ЗА ПОРОГОМ ПОБЕДЫ / «Главные фашисты – это коммунисты...», говорил милиционер-фронтовик из минского конного эскадрона милиции Михаил Прокопчик в кругу семьи
Андрей ТИСЕЦКИЙ — СЫЩИК от ИСТОРИИ
«Беларуское историко-детективное агентство»
В редакции 27 марта 2021 года
Настоящим,
вымершим как динозавры,
стражам правопорядка
(а именно, прав и законных интересов граждан)
ПОСВЯЩАЕТСЯ
В номере за 20 мая 2013 года газеты «Новы час» была опубликована статья моего коллеги по историко-краеведческому цеху Игоря Мельникова «Гісторыя аднаго міліцыянера-франтавіка, які змагаўся супраць «лясных братоў» на Бабруйшчыне» — Your text to link...
В центре повествования была приведена биография кличевского милиционера Георгия Федотовича Демьянова, который принимал непосредственное участи в ликвидации антисоветского отряда Александра Аношко, действовавшего в послевоенные годы на на пограничье Кличевского, Быховского, Кировского, Осиповичского районов послевоенной Бобруйской области (1944-1954) и Березинского района Минской.
Фото: милиционер Демьянов Г.Ф. 1943г.
Следует отметить, что участковый уполномоченный Кличевского РОМ Демьянов был родом из России, в Беларуси оказался по воле случая и его личностное отношение к происходившим тогда событиям (которым я также уделил свое исследовательское внимание в работе «ЛИКВИДАЦИЯ ПО-БЕЛАРУСКИ /Историко-криминологическое исследование/ Часть I. Страсти вокруг атамана — антисоветчика Александра Аношко» — Your text to link...) можно считать официальной позицией как тогдашней советской власти в БССР так и нынешнего беларусского МВД РБ, но уж никак не всех беларуских милиционеров того периода нашей истории. И, в первую очередь, из числа местных уроженцев.
Фото: милиционеры Кличевского РОМ. 2-я пол.1940-х гг.
И в этой связи, хочу привести краткое жизнеописание именно такого милиционера-фронтовика Прокопчика М.П., изложенное мне году в 2016-м со слов его дочери Татьяны Михайловны Антроповой, уроженки послевоенного Минска, много лет проработавшей экскурсионным гидом в г.Борисове...
Михаил Прокопович Прокопчик родился в 1924 году на хуторе Дули нынешнего Воротынского сельсовета Бобруйского района возле железнодорожной станции Омельня. Родители его были из числа первых христиан баптистов в Беларуси.
Отец Михаила, Прокоп Денисович, стал баптистом во время Первой Мировой войны. В лагерь военнопленных российской императорской армии в местечке Понары под Вильно (по другой версии – под Варшавой в Польше) заглянули миссионеры из Америки. Прокоп потом вспоминал, что его особенно впечатлило то, что они были очень благожелательны, не ругались, не сквернословили и не отзывались плохо о людях. Бывший солдат крестился на новый лад, а когда вернулся домой, склонил к новой вере и жену из шляхецкого рода Пушкиных (по семейной легенде принадлежавшего к бобруйской ветви рода великого российского поэта), которая потом частого говорила, что «православие – это казенная вера». Так они стали баптистами, или, как говорили в народе, нововерами.
С красного угла деревенской хаты сняли иконы, отдали их православным соседям, а место, где они стояли, заняла Библия, изданная в Нью-Йорке в 1903 году, которую из плена привез Прокоп. Друг друга муж и жена Прокопчиков уважительно называли гаспадар/ гаспадыня. В семье родилось четверо детей. Старому солдату-саперу потом еще дважды пришлось повоевать: на советско-финской и советско-германской. Весной 1945-го он разминировал рейхсканцелярию в Берлине, откуда привез потом интересную трофейную ложку на память.
Осенью 1941-го семья пекла хлеб, который вместе с салом мать Михаила отнесла военнопленным красноармейцам в Бобруйский лагерь. После войны в деревнях Воротынского сельсовета не было ни одного дома, куда не пришла бы похоронка, кроме дома Прокопчиков с Дулей.
Перед войной после окончания семилетней школы Михаил Прокопович поступил в железнодорожный техникум в Ленинграде, где учился на машиниста паровоза. Оставался год учебы, после чего свершилась бы его мечта.
За неделю до начала войны семья получила письмо, в котором он уведомлял про успешную сдачу экзаменов и направление в город Чудов на практику. Там, в Чудове, и его и застигла война. Пешком с друзьями Михаил добрался до Ленинграда и, накинув себе год, записался в народное ополчение. Оборонял Ленинград со стороны Лодожского озера. Весной 1942 года, окончательно отощавшего, его, совершенного доходягу, вывезли по льду озера в советский тыл в г.Дзержинск Николаевской области. Чуть позже он был зачислен в танковую учебную часть в Новгороде. Через полгода учебы на механика-водителя, в 1943 году Михаил Прокопчик снова попал на фронт.
