/poka-eshche-ne-pozdno.html.
[63]Наталья Кемеровская. Подвиг подпольщиков. Мінская праўда. 27 июля 2010 г., №111;
partizany.by/partisans/104885/.
[64] partizany.by/partisans/104885/.
[65]http://www.slounik.org/81129.html; partizany.by/partisans/72793/.
[66]Василий Зеленский. Там же. C.14.
[67]Там же. С. 50.
[68]https://partizany.by/partisans/34925/.
[69]Василий Зеленский.Там же. С.26.
[70]www.netzulim.org/R/OrgR/Articles/Stories/Khelmer06.html; www.netzum.org/R/Divisions/Ashdod/Testimonies/409-Gusik.pdf.
[71]НАРБ. Ф.60, Оп.3, Д.827, Л.34; Стужынская Н. Беларусь мяцежная/ З гiсторыi узброенага антысавецкага супрацiву у 1920-я гг./ Выданне другое пашыранае. Вiльня. «Наша будучыня», 2011. С.298; be-tarask.wikipedia.org/wiki/Бел-чырвона-белы_сьцяг.
[72]https://ru.wikipedia.org/wiki/Свенторжецкий,_Болеслав_Чеславович.
[73]Слова пра патрыетау. Памяць. Бярэзiнскi раен. Мн. «Беларусь». 2004 С.205-210.
[74]Владимир Дерябин. Комсомольская искра. Г.Минск. 1972-1989. Рукопись. Машинопись.
[75]Иваненко П. В родных местах. Изд. «Беларусь». Мн. 1971. С.45, 48.
[76]Яўген Курто. Там же. С. 122-129.
[77]Усольцев К.Ф. Люди долга. Мн. «Беларусь». 1982. С.43-44.
[78]Там же. С.39-40, 43-44.
[79]Яўген Курто. Там же. С.116-117.
[80]Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечственной войны 1941-1944. Мн. «Беларусь». С.484.
[81]http://www.pobeda1945.su/frontovik/31363.
[82]Василий Зеленский. В боях испытанные. Изд. «Беларусь». Мн. 1973. С.35-36.
[83]Там же.С.55-61; Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечственной войны 1941-1944. С.496, 498.
[84]https://savehistory.by/karta/memorialnaya-doska-5-sovetskim-podpolshchikam-patriotam-berezino/.
[85]https://partizany.by/partisans/93787/.
[86]https://partizany.by/partisans/28790//
[87]https://partizany.by/partisans/40596/.
[88]Там же.
[89]Василий Зеленский. Там же. С.68-72.
[90]Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. Документы и материалы. Т.1/июнь 1941-ноябрь 1942/ Изд. «Беларусь». Мн. 1967. С.371, 372.
[91]Памяць. Бярэзiнскi р-н. С.209.
[92]Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. Документы и материалы. Т.1. С.371-372.
[93]Василий Зеленский.Там же.С.71-72.
[94]Там же. С.26.
[95]Найдзюк Я., Касяк I. Там же. С.261.
[96]http://nobility.by/forum/index.php?topic=904.0.
[97]Сергей Крапивин. Судьба минского бухгалтера Кастуся Гержидовича — web.archive.org/web/20000915114523/www.kulichki.com/krapivin/gerzhido.htm.
[98]Мiнскае антыфашысцкае падполле. Мн. «Беларусь», 1995, С.218;
www.warmuseum.by/news/hronika_pobedy/18-maya-1942-g-vyshel-pervyy-nomer-gazety-zvyazda/.
[99]https://gosarchive.gov35.ru/archive2/inventory?id=433836&page=2.
[100]Антонина Медведская. Тихие омуты. М.: Инфра-Инженерия, 2006. С.530, 532, 536-538.
[101]Канстанцiн Самсонау. Удзел беларускага нацыянальнага супрацiву у ратаваннi габрэу зь Менскага гета у 1941-1942гг. БЕЛАРУСКI РЭЗЫСТАНС/ часопiс найноушай гiсторыi/, №1(6)/2009 С.30-37. — file:///C:/Users/Home/Downloads/12493-1.pdf.
[102]Василий Зеленский. Там же. С.29-30.