Воевал в танковой разведке. В составе 5-го танкового корпуса генерала Ротмистрова (будущего Главного маршала бронетанковых войск СССР) участвовал в битве на Курской дуге под Прохоровкой, взятии Прибалтики, Кенигсберга, а в августе 1945-го в войне с японцами в китайской Манчжурии. Судьба была великодушной к беларускому хлопцу из-под Бобруйска. Он пережил три экипажа своего танка, и только в самом конце Второй Мировой войны, форсируя горные перевалы Большого Хингана в августе 1945-го, был тяжело ранен и пролежал в подбитом танке около суток, пока его не обнаружили и не переправили в госпиталь. До конца 1946 года, до самой своей демобилизации, он там и провалялся. За войну приобрел астму, а за взятие Кенигсберга получил медалью «За отвагу».
Про войну, как настоящий, а не фейковый «парадный ветеран», с головы до ног обвешанный юбилейными побрякушками, солдат вспоминать не любил. Как-то на настойчивую просьбу дочери рассказать какой-нибудь военный эпизод, он не выдержал и ответил:
— Представь себе, что твой танк стал и не может дальше ехать. Не потому что подбит, не потому что утопает в грязи, а потому что на траки намотаны множества мертвых людских тел, застрявших между колесами и гусеницами. Руки, ноги, внутренности, кишки и их содержимое, мозги, кровь…
После этого дочери как отрезало. До нее начало доходить, что война – это страшно. Это не плакатные лукавые лозунги от кабинетных привластных проходимцем-идеологов, как например, «мы за ценой не постоим».
После демобилизации из рядов Советской Армии, Михаил Пархомчик поступил на службу в милицию Бобруйской области, существовавшей в 1944-1954гг. Был задействован в малоизвестном локальном послевоенном вооруженном противостоянии местного населения с советской властью, что имело место на территории бывшей Кличевской партизанской зоны и пограничных районах.
Квартировали тогда, командированные в бывшую партизанскую зону, бобруйские милиционеры в Долговском сельсовете Кличевского района, что на границе с Березинским и Быховским. Участвовали вместе с солдатами в войсковых операциях по прочесыванию местных лесных массивов.
Фото: военнослужащие оперативных войск НКВД, задействованные операциях по ликвидации «лесных братьев» на Бобруйщине
Фото: бобруйские милиционеры. Нач. 1950-х гг.
И вот как-то во время проведения одной из них в районе то ли д.Журовок, то ли Воловни Березинского района, в урочище Горожня или Угальня (неточно – А.Т.), Михаил Прокопчик наткнулся на двух молодых парней, которые спали на земле, накрывшись немецкой плащ-палаткой.
Милиционер наставил на них автомат и стал будить.
— Хлопцы, вставайте!
Те подскочили. Оружия при них не было.
— Хто такiя? Палiцаi? Адкуль самi? – спросил у них Михаил.
В ответ услышал:
— Неа. У савецкае войска не хочам iсцi… Бацькоу няма. Самi з вескi Закупленне (Кличевский район).
А ну рукі пакажыце!
Те протягивают. Смотрит Михаил на них и по характерным признакам видит, что хлопцы имели дело с оружием и недавно стреляли. А, следовательно, наткнулся она местных «лесных братьев». И оружие у них где-то припрятано. Отпустить их он не мог, т.к. совсем рядом были его коллеги и отцы-командиры и их все равно бы обнаружили. Тогда милиционер сделал то, что было в его силах. Он отвел задержанных к своему начальству, но солгал, доложив, что это простые уклонисты от призыва в Советскую Армию.
Следует сказать, что беларуская деревня Закупленье находится в трех километрах от старообрядческой деревни Звальня Долговского сельсовета, где проживала тогда невеста милиционера. На суде потом звальненцы так же, как и Прокопчик, «свидетельствовали», что задержанные хлопцы не были бандитами и поэтому получили они минимальный срок ИТЛ. К слову, в 1944-м из той же Звальни полевой военкомат фактически загреб в Красную Армию 26 хлопцев-боровичков. И их необученных кинули на сильно укрепленный немцами Гумбиненский рубеж, где почти все они и погибли…
Из рассказа Татьяны Михайловны Антроповой (Прокопчик) следует, что основал Звальню, выкупив землю у местной пани Верейской полтора века назад ее прадед по матери, Афанасий Нерушев, сам родом из села Скриплица, что вместе с деревней Капустино того же Кировского района являлись в свое время центрами старообрядцев-беспоповцев на Могилевщине. Долгое время славились звальненцы в округе как первоклассные бондари. Мать, Екатерина Ивановна Неруш, была 1929 года рождения.
Был в истории Звальни один военный эпизод чудесного спасения времен гитлеровской оккупации, когда все они должны были умереть страшной смертью, но только волею проведения этого не произошло.
9 сентября 1942 года возле Звальни партизаны из засады застрелили немца, который ехал из Долгого в Чечевичи на велосипеде.
На второй день после этого, 11 сентября на день Усекновения Иона Крестителя в деревню нагрянули «народники» из бывших советских военнопленных на службе у гитлеровцев, которые стали сгонять всех жителей деревни в колхозное гумно, которое раньше принадлежало отцу будущей жены Михаила Прокопчика, Агафону Семенову Нерушу, бывшему солдату Первой Мировой войны, который в 1914-м вернулся с нее инвалидом без одной ноги.
С собой звальненцы несли семена, иконы, церковные книги. Возглавляла процессию Марфа Варивошка («Попиха»), мужа которой в период коллективизации сослали на Соловки, где он и сгинул. После этого она взяла на себя обязанности по организации церковных обрядов, которые до этого исполнял ее супруг.
Народники-каратели заперли гумно, подперли его снаружи и подпалили. На пороге скорой встречи с богом, Марфа запела псалмы и все звальненцы подхватили это песнопение.
Уже начала сыпаться с крыши горящая солома, и вдруг открываются двери гумна и слышится приказ всем выходить. Сначала вышла Марфа, потом старые деды, а следом и все остальные. Вышли и видят, что все дома кругом пылают.
Офицер народников спрашивает:
— Кто вы такие, что так хорошо поете?
Узнав, что они старообрядцы, офицер сказал:
— А, вы мученики за веру. Молитесь за меня и за этот день (своего второго рождения)…
Долго потом обездоленные, но оставшиеся в живых звальненцы ютились в вырытых на скорую руку землянках.
Справочно:
Командование группы армий «Центр» 1 июня 1942 года сформировало в Бобруйске 1-й Восточный добровольческий полк в составе двух батальонов — «Березина» и «Днепр» (с сентября – 601-й и 602-й восточные батальоны) — общей численностью свыше 1 тысячи солдат и офицеров. Формировать этот полк немцам помогали бывшие белогвардейские офицеры-эмигранты. Один из них, подполковник Н. Г. Яненко (Янецкий) был назначен командиром части. К 20 июня в Бобруйске был сформирован запасной батальон, готовивший пополнение для батальонов «Березина» и «Днепр». К концу 1942 года он был развернут в полк трехбатальонного состава. Кроме того, здесь были сформированы восточный батальон «Припять» (604-й), кавалерийский эскадрон и несколько артиллерийских батарей. При запасном полку действовала офицерская школа.
В отличие от большинства восточных частей, командный состав батальонов «Березина», «Днепр» и «Припять» комплектовался из числа бывших советских офицеров, а немецкий персонал был представлен офицерами связи при штабах полка и батальонов и инструкторами в ротах. Для координации действий восточных частей в группах армий и армиях Восточного фронта были созданы штабы командующих восточными войсками особого назначения (Osttruppen zum besondere Verfügung — z. b. V. ).
Подразделения полка активно использовались гитлеровскими оккупантами в антипартизанских акциях на Бобруйщине.
Фото из бобуйской газеты времен гитлеровской оккупации «Новый путь»
В архиве Татьяны Михайловны Антроповой сохранилось одно интересное деревенское фото, датированное 1950-м годом. Хоронят девушку Татьяну. Обряд исполняет Марфа Варивошка (с крестом). Слева от нее, за молодицей с ребенком на руках, стоит с иконописным лицом дочь «Попихи» Лепестинья, с книгой-молитвенником в руках.
В 1948-м Михаил Прокопчик женился на Екатерине Неруш, и осенью этого же года они переехали в Минск, где бывший фронтовик стал служить в воссозданном заново (существовал до войны) отдельном кавалерийском эскадроне (впоследствии – дивизионе) Минской городской милиции под руководством П.Н Гинзбурга. Дослужился до звания старшины.
Фото: милиционер кавэксадрона Михаил Прокопчик в парадной униформе. На погонах каалерийские эмблемы. 1948г.
Фото: Гинзбург П.Н. в повседневной униформе. Конец 1940-х гг.
Первые годы семья ютилась в землянке на краю болота в районе будущего магазина «Богатырь» по ул.Горького (сейчас М.Богдановича). Потом, в 1950-х пленные немцы возвели там двухэтажные бараки для семей работников милиции минского городского управления милиции. Прокопчики проживали в одном из них до 1967 года.
Фото: татьяна Михайловна Антропова. Нач. 1950-х гг.
Вместе с Михаилом служили в кавэскадроне милиционеры Синицин, Свиридович, Викторович, Коблан, Вашкевич, Харитоненко, Осадчий (родом из Радошковичей), Головко и др.
Фото: милиционеры кавэскадрона конной милиции г.Минска. Конец 1940-х гг.
А это уже 1950-е гг.:
Михаил Прокопович хотя и был человеком добрым и деликатным, но характер имел вспыльчивый. Из-за этого, да своей прямоты и правдолюбства даже как-то круто поругался со своим начальником Гинзбургом. За это был отправлен им на милицейскую гауптвахту, что размещалась на площади Свободы на территории бывшего бернардинского мужского монастыря. Жена с дочерью потом носили ему туда свежие портянки, мыло, бритвенный прибор.