[103]https://be.wikipedia.org/wiki/Анатоль_Сакалоў.
[104]Галяк Л. Успаміны. Кн. 1. — ЗША, 1982;https://be.wikipedia.org/wiki/Уладзімір_Шавель.
[105]Ёрш С., Горбік С. Беларускі Супраціў. — Львоў, 2006, С. 83-84 –
be.wikipedia.org/wiki/Уладзімір_Шавель.
[106]Памяць. Бярэзiнскi р-н. С.209; Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне 1941-1945. Энцыклапедыя. М. «Беларуская Савецкая Энцыклапедыя iмя Пятруся Броукi». 1990. С.357; Валерий Надтачаев. Метаморфозы Минского антифашистского подполья. «Беларуская думка», 2013. — №8, С.88-95; №9. С. 91-96; №10. С.84-89 — beldumka.belta.by/isfiles/000167_867190.pdf.
[107]Слова пра патрыетау. Памяць. Бярэзiнскi раен. Мн. «Беларусь». 2004 С.205-210.
[108]Ёрш С., Горбік С. Беларускі Супраціў. С. 83-84; Канстанцін Самсонаў. Да пытаньня дзейнасьці ў Беларусі падчас нямецкай акупацыі 1941-1944 гг. “ілжэпартызанскіх” атрадаў. Беларускі Рэзыстанс. №1(10)/2011 –
file:///C:/Users/Home/Downloads/17465-1%20(2).pdf.
be.wikipedia.org/wiki/Уладзімір_Шавель.
[109]Усольцев К.Ф. Там же. С.49-50; Ваупшасов С. Партизанская хроника. Изд. «Беларусь», 1971. С.65.
[110]Ваупшасов С. Там же. С.63-64; Сацункевич И.Л. Там же. С.52-53.
[111]Сацункевич И.Л. Там же. С.46.
[112]Ваупшасов С. Партизанская хроника. С.64.
[113]https://partizany.by/partisans/67266/.
[114]Сацункевич И.Л. Там же. С.32.
[115]Ваупшасов С. Партизанская хроника. С.64, 65.
[116]Василий Зеленский. В боях испытанные. С.78; Ваупшасов С. Партизанская хроника. С.65; Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. С.266.
[117]Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. 1941-1944. С.534
[118]Усольцев К.Ф. Люди долга. Мн. «Беларусь». 1982. С.63-64.
[119]Василий Зеленский.Там же. С.102-103.
[120]Там же. С.103.
[121]Канстанцін Самсонаў. Да пытаньня дзейнасьці ў Беларусі падчас нямецкай акупацыі 1951-1944 гг. “ілжэпартызанскіх” атрадаў. Беларускі Рэзыстанс. №1(10)/2011 — be.wikipedia.org/wiki/Уладзімір_Шавель.
[122]Иоников Евгений Терентьевич. Старик. Документальная повесть — samlib.ru/i/ionikow_e_t/starik.shtml; partizany.by/group/1176/;
www.polkrf.ru/baza-veteranov/veteran/kuzin_ivan_matveevich_6520/.
[123]https://pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie10353766/;
[124] be.wikipedia.org/wiki/Анатоль_Сакалоў.
[125]https://partizany.by/partisans/27097/: Мартысюк П.Г. С оружием в руках. Мн. Изд. «Беларусь», 1985.
[126]Ваупшасов С. Партизанская хроника. C.65.
[127]Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. 1941-1944. Мн. «Беларусь». С.431-433.
[128]Мальцев С. Когда опасность рядом. Мн. «Беларусь», Второе переработанное и дополненное издание. 1977. С.90.
[129]Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. С.267.
[130]Там же. С.269.
[131]Ваупшасов С. Партизанская хроника. С.66; Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. С.269; Борис Скорбин. Доброволец – всю жизнь// Высокий долг. Сборник//К 70-летию ВЧК-КГБ/ Мн. Изд. «Беларусь». С.103.
[132]Ваупшасов С. Партизанская хроника. С.66, 67-68; Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. С.269.
[133]Ваупшасов С.А. На тревожных перекрестках. Там же.
[134]Губский Н.Ф. Незабываемое. Изд. «Беларусь». Мн. 1976. С.105, 106.