Фото: Гинзбург П.Н. 1950-е гг.
А в 1956-м после знаменитого XX съезда компартии СССР, была объявлена политическая амнистия, по которой вышли на свободу и двое прикрытых Прохорчиком хлопцев из д.Закупленье. Узнав в Звальне его минский адрес, они приехали в столицу, чтобы отблагодарить. Купили колбасы, конфет, пряников для детей и «столичной» для взрослых, и нагрянули в гости. Хозяева накрыли на стол, а нежданные гости остались у них до самого утра.
Как вспоминает дочь, отец, в тайне от соседей, любил слушать передачи «Радио Свобода» и «Голос Америки», которые с 50-х годов прошлого века являлись такими же источниками информационной правды в СССР, как нынешний «Стране для жизни сами знаете кого» интернет и телеграмм каналы. Для этого через окно закидывал импровизированную проволочную антенну на водосточную трубу. В кругу семьи милиционер неоднократно заявлял, что: «главные фашисты – это коммунисты. Немцы уничтожали чужие народы, а эти все больше свой».
Фото: Минск 1968 г.
Знаменитое хрущевское сокращение Советской Армии и спецслужб 1960-го года на 1,2 млн человек, с одной стороны, конечно же сократило налоговую нагрузку на работающих граждан, однако в краткосрочном периоде вызвало всплеск безработицы, особенно массовой в крупных промышленных центрах.
К этому можно прибавить и, в целом, неудачные результаты экспериментов в сельском хозяйстве (освоение целины и «кукурузная» компания), в результате чего хлеб и мука стали исчезать с полок магазинов. Сам хлеб во многих местах стал суррогатным с изрядной примесью муки из того же гороха, например, был невкусным и товарный вид имел только в свежеиспеченном виде. Потом корка затвердевала, а изнутри хлеб просто рассыпался в муку.
В 1962-м году в Минске люди по утру где-нигде находили на заборах, или деревянных строениях прибитые гвоздями батоны, рядом с которыми было выведена надпись: «РУССКОЕ ЧУДО». Милиция сбивалась с ног, совершала целые рейды, чтобы обнаружить «диверсантов». Правда, как будто, безрезультатно. Бывало и Михаил Прокопчик приносил домой со службы такие «трофеи», об обнаружении которых он своему начальству не заявлял. Шли они потом на корм свиньям.
Как в свое время в 1930-е гг. бывших красных кавалеристов переводили на службу в создававшиеся танковые войска, так после расформирования отдельного кавалерийского дивизиона г.Минска уже наоборот бывший танкист и кавалерист перешел на службу в госавтоинспекцию.
После того, как был снят с должности Первый секретарь компартии СССР Никита Хрущев, а его место занял Леонид Брежнев, Михаил Пархомчик стал дежурить на посту ГАИ на въезде/выезде из Минска на Слуцком шоссе. На том посту он нес службу несколько лет подряд. Из того периода биографии отца дочь, шутя, вспоминала как батька «брал взятки» :-)
Был у него знакомый шофер, который по осени в сезон возил в Минск карпа из какого-то пристоличного рыбхоза. И проезжая мимо милицейского поста своего приятеля, всегда останавливался рядом. И если тот дежурил, то вылавливал ему из цистерны 1-2 рыбины. Вот такие «грандиозные» масштабы коррупции имела тогдашняя милиция БССР! Не чета нынешней, которые «служат закону, народу, айчыне» :-(
Прослужив в милиции 25 лет до пенсии, Михаилу Прокопчику не суждено было попользоваться ее благами. Сказались перенесенное в войну ранение и заработанная на ней болезнь легких.
Умер он в 1981 году, в возрасте 56 лет, оставив о себе добрую память среди родных и, знавших его, простых людей.
Какую память о себе оставят нынешние беларуские «стражи порядка», вопрос открытый.
14 марта 2021 года
«Беларуское историко-детективное агентство»
В редакции 27 марта 2021 года
Настоящим,
вымершим как динозавры,
стражам правопорядка
(а именно, прав и законных интересов граждан)
ПОСВЯЩАЕТСЯ
В номере за 20 мая 2013 года газеты «Новы час» была опубликована статья моего коллеги по историко-краеведческому цеху Игоря Мельникова «Гісторыя аднаго міліцыянера-франтавіка, які змагаўся супраць «лясных братоў» на Бабруйшчыне» — Your text to link...
В центре повествования была приведена биография кличевского милиционера Георгия Федотовича Демьянова, который принимал непосредственное участи в ликвидации антисоветского отряда Александра Аношко, действовавшего в послевоенные годы на на пограничье Кличевского, Быховского, Кировского, Осиповичского районов послевоенной Бобруйской области (1944-1954) и Березинского района Минской.
Фото: милиционер Демьянов Г.Ф. 1943г.
Следует отметить, что участковый уполномоченный Кличевского РОМ Демьянов был родом из России, в Беларуси оказался по воле случая и его личностное отношение к происходившим тогда событиям (которым я также уделил свое исследовательское внимание в работе «ЛИКВИДАЦИЯ ПО-БЕЛАРУСКИ /Историко-криминологическое исследование/ Часть I. Страсти вокруг атамана — антисоветчика Александра Аношко» — Your text to link...) можно считать официальной позицией как тогдашней советской власти в БССР так и нынешнего беларусского МВД РБ, но уж никак не всех беларуских милиционеров того периода нашей истории. И, в первую очередь, из числа местных уроженцев.
Фото: милиционеры Кличевского РОМ. 2-я пол.1940-х гг.
И в этой связи, хочу привести краткое жизнеописание именно такого милиционера-фронтовика Прокопчика М.П., изложенное мне году в 2016-м со слов его дочери Татьяны Михайловны Антроповой, уроженки послевоенного Минска, много лет проработавшей экскурсионным гидом в г.Борисове...
Михаил Прокопович Прокопчик родился в 1924 году на хуторе Дули нынешнего Воротынского сельсовета Бобруйского района возле железнодорожной станции Омельня. Родители его были из числа первых христиан баптистов в Беларуси.
Отец Михаила, Прокоп Денисович, стал баптистом во время Первой Мировой войны. В лагерь военнопленных российской императорской армии в местечке Понары под Вильно (по другой версии – под Варшавой в Польше) заглянули миссионеры из Америки. Прокоп потом вспоминал, что его особенно впечатлило то, что они были очень благожелательны, не ругались, не сквернословили и не отзывались плохо о людях. Бывший солдат крестился на новый лад, а когда вернулся домой, склонил к новой вере и жену из шляхецкого рода Пушкиных (по семейной легенде принадлежавшего к бобруйской ветви рода великого российского поэта), которая потом частого говорила, что «православие – это казенная вера». Так они стали баптистами, или, как говорили в народе, нововерами.
С красного угла деревенской хаты сняли иконы, отдали их православным соседям, а место, где они стояли, заняла Библия, изданная в Нью-Йорке в 1903 году, которую из плена привез Прокоп. Друг друга муж и жена Прокопчиков уважительно называли гаспадар/ гаспадыня. В семье родилось четверо детей. Старому солдату-саперу потом еще дважды пришлось повоевать: на советско-финской и советско-германской. Весной 1945-го он разминировал рейхсканцелярию в Берлине, откуда привез потом интересную трофейную ложку на память.
Осенью 1941-го семья пекла хлеб, который вместе с салом мать Михаила отнесла военнопленным красноармейцам в Бобруйский лагерь. После войны в деревнях Воротынского сельсовета не было ни одного дома, куда не пришла бы похоронка, кроме дома Прокопчиков с Дулей.
Перед войной после окончания семилетней школы Михаил Прокопович поступил в железнодорожный техникум в Ленинграде, где учился на машиниста паровоза. Оставался год учебы, после чего свершилась бы его мечта.
За неделю до начала войны семья получила письмо, в котором он уведомлял про успешную сдачу экзаменов и направление в город Чудов на практику. Там, в Чудове, и его и застигла война. Пешком с друзьями Михаил добрался до Ленинграда и, накинув себе год, записался в народное ополчение. Оборонял Ленинград со стороны Лодожского озера. Весной 1942 года, окончательно отощавшего, его, совершенного доходягу, вывезли по льду озера в советский тыл в г.Дзержинск Николаевской области. Чуть позже он был зачислен в танковую учебную часть в Новгороде. Через полгода учебы на механика-водителя, в 1943 году Михаил Прокопчик снова попал на фронт.
Воевал в танковой разведке. В составе 5-го танкового корпуса генерала Ротмистрова (будущего Главного маршала бронетанковых войск СССР) участвовал в битве на Курской дуге под Прохоровкой, взятии Прибалтики, Кенигсберга, а в августе 1945-го в войне с японцами в китайской Манчжурии. Судьба была великодушной к беларускому хлопцу из-под Бобруйска. Он пережил три экипажа своего танка, и только в самом конце Второй Мировой войны, форсируя горные перевалы Большого Хингана в августе 1945-го, был тяжело ранен и пролежал в подбитом танке около суток, пока его не обнаружили и не переправили в госпиталь. До конца 1946 года, до самой своей демобилизации, он там и провалялся. За войну приобрел астму, а за взятие Кенигсберга получил медалью «За отвагу».
Про войну, как настоящий, а не фейковый «парадный ветеран», с головы до ног обвешанный юбилейными побрякушками, солдат вспоминать не любил. Как-то на настойчивую просьбу дочери рассказать какой-нибудь военный эпизод, он не выдержал и ответил:
— Представь себе, что твой танк стал и не может дальше ехать. Не потому что подбит, не потому что утопает в грязи, а потому что на траки намотаны множества мертвых людских тел, застрявших между колесами и гусеницами. Руки, ноги, внутренности, кишки и их содержимое, мозги, кровь…
После этого дочери как отрезало. До нее начало доходить, что война – это страшно. Это не плакатные лукавые лозунги от кабинетных привластных проходимцем-идеологов, как например, «мы за ценой не постоим».