[135]Цiсецкi А. Так званая трэцья сiла. Гоман Барысаушчыны, №6-8 (159-161), 2012г.; Цісецкі А. Ліквідацыя савецкімі партызанамі атрада беларускіх нацыяналістаў восеньню 1943 году. Беларускi рэзыстанс. №1 (14) 2013, б.36.
[136]https://be.wikipedia.org/wiki/Беларуская_Народная_Партызанка; library.by/portalus/modules/belarus/readme.php?subaction=showfull&id=1291893254&archive=1292000901&start_from=&ucat=&.
[137]https://bramaby.com/ls/blog/history/5335.html.
[138]https://bramaby.com/ls/blog/history/14377.html.

Литература:

12. Копия материалов по делу проверки деятельности Березинского подполья из личного архива краеведа Прибыткина Петра Аврамовича.
13. НАРБ. Ф.1569. Оп.1. Д.97 – Материалы комиссии по расследованию преступлений немецко-фашистских захватчиков по Березинскому району;
14. disk.yandex.by/d/3673InW5gAHVUA/NARB_1569_1_97/NARB_LA_1569_1_97_000_001.jpg.
15. Несцяровiч П. Падпольшчыкi. «Уперад», №33, 16 сакавiка 1965г. (г.Чэрвень).
16. Карповiч С. Яны былi першымi. «Сцяг Ленiна», №54, 14 мая 1970г.
17. Іосіф Сакалоўскі. У бой іду камуністам. «Сцяг Ленiна» №58, 14 мая 1974г.
18. Рыбачонак У. Плячо ў плячо з мужчынамі. «Сцяг Ленiна», №123, 16 кастрычнiка, 1975г.
19. Зяленсккi В.А. Нiцi вядуць у Беразiно. «Сцяг Ленiна», №10-11, 14-16, 23, 25 студзеня, 1,3, 6 лютага 1979г.
20. Антанiна Мядзведкая (Шунейка). Пяцёра патрыётаў. Маяк Прыдняпроўя. №88, 89, 28, 31 лiпеня 1979г.
21. Антанiна Мядзведкая (Шунейка). Справа ўсяго жыцця. Маяк Прыдняпроўя. №129, 28 кастрычнiка 1980г.
22. В.Лацянкова. Клiч памяцi. Магілёўская праўда. №146, 26 лiпеня 1980г.
23. А.Медведская Крик в огне. Красный Север. №77, 3 апреля 1985г. — www.booksite.ru/krassever/1985/1985_77.pdf.
24. Вiктар Барушка. Сын Бярэзанi. «Сцяг Ленiна», №32, 33 – 14, 16 сакавiка 1991г.
25. Насульская Н. Паўстагоддзя разам. «Сцяг Ленiна», №21, 16 студзеня 1991г.
26. Бычкоўскі Аляксандр. Святкаванне Дня Рэспублiкi ў Беразiно. «Сцяг Ленiна», №51, 8 лiпеня 1998г.
27. Шунейка. Гансовская. Хто яны? (сведчаць дакументы i людзi, якiя ведал iх i сустракалiся з iмi). Сцяг Ленiна. 22 жніўня 1998 г.
28. Зборнік лістовак усенароднай партызанскай барацьбы ў Беларусі ў гады Вялікай Айчыннай вайны (1941-1944 гг.) / Ін-т гісторыі партыі ЦК КП(б) Беларусі — філ. Ін-та Маркса — Энгельса — Леніна пры ЦК ВКП(б) Мн.: Дзярж. выд-ва БССР, 1952.
29. Соколовский Иосиф Петрович. Мы выстояли. Зб-к: Вела нас партия. Мн. Изд. «Беларусь», 1984, С.312-325.
30. Дербан Н.Л. 50 лет КПСС. Рукопись (машинопись) на 37 стр.
31. Макаров И.Н. Живая земля: записки секретаря обкома партии. Мн. Изд. «Беларусь», 1985. С.77-75.
32. Мартысюк П.Г. С оружием в руках. Мн. Изд. «Беларусь». 1985.
33. Лаптёнок Н.Д. От меча и погибнет. Мн. «Харвест», 2009. С.122-123.

31 августа 2022 года