После демобилизации из рядов Советской Армии, Михаил Пархомчик поступил на службу в милицию Бобруйской области, существовавшей в 1944-1954гг. Был задействован в малоизвестном локальном послевоенном вооруженном противостоянии местного населения с советской властью, что имело место на территории бывшей Кличевской партизанской зоны и пограничных районах.
Квартировали тогда, командированные в бывшую партизанскую зону, бобруйские милиционеры в Долговском сельсовете Кличевского района, что на границе с Березинским и Быховским. Участвовали вместе с солдатами в войсковых операциях по прочесыванию местных лесных массивов.
Фото: военнослужащие оперативных войск НКВД, задействованные операциях по ликвидации «лесных братьев» на Бобруйщине
Фото: бобруйские милиционеры. Нач. 1950-х гг.
И вот как-то во время проведения одной из них в районе то ли д.Журовок, то ли Воловни Березинского района, в урочище Горожня или Угальня (неточно – А.Т.), Михаил Прокопчик наткнулся на двух молодых парней, которые спали на земле, накрывшись немецкой плащ-палаткой.
Милиционер наставил на них автомат и стал будить.
— Хлопцы, вставайте!
Те подскочили. Оружия при них не было.
— Хто такiя? Палiцаi? Адкуль самi? – спросил у них Михаил.
В ответ услышал:
— Неа. У савецкае войска не хочам iсцi… Бацькоу няма. Самi з вескi Закупленне (Кличевский район).
А ну рукі пакажыце!
Те протягивают. Смотрит Михаил на них и по характерным признакам видит, что хлопцы имели дело с оружием и недавно стреляли. А, следовательно, наткнулся она местных «лесных братьев». И оружие у них где-то припрятано. Отпустить их он не мог, т.к. совсем рядом были его коллеги и отцы-командиры и их все равно бы обнаружили. Тогда милиционер сделал то, что было в его силах. Он отвел задержанных к своему начальству, но солгал, доложив, что это простые уклонисты от призыва в Советскую Армию.
Следует сказать, что беларуская деревня Закупленье находится в трех километрах от старообрядческой деревни Звальня Долговского сельсовета, где проживала тогда невеста милиционера. На суде потом звальненцы так же, как и Прокопчик, «свидетельствовали», что задержанные хлопцы не были бандитами и поэтому получили они минимальный срок ИТЛ. К слову, в 1944-м из той же Звальни полевой военкомат фактически загреб в Красную Армию 26 хлопцев-боровичков. И их необученных кинули на сильно укрепленный немцами Гумбиненский рубеж, где почти все они и погибли…
Из рассказа Татьяны Михайловны Антроповой (Прокопчик) следует, что основал Звальню, выкупив землю у местной пани Верейской полтора века назад ее прадед по матери, Афанасий Нерушев, сам родом из села Скриплица, что вместе с деревней Капустино того же Кировского района являлись в свое время центрами старообрядцев-беспоповцев на Могилевщине. Долгое время славились звальненцы в округе как первоклассные бондари. Мать, Екатерина Ивановна Неруш, была 1929 года рождения.
Был в истории Звальни один военный эпизод чудесного спасения времен гитлеровской оккупации, когда все они должны были умереть страшной смертью, но только волею проведения этого не произошло.
9 сентября 1942 года возле Звальни партизаны из засады застрелили немца, который ехал из Долгого в Чечевичи на велосипеде.
На второй день после этого, 11 сентября на день Усекновения Иона Крестителя в деревню нагрянули «народники» из бывших советских военнопленных на службе у гитлеровцев, которые стали сгонять всех жителей деревни в колхозное гумно, которое раньше принадлежало отцу будущей жены Михаила Прокопчика, Агафону Семенову Нерушу, бывшему солдату Первой Мировой войны, который в 1914-м вернулся с нее инвалидом без одной ноги.
С собой звальненцы несли семена, иконы, церковные книги. Возглавляла процессию Марфа Варивошка («Попиха»), мужа которой в период коллективизации сослали на Соловки, где он и сгинул. После этого она взяла на себя обязанности по организации церковных обрядов, которые до этого исполнял ее супруг.
Народники-каратели заперли гумно, подперли его снаружи и подпалили. На пороге скорой встречи с богом, Марфа запела псалмы и все звальненцы подхватили это песнопение.
Уже начала сыпаться с крыши горящая солома, и вдруг открываются двери гумна и слышится приказ всем выходить. Сначала вышла Марфа, потом старые деды, а следом и все остальные. Вышли и видят, что все дома кругом пылают.
Офицер народников спрашивает:
— Кто вы такие, что так хорошо поете?
Узнав, что они старообрядцы, офицер сказал:
— А, вы мученики за веру. Молитесь за меня и за этот день (своего второго рождения)…
Долго потом обездоленные, но оставшиеся в живых звальненцы ютились в вырытых на скорую руку землянках.
Справочно:
Командование группы армий «Центр» 1 июня 1942 года сформировало в Бобруйске 1-й Восточный добровольческий полк в составе двух батальонов — «Березина» и «Днепр» (с сентября – 601-й и 602-й восточные батальоны) — общей численностью свыше 1 тысячи солдат и офицеров. Формировать этот полк немцам помогали бывшие белогвардейские офицеры-эмигранты. Один из них, подполковник Н. Г. Яненко (Янецкий) был назначен командиром части. К 20 июня в Бобруйске был сформирован запасной батальон, готовивший пополнение для батальонов «Березина» и «Днепр». К концу 1942 года он был развернут в полк трехбатальонного состава. Кроме того, здесь были сформированы восточный батальон «Припять» (604-й), кавалерийский эскадрон и несколько артиллерийских батарей. При запасном полку действовала офицерская школа.
В отличие от большинства восточных частей, командный состав батальонов «Березина», «Днепр» и «Припять» комплектовался из числа бывших советских офицеров, а немецкий персонал был представлен офицерами связи при штабах полка и батальонов и инструкторами в ротах. Для координации действий восточных частей в группах армий и армиях Восточного фронта были созданы штабы командующих восточными войсками особого назначения (Osttruppen zum besondere Verfügung — z. b. V. ).
Подразделения полка активно использовались гитлеровскими оккупантами в антипартизанских акциях на Бобруйщине.
Фото из бобуйской газеты времен гитлеровской оккупации «Новый путь»
В архиве Татьяны Михайловны Антроповой сохранилось одно интересное деревенское фото, датированное 1950-м годом. Хоронят девушку Татьяну. Обряд исполняет Марфа Варивошка (с крестом). Слева от нее, за молодицей с ребенком на руках, стоит с иконописным лицом дочь «Попихи» Лепестинья, с книгой-молитвенником в руках.
В 1948-м Михаил Прокопчик женился на Екатерине Неруш, и осенью этого же года они переехали в Минск, где бывший фронтовик стал служить в воссозданном заново (существовал до войны) отдельном кавалерийском эскадроне (впоследствии – дивизионе) Минской городской милиции под руководством П.Н Гинзбурга. Дослужился до звания старшины.
Фото: милиционер кавэксадрона Михаил Прокопчик в парадной униформе. На погонах каалерийские эмблемы. 1948г.
Фото: Гинзбург П.Н. в повседневной униформе. Конец 1940-х гг.
Первые годы семья ютилась в землянке на краю болота в районе будущего магазина «Богатырь» по ул.Горького (сейчас М.Богдановича). Потом, в 1950-х пленные немцы возвели там двухэтажные бараки для семей работников милиции минского городского управления милиции. Прокопчики проживали в одном из них до 1967 года.
Фото: татьяна Михайловна Антропова. Нач. 1950-х гг.
Вместе с Михаилом служили в кавэскадроне милиционеры Синицин, Свиридович, Викторович, Коблан, Вашкевич, Харитоненко, Осадчий (родом из Радошковичей), Головко и др.
Фото: милиционеры кавэскадрона конной милиции г.Минска. Конец 1940-х гг.
А это уже 1950-е гг.:
Михаил Прокопович хотя и был человеком добрым и деликатным, но характер имел вспыльчивый. Из-за этого, да своей прямоты и правдолюбства даже как-то круто поругался со своим начальником Гинзбургом. За это был отправлен им на милицейскую гауптвахту, что размещалась на площади Свободы на территории бывшего бернардинского мужского монастыря. Жена с дочерью потом носили ему туда свежие портянки, мыло, бритвенный прибор.
Фото: Гинзбург П.Н. 1950-е гг.
А в 1956-м после знаменитого XX съезда компартии СССР, была объявлена политическая амнистия, по которой вышли на свободу и двое прикрытых Прохорчиком хлопцев из д.Закупленье. Узнав в Звальне его минский адрес, они приехали в столицу, чтобы отблагодарить. Купили колбасы, конфет, пряников для детей и «столичной» для взрослых, и нагрянули в гости. Хозяева накрыли на стол, а нежданные гости остались у них до самого утра.
Как вспоминает дочь, отец, в тайне от соседей, любил слушать передачи «Радио Свобода» и «Голос Америки», которые с 50-х годов прошлого века являлись такими же источниками информационной правды в СССР, как нынешний «Стране для жизни сами знаете кого» интернет и телеграмм каналы. Для этого через окно закидывал импровизированную проволочную антенну на водосточную трубу. В кругу семьи милиционер неоднократно заявлял, что: «главные фашисты – это коммунисты. Немцы уничтожали чужие народы, а эти все больше свой».
Фото: Минск 1968 г.
Знаменитое хрущевское сокращение Советской Армии и спецслужб 1960-го года на 1,2 млн человек, с одной стороны, конечно же сократило налоговую нагрузку на работающих граждан, однако в краткосрочном периоде вызвало всплеск безработицы, особенно массовой в крупных промышленных центрах.
К этому можно прибавить и, в целом, неудачные результаты экспериментов в сельском хозяйстве (освоение целины и «кукурузная» компания), в результате чего хлеб и мука стали исчезать с полок магазинов. Сам хлеб во многих местах стал суррогатным с изрядной примесью муки из того же гороха, например, был невкусным и товарный вид имел только в свежеиспеченном виде. Потом корка затвердевала, а изнутри хлеб просто рассыпался в муку.
В 1962-м году в Минске люди по утру где-нигде находили на заборах, или деревянных строениях прибитые гвоздями батоны, рядом с которыми было выведена надпись: «РУССКОЕ ЧУДО». Милиция сбивалась с ног, совершала целые рейды, чтобы обнаружить «диверсантов». Правда, как будто, безрезультатно. Бывало и Михаил Прокопчик приносил домой со службы такие «трофеи», об обнаружении которых он своему начальству не заявлял. Шли они потом на корм свиньям.
Как в свое время в 1930-е гг. бывших красных кавалеристов переводили на службу в создававшиеся танковые войска, так после расформирования отдельного кавалерийского дивизиона г.Минска уже наоборот бывший танкист и кавалерист перешел на службу в госавтоинспекцию.
После того, как был снят с должности Первый секретарь компартии СССР Никита Хрущев, а его место занял Леонид Брежнев, Михаил Пархомчик стал дежурить на посту ГАИ на въезде/выезде из Минска на Слуцком шоссе. На том посту он нес службу несколько лет подряд. Из того периода биографии отца дочь, шутя, вспоминала как батька «брал взятки» :-)
Был у него знакомый шофер, который по осени в сезон возил в Минск карпа из какого-то пристоличного рыбхоза. И проезжая мимо милицейского поста своего приятеля, всегда останавливался рядом. И если тот дежурил, то вылавливал ему из цистерны 1-2 рыбины. Вот такие «грандиозные» масштабы коррупции имела тогдашняя милиция БССР! Не чета нынешней, которые «служат закону, народу, айчыне» :-(
Прослужив в милиции 25 лет до пенсии, Михаилу Прокопчику не суждено было попользоваться ее благами. Сказались перенесенное в войну ранение и заработанная на ней болезнь легких.
Умер он в 1981 году, в возрасте 56 лет, оставив о себе добрую память среди родных и, знавших его, простых людей.
Какую память о себе оставят нынешние беларуские «стражи порядка», вопрос открытый.
14 марта 2021 года
4 комментария
Со стороны Ладожского озера? Где конкретно?
На протяжении 60км береговой черты фронта не было. Это была самая спокойная служба рядом с Питером. Но питание было вполне себе — фронтовое. По сравнению с питанием простых питерских людей очень хорошее.
Кто не верит — смотрим здесь.
То, что питерцы просились добровольцами на фронт только из-за пайки — правда. Я это слышал от самих питерцев, которым повезло уцелеть.
Экстрасенс? Можно увидеть синяк на плече — у самого такие были. Но как по рукам определить? Он что, парафиновую пробу в полевых условиях делал? И как мент определил что это именно «лесные братья»? Это могли быть просто уклонисты, как они и сказали, могли быть беглые уголовники и НЕ уголовники, просто бомжи.
Думаю, всё было значительно проще. Молодой парень попал на фронт и увидел что ни его жизнь, ни жизнь его товарищей не стоит и ломаного гроша. Между двух огней — впереди немцы, а позади НКВДшник — хозяин жизни, понял боец что для того чтобы выжить и чуть-чуть возвысится нужно перейти из скотины в пастухи. Что он и сделал, поступив в ментуру.
Как говорил Астафьев в своей книге — вдруг выяснилось что людей, которые готовы стрелять в своих сограждан намного больше чем тех, кто хочет воевать на фронте.
Интересно, что этот мент до конца жизни понимал что делает подлость уже тем, что находится среди этой сволоты. Но следовал аргумент — «вы же понимаете...» и он продолжал быть тем, кто он есть. Не уволился, не перевёлся на какую-то другую работу. Вы же понимаете...
Я не верю в то, что этот мент не был подлецом. У него не было другого выбора. Система была устроена именно так — либо ты сволочь, либо ты больше не мент. Этот прослужил более четверти века и не измазался? Ну-ну…
Мое первое, и единственное, к счастью, столкновение с советской милицией выразилось в случае, когда мы с родителями — я, лет шести и сестра помладше — были приглашены в полпятого утра в милицейский «уазик» для того, что бы довезти нас до вокзала, куда нас родители тянули на руках. Это было просто так, без выдачи паролей и явок…
Ну надо же. Вы такой есть! И у вас точно есть СИЛА.
Что до меня, то моё знакомство с милицией началось лет в одиннадцать с пощёчины и угрозы. Дальше было только хуже.